Анна Галанина / Написанные рецензии

Держись. За невозможное. За боль.
За страх и одиночество, и холод.
За дверь, незатворённую тобой.
За зеркала разбитого осколок.
За всё, что не сбылось и не пришло.
За то, в чём ты повинен и не волен.
А если будет очень тяжело –
За жизнь.
И к чёрту все другие боли.

Теперь отвечу на ваши вопросы:
1. Да, такие обзоры нужны
2. Форму, наверное, выбирает всё-таки автор обзора? У вас она безупречна, на мой взгляд. Хотя, как вариант, могут быть и краткие обзоры - в двух словах, но о каждом произведении.

Ещё раз - спасибо!

незнакомая, чужая...
текст - http://www.grafomanov.net/poems/view_poem/275996/
звук - http://www.grafomanov.net/files/fileinfo/6611/

Незнакомая, чужая,
неудобная попутчица.
Откровенно взглядом жалит –
наблюдает, что получится.
И нездешний странный говор,
и не лучшие манеры, но
ты ей вторишь бестолково –
а она в ответ намеренно
бьёт наотмашь по больному,
ухмыляется – бесстыжая.
Ты б ответила иному,
но не ей, что душу выжала
и ушла, смеясь, куда-то.
Ты – за ней:
- Вернись! –
отчаянно…
Но погаснут виновато
зеркала в глазах печальные.
И тебе - лишь пыль бумажная,
да в блокноте строчки мелкие...
Вдруг вернётся - всё отдашь ей
за упрямый шёпот в зеркале.

поэтам - не поэтово...
http://www.grafomanov.net/poems/view_poem/269625/

Поэтам – не поэтовы даются сны и звания.
Наверное, поэтому за окнами с геранями
не спят на пьедестале, где все музы переменчивы,
а держат их за талии – от вечера до вечера.

Ухаживают – знаючи, влюбиться – дело плёвое.
Хорошие товарищи, хоть часто – непутёвые.
За водочкой с огурчиком – о вечном, как о тёщином,
и тяготеют к лучшему, хоть видят чаще - прочее.

А жизнь у них обычная – другой и не бывает... Но –
летают, горемычные. Хотя и редко – маятно.
Тогда о чёрном – набело, тогда они серьёзные,
не замечают правила, и соблюдать их поздно им.

И может быть, поэтому им после - фиолетово,
борщи рубая с музами - зовут ли их поэтами.

ИЗ КРАНА
http://www.grafomanov.net/poems/view_poem/229879/

Из крана тупо капает вода…
Из жизни вытекает смысл по капле – тот самый, что когда-то Бог подал, как будто ты актёришка в спектакле – но не герой, а на других ролях… Твой выход: «Кушать подано» и «Здрасьте». И ты стоишь в рисованных дверях три акта – под ружьём. На сцене – страсти: герои и злодеи шебуршат под гулкое чириканье суфлёра. А ты стоишь, как надо – не дыша. До выстрела. До самого упора.
Потом идёшь в гримёрку, где бардак, текущий кран и лифчики на стульях, и понимаешь – что-то здесь не так - тебя, как тряпку выжали. Надули. Наобещали миллион чудес, но чтобы не делиться – пристрелили. Ружьём – тем самым, что имело вес. Оно – имело, но не ты…
Не ты ли теперь - полтрупа, полупроводник великого и вечного искусства, которому зачем-то нужен лик - пустой, и твой подходит... Пусто и безысходно…
Поступает знак, что кушать, хоть и подано, да рано… Понять бы – что же вышло-то не так…
И надо заменить прокладки в кранах.

ПЛАТОК
http://www.grafomanov.net/poems/view_poem/258453/

Маме и узникам детского лагеря смерти "Красный берег"

День весенний. Фронт - вдали.
Жить надёжнее при тыле.
Если только бы в пыли
бабы меньше голосили.

Дети плачут, бабы - в крик…
Офицер нахмурил брови –
фронту, что ни говори,
не хватает детской крови.
И вздохнув, сажал детей
в грузовик, деля по росту,
оттесняя матерей,
что кидались под колёса...
А в пути дышать не мог –
но от пыли задыхаясь,
отдал девочке платок,
чтоб не кашляла, икая.
И ссутулясь, вёз детей
в лагерь смерти, где из крови
добывали силу те,
кто – не люди…

В час неровен
грузовик в пыли кричал.
Был конвой добрее пыли.

Дети снились по ночам
там, где раньше жили... были...