Маргарита Ротко / Написанные рецензии

Речь невесома.
Музыка пропала
последних обниманий на пороге.
Растёт-цветёт черёмуха в пиале,
пытаясь воздух мимо холки трогать.

На барахолке сброшенных, как точки
с заветной "ё" одёжек - безоружна.
Язычием шалистым между щёчек
захлёбываться.

Из ушных ракушек
два голоса из первобытных ноток
достать.
Смотреть на них.
Шептать: "Пропала,
как музыка".
Скрещать наложно ноги
и притворяться мертвым Боливаром.

И выносить - как мертвая - жужжащий
молитвовый стакашек  - до берлоги
саднящих губ.
И наливать, как в ящик
погибшей чашки, слёзы на пороге.

… шатается черёмуха хотельно.
Сквозняк ей сыт : истома - до оскомы…
Трагическая музыка постели.
Сон  - беспризорен.
Вдохи - невесомы.

http://www.grafomanov.net/files/fileinfo/5526/

//ЗЫ: меня нет

Собакопавлово - http://www.grafomanov.net/poems/view_poem/175999/

мухоморщится - http://www.grafomanov.net/poems/view_poem/216607/

позно-ночница -http://www.grafomanov.net/poems/view_poem/172438/

оврагеть - http://www.grafomanov.net/poems/view_poem/186781/

скреще -
http://www.grafomanov.net/poems/view_poem/229245/

стых адын

Почти романс
http://www.grafomanov.net/poems/view_poem/175999/

... под Марсом в сорок выключенных ватт
спала кровать, помянутая всуе,
как к ночи - страх. Кровать была - канат,
натянутый над бездной поцелуев.

На шпильках кралась ночь - седой толстяк,
лишённый листьев, голоса и пола.
Окно дрожало мнимым мыслям в такт,
и падал снег из пыли с сонных полок.

В подушках, перекроенных по дням,
толкались снами маленькие черти.
Ходили фавны ласкам по пятам,
кололи воздух сотнями мачете

холодных взглядов. Было зябко. Стыл
дыханья бисер. Нежились пожары
всех тех, кто не боялся высоты,
в ладонях, одиноких, словно Шарик,

на улице забытый. Всех святых
несовершенных чемпионов страха
душила простынь, словно жертву - псих,
родившийся в смирительной рубахе.

Собакопавлово хотелось ныть.
Шарахаться. Прикуривать от дебрей
щеки небритой. Но цеплялась нить
спины за спину. Воздух, будто степлер,

прикалывал дыхание к дыха...
Пытался вспыхнуть Марс слезинкой мистик
и, поперхнувшись стоном, затихал
под шёпотом чернильной кляксы, с кисти
небес сорвавшись.

Вздрагивал канат -
носочки были острыми, как чили...
Не спал опустошённый  космонавт-
эквилибрист. Часами ночь сочилась.

Бледнела  бездна на границе губ.
Бродяга-страх ресницы прятал в маску...
Мы засыпали, как остывший суп
на сипе газа, на почти-романсе
чуть тёплой искры.

С полок сыпал снег
оглохшей пыли. Серой-серой ватой
стучалось в раму утро - ласко-сек
железный с алым шёлковым канатом
в грудной печи....

Мол-
чи...

http://www.grafomanov.net/poems/view_poem/252218/

... кто спросил бы, как быть негромко и не-быть - громко? Как смывать с лица оттенки, татуировки, плоскогрудой любви загогулины или тропки неуверенной и умеренной "Не живу"? Мы хотим быть моделями - худенькими, простыми, - чтобы нас, прошедших трубы часов и дыма в одиночестве, безлицые херувимы нарядили в снежинки первые и траву, от которой пахнут веснушками щёки марта... Мы хотим носить каблуки, как несут гепарды жменьку ветра в когтях, как тысячи ниагар до туристов доносят капельки холодов...
Мы хотим хотеть - друг друга и завтр высоких, но идём с коробкой, сыпем вперёд песок и улыбки прозрачно-бесцветный ажурный зонтик раскрываем за спину, где тлеют колоссы дров...

"Впереди" - как горб, парашютный заслон без "дёрга" - за спиной, в уме - контакты больниц и моргов для желаний быть, в рюкзаках - бич для лютой порки наших детств, которых не вышло преодолеть... Вот такой "портрет в массовке" - обычных, милых, всеоблизанных, засоленных, как в текиле - огурцы-плебеи...
Смотаны в шарфик жилы.
Стёрты родинки.
Спокойствие-пистолет -
к ободку ресниц приставлен. Щекотно пулям...
Мы себя надули, лопнули, обманули! Мы на терпких правилах, треснувших, как ходули, до угла пытаемся - с поднятой головой! - доползти...

Но так не хочется...

Самоворы!
Самоварно блещем.
Соло хороним в хоре.
Забиваемся в таблички, как в крысьи норы, где земли не видно:
мумия корневой волосинки ромашки в талой таблетке реет хмуревестником, печалька под телогреем задыхается...
Рыбёшками слёз-мокрелей, - дохлых-дохлых, - наевшись, гномики под щекой вспоминают о том, какая лафа - хотелки!..
Пишут пост султану...

...плачет во сне побелка над телами мёртвых по жизни... Внутри Акеллка мимо стенки белой юно-седой башкой машет в промах...

Приходят в гости (украдкой) в память запах мяты, веснушек мартовских, смех с шипами чайной розы, змеится хвостиком над ветрами сгусток боли - за брата, милого, стариков...
И от этого, тусклые, низкие мельничишки, рвёмся к старым желаниям девочек и мальчишек - убивать себя, чтоб жилось, чтоб на ветре вышить своей кровью шипящей - воздух, который - кровь...

пследнее - особенно

Китчевый гимн белым тапкам
http://www.grafomanov.net/poems/view_poem/155273/

Тухлый масс-маркет. Посвящается любителям китча.
Баба – завсегда дура. Позирует всем эпохам
и всем козлам: отказывается снять лифчик,
но демонстрирует, как глубоко ей плохо

(на этом месте Леон пристреливает кролика-Эпи-лоха
без причин и следствий и
начинается основное вечное действие).

Девушка бреет мобильным уши.
Правит чесночным пряником горечь
губ. Её крона – клуша в луже.
Корень – квадратный кореш.

Корень прогнил. Только выгреб корень,
как эскаватор – когтистой лапой
шлак из асфальта, из тушки – горы
белых холодных  тапок.

Где они прятались, кто их… – в  пупе,
гайке, воронке, – тепер – до тапка.
По водосточным нервишкам лупят
коло-
коллайд-
удавкой –

вешайся!
бейся!
топись! –
кричат ей
тапки (шпильки – и те бледнеют,
словно стрихнин или соль на чайке,
мёртвой уже неделю).

– Слушает тапки! Их все услышат –
от коктебюта до Гондураса:
тапки усиленно мочат крыши,
тапки спешат к первобытным расам
в царстве подземном, внушая светам-
олям-наташам-анжелам-диким
выскочить вилочкой из розетки…
Скачут, как метод тыка.

Скачут, как лось без…, как строчки в скайпе,
как корова – доярке пьяной…
Белые тапки, побольше вам скальпов!
Белые тапки, поменьше нам паник –

нечего тут добавлять их толсто,
жвачно, плаксиво, прилюдно – баста!

…девушка бреет себя по росту
дури. Сосёт для молчанья пластырь.
Дрыхнет в кроссовках.
Живёт без пробок
и без шнурков (вдруг ручонка дрогнет?)
– зряшное дело…
Дымятся коробки
«жертв» – чтоб вы там все сдохли,

с вашим страданием, с вашим китчем,
с вашими гостевыми стриптизами…
Тапки, я душу продам вам наличную –
главного самого вызовите!

….на балконе в горшочке синим пламенем цветёт «Хрена!»
Тапки подмигивают заяьчи ушками: ни хрена…
Девушка бреет злость.
Белая пена –
единственная мразь, которая ей верна.

Леон пристреливает кролика. Леон тормоз:
до сих пор пристреливает, хотя масс- маркет уже лично
затащил зрителя в вечную любовную пропасть.
Апплодируйте, дорогие любители китча!

Свет

Ты мне снился, как дождь - в  жару, как мертвец - в дожди.
Я была - убийцей, вором, вуайеристом...
Мы смотрели друг другу в сердце - вот так вожди
перед боем  - в  глаза - и копья кладут на листья.

Мы смотрели в печаль друг друга - так смотрят два
не-любовника, за спинами третьих лишних:
не увидев - почувствовав...
Так смотрят створки шва
между левой и правой лопаткой горбатой вишни.

Мой сиамский свет в разбитые зеркала!
Полбутылки искорок... Плоских улыбок дули...
Золотые люди в пелёнках из слёз и зла
под звездой Козла взбираются на ходули,

как снусмумрики, с кастрюльками вешних бед,
высших вод, кипящих, как жалость к  себе - последним
могиканам из жалких карликов, в пыл комет
превращающих пыль любовных озёр балетных,
соль песков молчаний, сахарный трусопад
несвершившихся дел - в Пандорин ларец кровати...

...свет растёт, клубится, паззлится в тёмный сад
зазеркальный...
Солнце трогает, как - экватор,
лоб, упёртый в зеркало.
Лоб-разбивак зеркал.
Лоб-бунтарь - во имя золота за стеклицей...

За границей зеркала есть потайной вокзал,
и оттуда едут безлицые - затаиться -
в наш безликий, бессветный, хмуро-багровый свет,
шелушиво-шагреневый свет - из бутылки-люстры...
Где у зеркала вместо кожи - сухой брезент.
Где в глазах печали свету - темно и пусто.
Под звездой Козла, рогатого - вглубь груди.
Под тоской, распятой на потолках в задымах...

Спи, мой свет, - как светлый сказочный богатырь!
Я пройду по тьме, стараясь держаться мимо -

не задеть, не выдохнуть, не потревожить сон...
И присниться мельком - комочком, пушинкой света,
мотыльком из света, ползущим за тьмой-жрецом
на ходулях - к  холодным жалящим звёздоседам...

...потёки зим...
Смотри под ноги свету,
потоком тьмы укрывшись с головой...
Нас нет. Мы - спички, воткнуты в розетку
пространства - за верёвкой бельевой,
где виснет город, дышащий спросонок
покоем улиц, мирных, как существ
до наших дней...

Скамеечный совёнок
ветрам скрипит приветствующий жест.
А в небеса уходит, как титаник -
под тень воды, задумчивый титан
Владимира - в ветвях обетованных
и обретённых, как в беде - беда...

Гортанна дрожь далёких светофоров.
Дремуч рыданий липок нежилых
рядок. И праздник катит с первых горок
на дворничьей щеки овсяный жмых.

Ещё темно в мимических морщинах
домов. Уже тепло под мышкой утр...
Уже печёт тот, кто нас всех починит,
хлеба с сезамом, смазав маслом грудь
и тишину на дне седых предсердий.
Уже вскипает сажа в котелках
зрачков - и затихает, как бессмертье,
танцующее на отёках плах.

...потёки дымки - с  морозцом телячим.
Желе дорог с мизинца по усам
течёт сквозь жизнь,
и празднует,
и плачет,
целуя лоб
горчащим небесам...

http://www.grafomanov.net/poems/view_poem/237676/