Литерный Поезд / Полученные рецензии

 А вы пробовали загадать желание на падающую звезду? У нас - на юге Западной Сибири - в конце августа звёзды будто сходят с ума. Каждые пятнадцать-двадцать минут срываются с высоты, расчерчивая глубокую синеву ночного неба, одновременно по две-три, а то и больше сверкающих искр. По старой лестнице, сколоченной ещё дедом, поднимаюсь в одну из таких августовских ночей, на крышу нашего домика (оставшейся в наследство полувековой "засыпухи"). Каждый миг рискуя сорваться со скользкой кровли - ползу наверх - к чердачной двери. Открываю её и устраиваюсь на импровизированном пороге. Небо отсюда - как на ладони. Здороваюсь с Большой Медведицей, по старой детской привычке (а всё равно больше "никого" не знаю). Смотрю заворожённо в усыпанное звёздами небо. Вон движется, едва заметно, вспыхивая то красным, то зелёным реактивный самолёт. А вот яркая красная звезда очень быстро, как не может самолёт, мчится по небу. Может быть спутник.... Звёзды сверкают, как драгоценные камни. Слева от меня их так много, будто королева Ночь уронила шкатулку со своими драгоценностями на чёрный бархатный ковёр, да так и забыла о них навсегда. А в другой стороне звёзды так редки, словно некто забрасывал их туда по одной, но быстро устал - так и ушёл не завершив задуманное.
 Тут вместе с исчезающей искрой, пролетевшей за секунду звезды, вспыхивает и гаснет в сознании мысль: "Ну, вот.... Не успела." На эту думу мгновенно пролетают ещё две симпатичные звёздочки. Какие же они все красивые! Приглядевшись - видишь, что они разных цветов, размера, характера свечения. Зелёные, бирюзовые, красные, золотистые, белые - бесконечной красоты горящие огоньки! Залюбовалась. А тут опять сорвалась пара звёздочек, которые уже никогда не станут моими, самыми заветными, исполнительницами желаний....
 Всё! Хватит! Сконцентрируйся на желании! Так.... А чего же я хочу.... Самое-самое.... Ну, конечно, чтобы мама не болела! Ты прямо как ребёнок. Знаешь прекрасно, что от болезней и старости никакая звезда не поможет. Да знаю я. Знаю! Хочу и всё тут!(Если бы не скользкая крыша то, наверное, топнула бы ногой, окончательно впав в детство) Пока так препираюсь сама с собой прямо над головой пролетает ещё одна - очень яркая звезда. Ну, это уже слишком! Фиксирую желание и повторяю его, как мантру. Таращу изо всех сил глаза в сферы небесные. До рези. До боли.... Нет! Не падают и всё тут! Да где же вы, о, Гос.... Поди-ка! Мысль прервала - сверкнув, будто подмигнув лукаво, канувшая в Лету - моя последняя надежда. Мама-мамочка! Что могу я поделать в конце-концов - такая маленькая и жалкая в своём одиночестве - против Высших законов Мироздания?
 Лестница скрипит. Срывается нога, вместе с прогнившей ступенькой. Привычно висну руками на верхних и прыгаю - благо сломалась предпоследняя. Ладно.... В следующий раз обязательно успею загадать. А завтра поеду к тебе, мамочка, на другой конец города, наберу яблок из нашего сада,вишни - последней, переспевшей, наполненной до отказа солнечной энергией, куплю продукты тебе, а твоим многочисленным спасённым кошкам - рыбы. Мы будем пить чай и разговаривать на твои любимые эзотерические темы - о жизни после жизни например. А когда я соберусь уходить и начну ворчать, что очередной новый кот пометил мои туфли - ты, слегка улыбнувшись, произнесёшь фразу, которую в последнее время повторяешь почему-то всё чаще:" ПРОСТО ВСЕ ХОТЯТ, ЧТОБЫ ИХ ЛЮБИЛИ...".

Летняя ночь в степи приходит незаметно, кромешная тьма сменяет длинные сумерки.
В ясные ночи освещают степь только луна, звезды да одинокий огонек костра, искры от которого  взлетают высоко-высоко, образуя дорожку.
- Дедушка, а искры могут долететь до звёзд? - спросила Росита, провожая взглядом летящие вверх искорки.
Яноро улыбнулся в седые усы, нащупал голову девушки, погладил ее по волосам и тихо ответил:
- Не все, Росита, только самые жаркие.
- Но они все равно на небе гаснут, да? – не отрывая глаз от звездного неба, задала новый вопрос Росита.
- Нет, Р’оса, не гаснут, они становятся звездами, как души тех, кто горячо любил, - вздохнул старик.
Девушка поднялась с лежанки и села на козлах кибитки рядом с дедом.
- Ты ведь знаешь какую-то историю об этом, расскажи, - обняла она его.
Старый цыган поднял к небу незрячие глаза, по щеке скатилась непрошеная слеза.
- Знаю ли я? – вздохнул он, - гитара знает.
Росита метнулась в кибитку и подала деду гитару.
Черные с поистертой местами позолотой бока инструмента блеснули в лунном свете.
Яноро провел рукой по грифу и деке, и гитара отозвалась тихим звуком, словно вздохом. Старик чуть подкрутил колки, возвращая струнам стройность, и взял первый аккорд.
- Давно это было. В те времена я мальчишкой кочевал вместе с табором. Как-то летом встали мы на постой недалеко от барской усадьбы. А ночью проснулся я от голосов у нашей кибитки, - Яноро перебирал тонкими пальцами струны, и они, подвластные лишь ему, говорили, вторя рассказчику, - кибитка качнулась, появилась моя мать со свертком в руках. Когда развернула его на цветном одеяле, увидел я младенца. Девочку. Матушка быстро собрала ее пеленки и отдала за полотно кибитки. «Я сохраню эти вещи, (узнал я голос барона), мало ли как судьба повернется». Малышку мать завернула в наше одеяло и дала ей грудь, благо была в нашей кибитке еще одна кроха – моя сестра Джаелл. Так и росли они вместе, как сестры – Джаелл и Р’оса. Голубоглазая Росита.
Яноро замолчал, за него говорила гитара. Звуки нежнейшей мелодии разливались над степью и вместе с искрами костра поднимались к звездам. Резким аккордом прервал цыган песню гитары и продолжил рассказ:
- Выросли дети. Росита стала настоящей цыганкой, от наших девушек её отличали лишь голубые как степные васильки глаза. Многие парни мечтали, чтобы она подарила им свой взгляд и свое сердце. И я мечтал, и я любил…
И вновь гитара запела, но на этот раз в каждом звуке её жива любовь, и она звала за собой, даже костер отозвался на этот зов, вспыхнув целым снопом искр.
Цыган не дал замолчать гитаре, пальцы порхали над струнами, чуть-чуть их касаясь. Музыка звучала тихо-тихо, но от этого она только глубже проникала в сердце.
- Однажды цветущей весной встретила Росита гаджо, и вспыхнуло ее сердечко ему навстречу. И отпустил её из табора барон, рассказав всем, что не цыганкой она рождена. Я мужчина, но я плакал ей вслед. Всю мою жизнь в сердце жила только она, голубоглазая Росита. Старость волчицей подкралась, убила мои глаза. Но и сейчас я вижу голубые глаза Роситы, вижу как она танцует с Джаелл, вижу ее улыбку. Другого мне и не надо…
Гитара вздохнула, струны послали в небо последний звук….
Звезды все слышали и приняли к себе горячо любящую душу.

http://www.grafomanov.net/poems/view_poem/226084/
ГАЛЛЮЦИНАЦИЯ

Солнечный диск медленно утюжит прозрачную высоту…
Столько света, что хоть вяжи в снопы…

Гудят вертикальные струны сосен… на высоте их вершин черная птица штопором ввинчивается в небо – глубже, глубже… Что будет, если резко дёрнуть её в обратную сторону? Образуется ли воздушная яма на месте вынутой вместе с ней воздушной пробки?
Протиснуться между облаками непросто: птица застряла, попусту машет крыльями. Крикнуть? Вдруг мой голос подтолкнёт её?

Наблюдаю усталое бело-голубое течение высоко подвешенной реки. Синий цвет вогнутый, белый – выпуклый и светится: это небесные айсберги: мягкие, негранёные, перевёрнутые. Их держит небесное притяжение и не даёт им обрушиться вниз всей тяжестью своей многотонной белизны…

Айсберги начинают рассеиваться. Да это же… ангелы! Они, как звезды Млечного Пути, неразличимы каждый в отдельности - виден лишь общий цвет их чистоты.

Внизу тоже вода: морские волны шершаво трут берег, и, просеиваясь сквозь прибрежную гальку, рассыпаются на тысячи искр, колючих, как мелкие иголочки, - если на них долго смотреть.
Волны-детишки. Игрунчики. Прыгают друг через друга, «рассчитываясь» на «первый-второй»…

Я пошел по клавишам прибрежных камней: «до-ре-ми…». Над берегом затенькала мелодия. Ноты взлетали прямо из-под ног: одни - медленно, мягко, гелиевыми надувными шариками, другие - стремительно-нервно, как пузырьки под водой. Далеко не улетали: им нравилось устраивать толчею вокруг меня. От столкновений друг с другом разбрызгивались фейерверком новых ноток, создавая звуковой хаос. Этот шум не могли перекричать ни волны, ни даже мои собственные мысли.
Я остановился, но камни звучали всё решительнее. Захотелось расправиться с этим наваждением и уничтожить каждую нотку в отдельности. Но как же ловко эти бестии уворачивались от ударов! Одну я всё же прихлопнул: она влетела в моё правое ухо и на выходе из левого замешкалась… на руке остался грязно-кровавый комариный мазок...

…Пальмы перемалывают воздух лопастями листьев-пропеллеров, но не взлетают: их тени притянуты к земле, да так сильно, что сделались плоскими, потеряв изначальную пышность. А вдруг и моя тень сейчас прилипнет к тому, на чём лежит? Надо быстрее двигаться, чтобы клей не успел схватиться! Я побежал…  
Злая пальма уколола меня в шею трезубцем хищных когтей.  Вот врезал бы ей с разворота - да женщин не бью…

Стоп, надо отдышаться… устал… (А воздух настолько вкусный, что хочется сказать – съедобный!)
…я нетелесно устал…
…что это с небом - становится перезрело-красным
…и ветер хлынул…
…и всполохи птичьих криков - наперегонки
…разноцветных криков
...чёрно-белых криков

Стою неподвижно и удивлённо, взглядом нажимая на гальки-клавиши. Они звучат, но уже тихо, грустно… Ещё тише… Растворенная в воздухе музыка теряет подвижность, кристаллизуется, осыпается вниз и впитывается в камни.

…зеленый всплеск тоски
…я обесточен
…внутри глохнет невидимый мотор: калейдоскоп сознания перестает крутить картинки
…нарядный мир погружается в чёрную дыру неумолимо разверзающейся реальности
…

***
Значит, снова обман сознания? Не было закипающих волн у берега, птицы-штопора,  поющих камней? Была вот эта скомканная серая простыня, алюминиевая кружка на облезлой тумбочке желто-больничного цвета… Не было айсбергов в небе… но был другой лёд: глаза санитаров… «Да вколи ты ему, чтоб заткнулся!»  
Вот она какая, старость… Овчинка, которой уже не выделать, даже если б стоила…

Жизнь каждодневно намекает, что скоро уйдёт от меня, и озвучивает намёки голосами персонала… Ничего. Скоро я расплачУсь за неведомую земную вину – и включится настоящее:

...море, бурлящее куполами медуз…
...мерцающая перекличка звёзд…
... воскресшая неподъёмная радость...  

И никто уже никто не позовёт назад, в это обескрыленное тело.
А если позовут – птица-штопор научит меня, как удержаться за воздух.

-------------------------------------------------

http://www.grafomanov.net/poems/view_poem/241574/

Короче (укороченный вариант)

- Почему все братки пострижены очень коротко?
- А они, заходя в парикмахерскую, сразу говорят "Короче!"
(старый анекдот)

Имеется у меня с давних времён газовый пистолет. По закону оформленный. Имеется ещё с тех времён, когда по дорогам Днепропетровской области и окрестностей без ствола ездить вообще не рекомендовалось, а с незарегистрированным - выходило очень дорого. Но раз в три года ствол нужно перерегистрировать. Раньше проблем не было. Я подъезжал в оружейный магазин к некоему Анатолию – и за малую мзду все вопросы решались. Но в этот раз выяснилось, что означенный товарищ в магазине уже не работает, а все попытки найти правопреемника успехом не увенчались. А если опоздать – можно нарваться на уголовное дело за незаконное хранение.

И вот я посетил разрешительный отдел родного райотдела милиции. Где мне объяснили, что требуется: 1) рапорт участкового, 2) справка из психдиспансера, 3) сертификат от нарколога, 4) заключение от ВКК, 5) заявление на имя начальника горотдела, 6) собственно пистолетик для предъявления. А на градуснике было 35. А сроки поджимали.

Первый визит был нанесен в психдиспансер. В кабинете, лишённом как кондиционеров, так и вентиляторов, мумиеобразная дама стала объяснять, что требуется послать запрос в областной диспансер, в поликлинику по месту жительства, пройти тест, ответить на 75 вопросов, после чего следует...

- Короче! - сказал я.

Здесь, как потом выяснилось, "короче" оказалось самым дешёвым. Всего за 3 (три) грн. "на канцелярские расходы" мне выписали искомую справку. И отправили на ВКК. Причём буквально рядом, через парк. В помещении ВКК мне сразу предложили уплатить в кассу 48 грн с копейками. Если бы я сразу сказал "Короче!", может быть, всё бы было быстрее и дешевле. Но мозги были расплавлены - и я честно уплатил по квитанции. Далее. Далее мне сказали, что нужно три фотографии. Которых, естественно, не было. Ну, ничего, всего в двух кварталах есть прекрасное фотоателье... "Короче!" - тут уже додумался вымолвить я. По этому зову из-за двери появился действительно короткий мальчик, завёл меня в каморку, где имелся компьютер с дешёвым струйным принтером и цифровым фотоаппаратом. И всего за 6 грн...

Дальше я проследовал к врачу. После ряда бодрых вопросов-ответов "На что жалуетесь? - На правительство", мне рекомендовали быстренько оббежать здание, где с торца находится наркологический диспансер. И ещё порекомендовали постараться успеть, ибо у них короткий день. Притащившись в этот диспансер, я попал (хоть за это спасибо) в царство евроремонта и кондишэн, где минут 20 прождал "специалиста". "Сейчас Вас проверят на алкоголизм" - тепло улыбнувшись, пообещала молоденькая сестричка. Если учесть, что количество выпитого с утра пива никакому учёту не поддавалось - то это вселяло определённый оптимизм.

Наконец появилась дама-врач неопределённого возраста доскообразной наружности. Минут пять мне задавались идиотские вопросы: "какое спиртное употребляете?", "сколько раз в неделю?" и т.д. Я честно отвечал, что ещё в 1985 году по велению сердца вступил в добровольное общество любителей трезвости, и с тех пор - ни грамма. Вот только если очень сильно захочется - тогда перечитываю старые подшивки журнала "Трезвость и культура". Дама что-то записала и изрекла заученной скороговоркой: "Вам требуется также предоставить заключение врачей из Вашей поликлиники, потом Вы должны пройти тестирование, затем сдать анализы (тут же появилось 2-3 заполненных направления), правда лаборатория не работает, но Вы можете в областной больнице..." - "Короче!"

Здесь курс "короче" составлял 15 грн. При этом мне оформили какую-то несусветную медицинскую страховку. Попытка тривиально засунуть деньги в нагрудный карман (как менту дорожному) натолкнулась на такой испепеляющий взгляд, как будто я тянулся к месту наличия отсутствия груди с несколько другими, по сути, ещё более добрыми намерениями, причём в такую жару. В общем, награждённый страховкой, результатами анализов (они были уже готовы - туда только мою фамилию вписали) и алкоголическим сертификатом, я вернулся в помещение ВКК. Где меня быстренько запустили к глазнику-ушнику (в одном лице):

"- Вы буквы видите? - Да! - Хорошо? - Вот как Вас. - А как со слухом? - Могу спеть. - Спасибо, не надо".

После чего, вернувшись к терапевту, я узнал, что всё нормально, осталось только получить сертификат, но вот бланки в сейфе, ключи у сестры, а вот у неё заболел ребенок, в общем, приходите завтра...

- Короче!!!

Звон, наверное, стоял в ушах даже у водителя трамвая, в это время неосторожно проплывавшего по сонному проспекту. А "короче" здесь обошлось в 5 грн на те же канцелярские расходы, в результате чего волшебным образом был найден заветный бланк, который, разумеется, для кого-то держали, но отдали мне...

Уже вечером в мои остывшие мозги пришла здравая мысля (жаль, что опосля). Мысля о том, что "короче!" надо было говорить ещё в самом начале, ещё в разрешительном отделе райотдела милиции. А ещё лучше - как только научился говорить.

Короче!

http://www.grafomanov.net/poems/view_poem/240352/

 Дачный сезон. Обыкновенный  майский, весенний, погожий день. На деревьях, с ветки на ветку перепрыгивают воробьи, весёлым чириканьем приветствуя  наступивший день.Солнце своими лучами игриво запускает неуловимых солнечных зайчиков в окна ещё спящих горожан. По набережной совершает
очередную , утреннюю, трёхкилометровую прогулку,  уже не молодая супружеская пара Валерий и Валентина.  Сорок лет вместе. .Время-то как быстро пролетело, а будто вчера познакомились. Да вряд ли найдётся ещё такая пара. Плечо к плечу, душа в душу.  На Севере, на стройке свела судьба
эти два любящих сердца. Полная гармония и взаимопонимание в семье.  Вот и сейчас , друг  друга поддерживают да
подбадривают. Если перебранка небольшая вышла, так это, так, шутя-любя. Как говорится: «Зимы без мороза, не бывает». Дочь  давно своей семьёй живёт, внучка почти взрослая. Живи да радуйся. получай пенсию, да  заботься о своём здоровье.
 А день-то, какой  хороший выдался,  погода  отличная,
сердце работает как часы и  давление нормальное, благодать, да и только.
 После прогулки, душ и утреннее чаепитие с неторопливой
беседой.
 Не тот характер у Валерия , чтобы в такую-то пору дома сидеть. Весной ведь один день год кормит. На дачу, так и тянет, очень уж любит он это дело, на земле поработать. Чего только они с Валентиной не насадят, потом над каждым ростком хлопочут, растят на радость  себе и людям. Урожай всегда богатый получается, с любовью и овощ , и  фрукт
хорошо растёт. Вот на неделе Валерий опять две яблоньки посадил. Одна якобы его, а другая, Валентинина.
 Ну, в общем после утренней трапезы, нежно поцеловав жену в щёчку, сказал: « Ну, пока, я на дачу, а  ты дома управляйся, вечером буду»,  поспешил в дачный посёлок.
   У женщины дел дома всегда много. Где постирать, где погладить. Да покушать приготовить по вкуснее, а то уставший придёт.
Часа в три дня, сердце у Валентины так ёкнуло, ну будто часть его оторвалась, и все сорок лет, прожитые вместе с
Валерием , как сериал перед глазами пронеслись. Такое состояние женщина объяснила по-своему. Успокоила себя тем, что годы не молодые, да и устала в хлопотах по дому. Немного успокоившись, решила позвонить мужу на дачу, узнать, как у него дела обстоят. Сотовый телефон молчал. Подумала: « Сам в огороде, а сотик в домике оставил».
Домашние дела опять поглотили Валентину. Солнце с запада заглянуло в окошко. Ужин готов, вот, вот должен подъехать Валерий .
 Какое-то странное волнение. Уже звёзды показались на небе. а  дачник так и не появился, его сотовый опять молчал.
Мысли  Валентины путались, одна перебивала другую:  «Ну,  разные бывают причины, ну решил заночевать на даче, ну к соседу заглянул, засиделись. Ведь сегодня седьмое мая, девятое не за горами, а он в военных действиях на Кубе участвовал, имеет награды, так что повод есть отметить». Так женщина себя и успокоила.
Утром следующего дня, взяв с холодильника нетронутый ужин, прихватив с собой семена для посадки Валентина быстренько    пошла на автобусную остановку. На автобусе добралась до дачного поселка. Воздух, чистый, свежий, не надышишься. На даче всё спокойно. Две недавно посаженные яблоньки приветствуют её изумрудными листочками, пытаясь что-то рассказать.  Разложенные инструменты, говорят о том, что их хозяин встал пораньше, и уже что-то мастерил.
Обойдя дачный участок Валентина Валерия не нашла и решила: « С утра наработался, отдыхает».
Поднялась на второй этаж дачного домика. По телу пробе-жала дрожь. На столе не убранные продукты вчерашнего обеда, на диване Валерий прилёг отдохнуть. Не сразу поняв, что произошло она,  рассматривала  бездыханное тело
Какую душевную боль испытала Валентина, когда поняла ,что муж больше никогда не проснётся, может понять только тот, кто пережил такую утрату. Ещё вчера пообедав прилёг отдохнуть, и…. , остановка сердца. Да,  именно в обед, прошлого дня, Валентина почувствовала жуткую боль в груди. Сорок лет два сердца бились в унисон, теперь одно мочит. Очень больно.
Лёгкий поцелуй перед уходом в щёчку и "Ну, пока", превратились в безвозвратное "ПРОЩАЙ"
  Но такова жизнь.  А как же Валентина?
Синеву глаз, этой не молодой женщины, разбавили слёзы.                                                      
Картины из прошлых сорока лет становятся ярче и ярче.
Она старается  пережить эту потерю не чувствами, а разумом. Но там, в глубине души, несбыточное желание, открыть дверь, а там он такой любимый, единственный и желанный.
   Дни не идут, а бегут. Время частично залечивает раны.
Дачный сезон. Обычные хлопоты. На даче одним человеком меньше. Две посаженные Валерой яблоньки о чём-то беседуют между собой. И когда Валентина проходит мимо них, то одна яблонька всегда ей шепчет: «Валюха, держись,
всё будет хорошо, жизнь продолжается».
                                                           

Орудие

Меня вырвали из круга таких же, как я. Камней. И кинули в грешницу.
Удар. Боль. Падение.
Мы лежим рядом. Я и Она.
Одинокие.
Вырванные.
Вырванные людьми.

Наше ПКБ (проектно-конструкторское бюро) располагалось в одном из немногих сохранившихся в Минске старых зданий в центре верхнего города. Во время войны там находилось гестапо. На фасаде висела мемориальная доска в честь замученного здесь антифашиста Шменкеля, и старожилы города здание так и называли - дом Шменкеля.
Здание было в аварийном состоянии, и нас постоянно грозились выселить, чтобы сделать капитальный ремонт. Но всё не выселяли, чему мы были несказанно рады. Даже необходимость во время дождя подставлять тазики под струи воды, льющиеся с потолка, не могла поколебать нашу верность этому дому. Но больше всего мы любили, когда засорялась канализация - все коммуникации были ещё дореволюционными. Тогда надо было идти в городской туалет, расположенный рядом с ГУМом, в пяти минутах ходьбы от нас. Общественный туалет, ГУМ и рядомстоящие кафе и магазины были для нас в одной радужной связке. Но канализацию чинили, и мы опять были привязаны к нашим кульманам. Кульманы занимали почти всё свободное пространство в комнатушках, на которые перегородками были поделены большие комнаты старого здания. Это напоминало огромную коммунальную квартиру. И жильцы в этой квартире были такие же непредсказуемые и в своей дружбе, и в ссорах, и во взаимовыручке. Дружили отделами. Дружбу и теплоту отношений определяли допустимые способы убивания свободного времени. Были отделы пьющие, вяжущие крючком и на спицах, читающие и спящие.
В нашем отделе электриков было табу – нельзя было грызть семечки и вязать. Всё остальное было можно. Особенно поощрялось дружное убивание времени всем коллективом. Коллектив был небольшой, но сплочённый. Возглавлял его Козловский, гордящийся предками из польской шляхты и прошлым десантника. Ещё Козловский гордился победами у женщин. Это были славные победы, и мы, как могли, поддерживали в нём веру в его непобедимость, сочувствуя тем не менее жертвам. Это было нетрудно, так как сами мы были под защитой неоднократно и трогательно озвученного правила Козловского: «В своём отделе все работники среднего рода». Держался с тремя подчинёнными ему женщинами он благородно и стойко. Мы в свою очередь ценили его благородство не меньше, чем умение чинить утиль.
Больше всего Козловский тяготел к электронике, и вершиной его изобретательского таланта была мыльница, превращённая в подслушивающее устройство. Иногда, крайне редко, когда мы знали, что речь будет идти о нашем отделе, и решения будут судьбоносные, мыльница случайно забывалась в кабинете начальника ПКБ. Но слышимость была отвратительная, и к подслушиванию мы быстро охладели. Хотя, подслушивая начальство с помощью электроники, мы чувствовали себя чуть ли не резидентами разведки в тылу врага.
А возможность чувствовать себя в тылу врага дом Шменкеля предоставлял на каждом шагу, начиная от гулких извилистых коридоров и заканчивая подвалами, похожими на катакомбы. В них хранился спортивный инвентарь, и ходить туда в одиночку мы боялись. Странная атмосфера была в подвалах - стоило туда спуститься, и веяло чертовщиной. Ходили легенды, что подвалы имели, кроме оставшихся двух уровней, ещё засыпанные два-три уровня, которые были соединены подземными ходами со всеми соборами старого города. Идя по подземным коридорам, я всегда прислушивалась к звукам, боясь увидеть привидение какой-нибудь дамы в белом или монаха в чёрном. Я так не увидела привидения и не услышала бренчания цепей, о чём немного до сих пор жалею. А монаха в чёрном мы увидели неожиданно, и не в подвалах.
В десятке метров от дома Шменкеля - крупнейший в Минске кафедральный собор. Рабочий день у нас начинался и заканчивался колокольным звоном, который помогал ориентироваться во времени, а иногда и в пространстве. Однажды мы заметили, что из дальнего окна нашего здания видны звонница и монах, звонивший в колокола. Это было странное и завораживающее зрелище. Казалось, что монах подвешен к колоколам, и не он ими управляет, а они заставляют его дёргаться на верёвках. Дёргалось всё: руки, голова, туловище. Дёргалось и вращалось в такт звону, придавая звуку картинку... Извивающееся на верёвках тело не могло иметь костей, а дёргающаяся с закатанными глазами голова не могла иметь мозг. Это был чужой экстаз, который мы случайно увидели и с усмешкой, брезгливостью и восхищением рассматривали. Долго смотреть на это было невозможно. Я почувствовала, что тоже могу войти в раж, и поймала себя на том, что пытаюсь головой повторить движения звонаря. Мне даже показалось, что я поняла мысли извивающегося на верёвках монаха. Блаженство и благодать на меня не снизошли, стало просто страшно. Я ушла, и больше никогда не ходила смотреть на звонаря.
Иногда, проходя по городу и слыша колокольный звон, я вспоминаю извивающегося монаха. Мне кажется, мы все так или иначе похожи на него, только канаты и колокола у нас разные, и не всем удаётся управлять своими колоколами. Многие так и висят, подвешенными и дёргающимися на чужих канатах, под чужими колоколами в такт прекрасному, но не своему звону.

DELETE

Обрати внимание, я с тобой не здороваюсь.
Больше того, ты никогда не прочтешь это письмо: я его не отправлю. Я удалю его из компа, как только закончу. Ну, может быть перед этим еще  раз прочту.
Скажу тебе честно, от волнния стало подташнивать.
Закурила сигарету. Налила коньяку.
То, что я собираюсь тебе написать, похоже на исповедь. А может быть мне и необходимо кому-нибудь исповедаться? Мы никогда с тобой не виделись и вряд ли увидимся. Все же живем на разных континентах. Познакомил нас обмен эсэмесками и короткими письмами. И мне кажется, ты многое обо мне понял. Ты писал, будто  подглядывал. Хотя я знаю, что это невозможно,  у меня пробегали по спине мурашки и лицо становилось пунцовым от твоих откровений.
Ты стал почему-то очень близким.  И в тоже время, как хорошо, что ты так далеко. Я могу разговаривать с тобой почти не стесняясь своих мыслей. А мне так нужно выговориться! Кажется, что изложив все на бумаге, я смогу освободиться от навязанного самой себе образа жизни, от которого я изрядно устала. Ты считаешь меня самодостаточной. В каком-то смысле ты прав. Я сама зарабатываю.  Сын уже взрослый и содержит себя сам. Он живет отдельно. И скоро станет мужем очаровательной девушки, к которой я ревную его так сильно, как ни кого в жизни не ревновала. Самое интересное, что я понимаю — эта девушка  создана для него. Они идеальная пара. Но это я понимаю умом. А сердцем... Понимаешь, какая-то девчонка увела моего единственного, в которого я вкладывала всю свою жизнь.  И вот -  вырастила для кого-то.
  С его уходом я стала понимать, что такое одиночество. Не тогда, когда мой бывший убежал к другой женщине, а сейчас. С уходом моей кровиночки. У меня много подруг, приятелей. Они зовут меня в свои компании. Но я все время одна. В этих компаниях особенно ощущается одиночество. Я смеюсь, пою с ними, танцую. Но все равно одна. Одна возвращаюсь домой. Одна в своей холодной постели. Одна со своими мыслями. Одна, потому что не для кого жить. Ты можешь сказать: выходи замуж. Но уже много лет, как мне не попался ни один, с которым мне бы захотелось «встретить старость». Те редкие связи, что мне были нужны только для поддержания тонуса и здоровья, не приносили мне ничего, кроме плотского удовлетворения. И то, все это было в те редкие минуты, когда мы выигрывали танцевальные конкурсы.  Я тебе уже рассказывала, что я занимаюсь танцами. Бальными и латиноамериканскими. Танцуя с ,  хоршим партнером,  ощущаешь всю прелесть танца.  Ритм его  захватывает и утаскивает в свою глубину, как в омут.  Отдаваясь этому чувству,   не возможно  не влюбиться в своего партнера.  Чувствуешь его, как часть своей души, как часть своего тела: только тогда  удается рисунок танца, ловишь его прелесть и суть, его настроение,  удается передать страсть, музыка звучит во всех фибрах  тела, и оно резонирует и становится частью той музыки, которую   вдыхаешь вместе с запахом партнера и твоим собственным, что слились уже в единный аромат, будоражащий  воображение. Эти моменты слияния в танце продолжаются слиянием в постели. Но наступает не апофеоз любви, а катарсис танца. Какой-то языческий ритуал, которым заканчивается действо. Потом наступает безразличие. Я не ругаю себя за слабость, за уступчивость. Нет. Это естественное продолжение эмоцирнального состояния, возникшего на паркете. В конце концов, я просто женщина способная на эмоции, со своими желаниями и физиологическими потребностями. И не моя вина, что партнер, с которым мы танцуем уже несколько лет, скупо и холодно удовлетворяет мои редкие капризы. Он уже привык, что после наших выигрышей (но мы же не всегда выигрываем) он, принимая как должное,  отрабатывает  обязаловку. Да и я влюбляюсь в него только на время и во время танца. А так он мне совершенно безразличен. Я не последовательна. Правда? Ты бы мне обяснил психологию (или психопатию) этих моих состояний, но этого  толкования я не услышу.
   Может быть и жаль.  Обясняя мне мое состояние, ты наверняка затронул бы те струны в моей душе, которые запели бы в унисон с твоим голосом, твоими мыслями. Мне захотелось бы, что бы ты приласкал меня, как маленькую девочку, сказал мне ласковые слова, утешил. Наврал в три короба, что я лучшая на свете, что такую ты еще никогда не встречал. Я зажгла бы свечи, включила бы свой любимый медленный танец. А потом мы подарили бы себя друг другу, и я отдала бы тебе все, что во мне есть нерастраченного.
Спокойной ночи, мой милый.
Все! Я перечитала. Удаляю и выключаю компютер.
P.S. Какая жалость, что кнопка DELETE есть только в компютере.

Большое и маленькое
     

Жило-было Большое. Оно было такое…, такое… большое  – не просто есть, а много его. И вовсе не стало оно таким за время, а сразу от рождения Большое. И жило Большое с размахом. И катилось по жизни – делало, что вздумается и захочется. И думалось часто, и хотелось многого. Повезло родиться Большим, одним словом…
И жило-было где-то рядышком с Большим Маленькое. Совсем такое крошечное – неприметное, невзрачное. Восхищалось оно Большим, смотрело влюбленными глазами и хотело однажды стать таким же с размахом значимым. Маленькое очень старалось стать заметным для Большого – подражало во всем, делало все, что могло и пыталось обратить на себя внимание, вызвать интерес. Одним словом – боготворило.  Так и жило Маленькое – в мирке своем. И так же, как и Большое – любило, думало, хотело, любовалось, пыталось. И угождало, изо всех сил. И ждало, что однажды услышит оно доброе слово себе за старания…
Но Большое не замечало Маленькое – оно жило в своем огромном мире с правильными правилами, с умными мыслями, с важными делами и ответственными решениями. А Маленькое страдало молча, и пуще прежнего пыталось угодить Большому. Так и жили они, соседствуя друг с другом. Пока однажды…
Пока однажды Большое совершенно равнодушно не отвернулось от столь незначительного факта – у него таких вокруг, хоть пруд пруди – не выпрудишь. Маленькие сами как-то получались рядом – кружат, угождают, уважают. Не оценило по достоинству Маленького, не заметило его Большое. И началось…
Маленькое от невозможных страданий, что оно уже не нужно, заплакало на весь мир, запричитало – мечта его рядом рассеялась, как дымка поутру и осталась только боль. Ах, как обидно. Ох, как невыносимо. И как рассказать Большому о нестерпимости и пустоте бессмысленности, чтобы хоть немного унять ядовитые страдания? А Большому хоть бы хны – живет себе – радуется, и ни о чем слушать не хочет – оно право всегда и беспрекословно.
И стало Маленькое несносным и назойливым, кусающим Большое без конца и края. И стала злоба в Маленьком от обиды расти. И прорвалась боль наружу ужасом беспредельным.
А Большое молчит. Только отмахивается и молчит, вежливо не замечая страданий Маленького. Но когда поняло Большое, что не пережить, не переболеть, не переступить…, то просто выкинуло Маленькое подальше от себя и… забыло о его существовании…
Не думало Маленькое, что когда-нибудь с ним случится такая несправедливость.
Не думало Большое, что в Мире так много зависти, жадности, жестокости и злобы.
Не думали они, что в них самих столько злобы и гадости.
И казалось им, что Большие и Маленькие сами по себе, но все, оказывается, далеко не так.
А все потому, что к Большому всегда тянутся Маленькие, для них оно – светило, смысл, мечта.… А Большое, чтобы быть, принимает угождение Маленьких, как само собой разумеющееся, и не думает об их судьбах.
И Маленькие живут своим Большим, не понимая, что без них не было бы его.
И Большое невозможно без сравнения с мизером.
И независимо от того, какое Маленькое – доброе и светлое, или жадное и завистливое, Большому нужно думать и заботиться о своем вокруг, чтобы однажды зло, рожденное от равнодушия его, не прорвалось многократно и не захлебнуло мир ненавистью.
Вот так….
                     27.01.21г.

Дурная модернизация ногам покоя не даёт.
От модернизации и инновации не зарекайся.
После дождичка в четверг модернизация на горе свистнет.
Жду у моря модернизацию.
Россия с возу – модернизации легче.