Koterina L / Написанные рецензии

Руины Руана
http://www.grafomanov.net/poems/view_poem/220377/

руины
руины руана
руины...
А. Спарбер, "Импрессионизм"

Руины Руана – и темные лица эпох,
Рождаться и жить в этом сизом дыму слишком рано.
Здесь час бесконечен, а год мимолетен, как вдох,
Над пасмурным городом тлеют руины Руана.

Здесь можно забыть обо всем – и остаться на миг,
Меняя причины, пути, очертания, лица.
Никто не узнает здесь, кто ты – ребенок, старик,
Ошибка, сомнение, облако, звук или птица.

Под вечер часы начинают обратный отсчет.
Прощайся – надежд и иллюзий осталось так мало,
Что можно беспечно поверить в счастливый исход.
Но нет сожалений - и небо, как камень, упало.

Назови меня

Назови меня ночью – приду, назови меня тучей – заплачу.
Я кочевник в калашном ряду, подари мне удачу
В том ряду автоматный мотив, и опять к докторам относимы
Переломы височной кости в високосные зимы
В те, где море с наждачной волной и прибой от парома отчалил
Я, наверное, навеки больной бессимптомный носитель печали
И падучая снится звезда с детским ужасом, свистом ременным
назови меня эхом, тогда для тебя повторюсь непременно.

Снова плачет рожок, истекающий светом и снова
в полынье - керосинный светляк, как душа крепостного
холодка от виска, от винта парохода и пущен
в жёлтом море песка твой последний огонь, "Стерегущий".
Русский век провещал, настоявшись над рядом кронвЕркским,
Мандельштамом идя по стерне, пастернакам штампуя конверты
На почтамтской один, и глядится в дремучую ряску
особняк, где проспали Аляску.
Дально-больный магнит, притяженья иного не надо,
Погоди, улыбнётся прикованный ангел Сената
И прошепчет об утреннем ветре, в котором восстанем,
Там, где горькая корюшка гордо плывет над мостами
И глядят на развод ненанаглядные львы из Гирина
И тела возвращаются в глину.

Наталья Ковальская
(давно читаю, со стихиры. Необычный автор, часто экспериментирует, не все последние эксперименты мне понятны, но почти во всех есть  свой стиль, очень живые эмоции, индивидуальность)

К

Корвалолом пахнет моё зазеркалье.
Королева смеётся и режет вены.
Белый рыцарь крадёт цианистый калий
И бесславно наносит себя на стены.
Чёрный рыцарь ведёт меня в чёрном танго -
Раскалённые Угли волнуют стопы.
Небо облачно. Ветер горит октаном;
И валет эмигрировал автостопом.
Мир дрожит. В щель паркета слетают пешки.
"Я - Алиса, Алиса.." - шепчу в ладошку
И глотаю остатки грибА поспешно,
И поглубже вдыхаю цветные крошки.
Я - Алиса, ты слышишь? Мой город умер,
Я едва Е 4 прошла по стёклам.
Посмотри на меня, ты, греховно-умный,
Нереально далёкий, бесстыдно тёплый, -
Посмотри на меня! Я больна бессмертьем.
Этот мир зазеркалья сколочен наспех
Молдованами. Вот, у меня есть сметы,
Есть расписка "под ключ", вот бульдозер, насыпь..
Всё трещит и шатается. Я нагая.
В окна тычется Кролик и хочет секса..
Я - Алиса! Мой мозг из золы и гари.
Я - Алиса. И я потеряла сердце.
Есть ли место на свете, где просто тихо?
Где на дереве нет говорящих кошек??
Я мечтала стать психом и стала психом.
Я - Алиса. И я не могу так больше.

Юлия Драбкина
(Случайно наткнулась  в сети, нра...)

Приют

Я наконец нашла приют, где дно души обетованной
по черепкам воссоздают, где между комнатой и ванной
все спотыкаются о пса и чертыхаются влюбленно,
глотают аспирин-упса,  хранят листы осенних кленов,
где ясно все, как дважды два, и – по старинке – занавески,
где мысли, взгляды и слова  не менее поступков вески,
где чей-то плач и смех гостей, гитары звук во всхлипах ночи,
простых признаний на листе давно знакомый круглый почерк,
где, как у всех, любовь-семья-работа-дом-туда-обратно,
где ни о чем не думать я учусь, пока безрезультатно.
В твой омут – горький водоем – нырну бездумно, оголтело:  
все в этой жизни лишь на съем, квартира, молодость и тело,
и та скрипучая кровать, где я, чтоб место да не пусто,
с тобой останусь ночевать  
сегодня  
в доме у Прокруста.

***

Ночь потерлась мордочкой замызганной о набрякший тучный небосвод,
прорвались потоками и брызгами слезные каналы теплых вод,
долго шла с рассветом рукопашная – ночь  разбилась в этой брызготне,
а потом, патлатая и страшная, закатилась в комнату ко мне,
пережала сонную артерию, за кадык заткнув последний вздох,
прошептала, уводя в мистерию: это Б-г, не бойся, это Б-г,
наклонилась, словно над покойником, обезумев, близкая родня...
Тихо плыл над мокрым подоконником газенваген завтрашнего дня.

Монолог

В одиночестве нет высоты, ни за плату, ни даром,
только звон  тишины изнутри  в миллион децибел,
будто мир, оглушенный внезапным тяжелым ударом,  
обалдел, отупел, оскотинел, остыл, огрубел.
Или просто ослаб? Истощился и больше не в силах,
что не гнется – ломается, чаще мгновенно, на «раз».
Вот и мир допекло. До предела. И вдруг подкосило,
удушило избытком бездельных, незначащих фраз.
Он совсем ни к чертям: в нем болеют собаки и дети,
в нем надежды густой кровоток присыхает к бинтам,
а у душных палат поджидает с незримостью йети
босоногая смерть, расставляя гробы по постам.
Ни к чему эта дверь, потому что отсутствует ключик
(так никчемны в безлюдной пустыне запасы монет).
У всевышнего почта, по-моему, попросту глючит,
а владелец давно переехал на сайт boga.net,
и не быть без него никогда ни малейшему  чуду,
и напрасно в порыве цепляются пальцы за край.
Я ее, эту жизнь,  вот такой не хочу. И не буду.
Подожди, только выдохну. Все. Забирай, забирай...

Мэтью Хопкинс
(Очень необычный автор! Впервые прочитала на СД. Часто у нее в стихах встречается мистическая тема. Правда, сейчас ник изменен и многое на странице удалено)

суеверие

известное дело - чтоб черти не грызли кору на деревьях, их мажут известкой,
а к веткам привязывают колокольцы, чтоб школьный учитель не вешался снова.
попомнив моих упокоенных братьев, меня нарекли при рождении тёзкой,
и бабка клянется: с тех пор среди ночи, с терпением опытного птицелова,
являлся под окнами некто. таился, как тать,
и вслух называл имена, но не мог угадать.

с приходом весны и дышалось легко мне, и думалось, что умереть стариком мне,
звеня оберегами, в омут небесный ныряли с утра ледяные деревья,
уютно посвистывал чайник в каморке со всеми задатками каменоломни,
а он все ходил. нехорошее что-то глядело на мир сквозь седые отрепья,
глядело мне в душу, пытало: "да как тебя звать?"
гадало-гадало, никак не могло угадать.

чем дальше, тем реже я мог, не смущаясь, его полоснуть безответной улыбкой.
однажды он выпрямил черную спину, и в ней оказалась казенная сажень.
вошел не стучась и уселся напротив. со старой клеенки, размокшей и липкой,
смахнул горстку крошек, а вместо насыпал дорожку дремучей, зияющей сажи.
и брызнул слюной через стол: "не мели чепуху.
сейчас ты мне скажешь, сейчас ты мне как на духу."

тогда я назвался, а он засмеялся с фальшивой чувствительностью камертона
и вздрогнул, как будто нечаянный кто-то сейчас помочился ему на могилу.
"допустим", - и снова смеется, "допустим. коль скоро мы тёзки, то ты - абаддона."
и больше не смог засмеяться, поскольку увидел мой взгляд и немедленно сгинул.
я сажу развею, а сам удавлюсь дотемна,
чтоб больше никто не давал мне свои имена.

Собирая привычки, иду осторожно по краю.
Забывая, зачем, бесконечно пишу, но - не в тему.
И теряю, пытаясь понять. На словах спотыкаюсь...
Снова пауза виснет. Бывает. Ошибка системы...

...Улыбаюсь (а нужно – кричать) Инсталлирую роли.
Архивирую мысли. Сжимаю и комкаю тексты.
Безошибочно путаю файлы. Меняю пароли.
Загружаю мечты и потери - не вместе, а вместо...

Незаметно стирается память, и трудно иначе.
Переполнен бессмысленной грустью души серпентарий.
И опять повторяется драма. Суфлером назначен
Этот вирус, совсем не случайно сожравший сценарий...

В июле все слышнее голоса – камней, дождя, предчувствий, моря, ветра.
И дятел, поселившийся в часах, выстукивает ритмы в стиле ретро.
А вечером снаружи бродит сон – бездомный и охрипший невидимка,
И тает страх – как воск мадам Тюссо, как отзвук поцарапанной пластинки.

Что толку признавать свою вину и выставлять улыбку на витрину?
Куда бежать? – грозя увлечь ко дну, качается похмельно субмарина.
И девять жизней – девять этажей – шатаются так ветрено и жалко…
И бестолково множатся в душе сомнения, вопросы и шпаргалки.

Уставший узник дням теряет счёт, колышется листвы продрогшей море,
И всё прохладней небо, и растёт осенняя беспомощная горечь.
Она – как тишина, как глубина, как свет, как невозможность наглядеться
На мир из потускневшего окна, как беспричинно сбившееся сердце.

А мы собираем годы,
Теряемся, выживаем…
Меняем ключи и коды,
Врастаем в пути, трамваи…

Не режем в тоске запястья,
Не губим впустую души,
Не верим в другое счастье,
И прячем за дверью стужу,

Где воет охрипший ветер
С повадками террориста…
И тянутся в небо ветви,
И крыши торчат ребристо.

Не нам – под откос, о стены
Не бьёмся, не бьём посуду,
Не рвём провода и тени
Нелепо и безрассудно.

Срастаемся снами, кожей,
Не злимся, не треплем нервы,
Но тесный покой возможно
Измерить какою мерой?

Гуляя, синхронно дышим,
Смеёмся, молчим без фальши.
И в чем-то мы стали ближе,
А в чем-то – намного дальше.

Рыдает февраль беспутный,
Луна – фонарь трубочиста…
И старое позабудем,
И нового не случится…

Я искала тебя (с) – но молчали боги,
Как спалившийся вор, убегало время,
А в душе нарастала тоска-тревога,
И сгущались сумерки, как варенье.

Находила следы, разводила сопли -
Что нужны друг другу мы обоюдно,
Мой потрепанный жизнью, хороший, теплый,
Молчаливый, мягкий, такой уютный…

Я, отбросив гордость, как одеяло,
Доверяла близким твои приметы,
Хоть бездушные скептики повторяли,
Что сомнительна ценность твоя вообще-то…

Бормотала, слоняясь, как тень, в квартире:
Одинокий, привычный, родной, нелепый,
Пропадёшь ведь в своём параллельном мире…
…Накануне потерянный тапок, левый…

Понравилось сравнение сосен с керосиновыми лампами, прикольно о комарах: "то ли ночной холод отморозил им носы, то ли ветер заломал крылья за спину...", и еще много таких интересных моментов:)

У меня на мониторе изображения выглядят хорошо по цвету, особенно дно под водой и закат:) и с рукавицами классная фотка, и с указателем:) И ты везде нравишься:)
Хорошо, что позитивных впечатлений от поездки в итоге оказалось больше...

Метят авторы в глаз – вот беда, и
Прямо в душу стремятся ползком,
И в читательский мозг попадают
Метким – слева направо – плевком.

Здесь находят сюжеты в сарае,
Здесь шедевры растут, как грибы...
Бедный папка нам их собирает
На краю графоманской тропы...

:)

полусон
http://www.grafomanov.net/poems/view_poem/215333/

Туч вечерних смятый плед,
Бег по замкнутому кругу,
Резкий ветер, дрожь испуга,
Полусумрак, полубред.
Странный страж, роняя свет,

Мрачно горбится, простужен.
Неприякаянные души,
Темных веток решето,
На углу – осевший дом -
Полужив, полуразрушен.