Алексей Ирреальный / Написанные рецензии

спасибо за мнение)

Задание№1
http://www.grafomanov.net/poems/view_poem/272598.lim10-lst10/#c_670279

Задание №1 -

http://www.grafomanov.net/poems/view_poem/273225/

Па-де-де на тему

*Вздрогнуть от последнего звонка...
Люстры гаснут медленно и томно.
Галочки в программках. От станка
двинулись, объявленные скромно.
Пахнет здесь уютной стариной.
Выдохнуть, забиться в бархат кресла,
ждать... На сцене есть герой:
в рыцарских доспехах грудь и чресла.
Занавес скользит - и замер зал,
тянутся минуты в предвкушеньи...
Новое прочтенье: пьедестал
создан из актёров представленья,
статуя на нём дрожит слегка,
после прозвучавшей увертюры
двинулась, изящна и легка,
верный Росинант идёт аллюром.
Минкуса известный менуэт
сводит в па-де-де идальго с дамой,
грустно о любви поёт кларнет,
тронутый испанской панорамой.
Стать оруженосцем (экий плут!),
дважды обвенчаться в третьем акте...
Старые подмостки, грезя, ждут
всё же пробуждения в антракте.
Рыцарь отдохнёт от бравых дел,
выпьет кофе с Ольгой-Дульсенеей,
чтобы снова много разных тел
в публику сплотить ещё сильнее.*

Задание №2

Мир,
состоящий из зла
    и счастья,
из родильных домов
и кладбищ...
Ему я
   каждое утро кланяюсь,
вчерашнюю грязь
с ботинок
счищая.
автор: Роберт Рождественский

Будет свет или Вчерашнее

Мир,состоящий из зла и счастья,
из родильных домов и кладбищ...
Ему я каждое утро кланяюсь,
вчерашнюю грязь с ботинок счищая.
Роберт Рождественский

*Вчера (а было ли, вообще, вчера?)
казалась жизнь изношенною тряпкой,
пригодной чавкать по воде ведра,
и только. От бессилья зябко.
Бессмыслица: коловорот судьбы
вчерашность крутит, превращая в завтра,
до жути двигая вчерашние гробы.
Поминки часто заменяют завтрак.
Приходит ночь чистилищем. Увы,
грядущий день наполнится грехами.
Ползут по телу языки молвы,
Хотя оно обложено стихами.
Попробуйте, возьмите. Будет свет!
Взлетит на небо радужная арка,
в руке (вчерашний?) дрогнет пистолет,
и сердцу станет наконец-то жарко.*

*Вчера (а было ли, вообще, вчера?)
казалась жизнь изношенною тряпкой,
пригодной чавкать по воде ведра,
и только. От бессилья зябко.
Бессмыслица: коловорот судьбы
вчерашность крутит, превращая в завтра,
до жути двигая вчерашние гробы.
Поминки часто заменяют завтрак.
Приходит ночь чистилищем. Увы,
грядущий день наполнится грехами.
Ползут по телу языки молвы,
хотя оно обложено стихами.
Попробуйте, возьмите. Будет свет!
Взлетит на небо радужная арка,
в руке (вчерашней?) дрогнет пистолет,
и сердцу станет наконец-то жарко.*

Дорога к Дворцу была искусно выложена яичной скорлупой, апельсиновыми корками, косточками авокадо и выеденными раковинами устриц. Она обрывалась у парадных ворот, створки которых были инкрустированы ржавыми матрацными пружинами. Над портиком глянцевитыми селедочными головами был выложен девиз: «Расточительность – не порок, умеренность – не добродетель».
Миновав портал из прессованных картонных коробок, Кармоди и художник пересекли открытый двор, где весело сверкал фонтан напалма. Прошли зал, отделанный обрезками алюминия, жести, полиэтилена, полиформальдегида, поливинила, осколками бакелита и бетона и обрывками обоев под орех. От зала разбегались галереи.
– Нравится? – спросил Марунди.
– Н-не знаю, – замялся Кармоди. – А что все это такое?
– Музей. Первый в мире музей человеческих отбросов.
– Вижу! И как восприняли эту идею?
– К удивлению, с величайшим энтузиазмом! Конечно, мы – художники и интеллектуалы – знали, что все это правильно, и все же не ожидали, что широкая публика поймет нас так быстро. Но у нее оказался хороший вкус, и на этот раз публика сразу ухватила суть. Она почувствовала, что именно это – подлинное искусство нашего времени.
– Почувствовала? А мне что-то не по себе...
Марунди взглянул на него с сожалением.
– Вот уж не думал, что ты реакционер в эстетике!.. А что тебе нравится? Может быть, греческие статуи или византийские иконы?
– Нет, конечно. Но почему же должно нравиться именно это?
– Потому что, Кармоди, в этом – лицо нашего времени, а правдивое искусство идет от реальности. Потребляю, следовательно, существую! Но люди не хотят смотреть в лицо фактам. Они отворачиваются от мусора – от этого неизбежного итога их наслаждений. И все же что такое отбросы? Это же памятник потреблению! «Не желай и не трать» – таким был извечный завет. Но он – не для нашей эры. Ты спрашиваешь: «А зачем говорить об отбросах?» Ну что ж! В самом деле! Но зачем говорить о сексе, о насилии и других столь же важных вещах?
– Если так ставить вопрос, то это выглядит закономерно, – сказал Кармоди. – И все же...
– Иди за мной, смотри и думай! – приказал Марунди. – И понимание вырастет в твоем мозгу, как гора мусора!
Они перешли в Зал Наружных Шумов. Здесь Кармоди услышал соло испорченного унитаза и уличную сюиту: аллегро автомобильных моторов, скерцо – скрежет аварии и утробный рев толпы. В анданте возникла тема воспоминаний: грохот винтового самолета, татаканье отбойного молотка и могучий зуд компрессора. Марунди открыл дверь – бум-рум – магнитофонной, но Кармоди поспешно выскочил оттуда.
– И правильно, – заметил Марунди. – Это опасно. Однако многие способны провести здесь по пять-шесть часов.
– Уфф! – только и мог ответить Кармоди.
– А это гвоздь программы, – не унимался Марунди, – влюбленное мычанье мусорного грузовика, пожирающего мусор. Прелестно, а? Дальше справа – выставка пустых винных бутылок. А наверху – звукообонятельная копия метро. Там трясет и качает, как в настоящем вагоне, а атмосфера воссоздается специальными дымовонекондиционерами «Вестингауз».
– А там кто орет? – спросил Кармоди.
– Это записи знаменитых голосов, – пояснил Марунди. – Первый голос – Эда Брена, полузащитника «Грин Бэй Пэккерс». А тот, писклявый, воющий – синтетический звуковой портрет последнего мэра Нью-Йорка. А после этого...
– Давай уйдем отсюда, – взмолился Кармоди.
– Обязательно. Только на минутку заглянем сюда. Здесь – галерея настенных рисунков и надписей. Левее – копии старомодной квартиры (на мой взгляд – образчик псевдоромантизма). Прямо перед нами – коллекция телевизионных антенн. Это британская модель 1960 года, если не ошибаюсь. Отметь ее суровую сдержанность и сравни с камбоджийским стилем 1959 года. Видишь роскошную плавность восточных линий? Вот это и есть народная архитектура в зримой форме.
Тут Марунди повернулся к Кармоди и назидательно сказал:
– Друг мой, смотри и уверуй! Это волна будущего. Некогда люди сопротивлялись изображению действительности. Те дни прошли. Теперь мы знаем, что искусство само по себе – это вещь, со всей ее тягой к излишествам. Не поп-арт, спешу заметить, не искусство преувеличения и издевательства. Наше искусство – популярное, оно просто существует. В нашем мире мы безоговорочно принимаем неприемлемое и тем утверждаем естественность искусственности.