Алексей Ирреальный / Написанные рецензии

http://www.grafomanam.net/poem/302129

В N-ном городе пахло сиренью...

В N-ном городе пахло сиренью,
свежим хлебом, любовью и драмой.
Пахло морем, и пели сирены -
в чём-то птицы, а в чём-то и дамы.
Он не слышал коварных мелодий,
брёл неспешно по старым кварталам -
там, где часто влюблённые ходят,
где случайность прохожих сближала.
Он увидел её - как жаркое -
в остром соусе сладких признаний,
в платье мини изящного кроя,
с гордой поступью истинной лани.
                      —
В N-ном городе пахло сиренью,
свежим хлебом, любовью и драмой.
Он себя как больной-шизофреник
рвал на части, молекулы, граммы.
Вырвал к чёрту ненужное сердце,
что по старой привычке любило,
ведь боялся - случайно рассердит
ту, что мужа во вторник убила.

Космическое Ничто

Цель у Космоса - воспитание:
Жить по-божески – наказание.
Жить неверием человечеству
Предлагали так, "по-отечески".
Предлагали нам Суперзнание,
Телепатию за молчание.
Человечество несмышлёное
Было Космосом ослеплённое.
Душу верную и надёжную
Заменяли мы верой ложною,
Верой в технику да механику.
Потревожили мы Охранника -
Небо меркнуло, звёзды гаснули...
Тут Ничто теперь вволю властвует...

http://www.grafomanam.net/poem/303409

Счастье

Карл наденет лучший смокинг,
клювом схватит розы:
где-то там подруга мокнет,
дождь кляня. И прозу.
Шумный город чистит перья -
женский праздник мчится.
Кто-то любит. Кто не верит -
зонт скрывает лица.
Клара друга вмиг узнает,
птиц других обкаркав:
Прочь летит чужая стая,
здесь для Карла шкварка.
В мокрый смокинг жмутся розы,
Клара спит голубкой...
Счастье тут. В привычной прозе.
Звёзды ждать не глупо?

Люблю. И точка (признание опытного тральщика)

ПризнАюсь я в любви без проволочки,
словесной шелухи и театральщины.
Искал целенаправленно. И точка.
Высматривал как опытные тральщики.
Исследовал огромные пространства,
вытаскивал и мины, и безделицы.
Побаивался - выдержит ли транспорт?
Взрывчатка к квартирантки не подселится?
Я выловил Тебя и... обезвредил,
почистил и устроил диагностику:
ты сплавлена из никеля и меди
с душой неисправимого агностика.
Ты видишь - по другому я заточен
и верю в объективность мироздания.
Но чёрт возьми - люблю. Люблю! И точка.
Под вечер приглашаю на свидание.

Счастливый

Я воспитан ветрами и ливнями,
грозовую усвоил мораль,
и по небу сверкающей линией
уносился в прекрасную даль.
Под зонтом не скрывался из принципа
и по лужам ступал - не скакал,
и, быть может, поэтому примесей
в убежденьях никто не искал.
Я гордился людьми и народами,
а страну украшал, как свой дом,
и заводы расписывал одами
под чугунным плавильным дождём.
Как бобина застольными песнями
я обмотан - и сердце поёт:
и не важно, что комната тесная,
лишь бы в ней собирался мой взвод.

В N-ном городе пахло сиренью...

В N-ном городе пахло сиренью,
свежим хлебом, любовью и драмой.
Пахло морем, и пели сирены -
в чём-то птицы, а в чём-то и дамы.
Он не слышал коварных мелодий,
брёл неспешно по старым кварталам -
там, где часто влюблённые ходят,
где случайность прохожих сближала.
Он увидел её - как жаркое -
в остром соусе сладких признаний,
в платье мини изящного кроя,
с гордой поступью истинной лани.
                      —
В N-ном городе пахло сиренью,
свежим хлебом, любовью и драмой.
Он себя как больной-шизофреник
рвал на части, молекулы, граммы.
Вырвал к чёрту ненужное сердце,
что по старой привычке любило,
ведь боялся - случайно рассердит
ту, что мужа во вторник убила.

http://www.grafomanam.net/poem/302122?destination=poem/302122

Страна

Где-то там,
в далёком далеке,
есть страна.
Огромная, родная.
Часть её
зажал я в кулаке
и любуюсь тут,
не выпуская.
Нет давно
дощатого моста,
нет тропы,
исхоженной когда-то,
и другой
поэт на пьедестал
взгромоздился
в памятную дату,
и проспект
Машерова не там,
где его
любили горожане.
Но свою
страну я не отдам,
каждый день
всё дальше уезжая.

http://www.grafomanam.net/poem/301963

Привычные ноши

Человечище мужество нёс на плечах -
как привычную ношу.
Перебежка, ползком, отработанный мах:
"Расчитал. Я доброшу!"
И задёргалась сталь, и повисла броня
от такого расклада.
Человечище слёзы от счастья ронял -
что ещё ему надо?
На высотке горели десятки "пантер",
а трава почернела.
И не знал человечище - сколько потерь
за великое дело...
Поднялись и застыли в седых облаках
их привычные ноши,
но высотка запомнила каждого мах:
"Не пройдёшь. Я доброшу!"