Литературный портал Графоманам.НЕТ — настоящая находка для тех, кому нравятся современные стихи и проза.
Если вы пишете стихи или рассказы, эта площадка — для вас. Если вы читатель-гурман,
можете дальше не терзать поисковики запросами «хорошие стихи» или «современная проза».
Потому что здесь опубликовано все разнообразие произведений — замечательные стихи и классная проза всех жанров.
У нас проводятся литературные конкурсы на самые разные темы.
Публикации на сайте о событиях на Украине и их обсуждения приобретают всё менее литературный характер.
Мы разделяем беспокойство наших авторов. В редколлегии тоже есть противоположные мнения относительно происходящего.
Но это не повод нам всем здесь рассориться и расплеваться.
С сегодняшнего дня (11-03-2022) на сайте вводится "военная цензура": будут удаляться все новые публикации (и анонсы старых) о происходящем конфликте и комментарии о нём.
Зима,чаще всего ассоциируется со сном; солнце по утрам выползает на небо все неохотнее, а закатывается все раньше; земля как бы спит под пушистой снеговой периной; медведи и многие другие животные впадают в многомесячную спячку; да и человек, как мне кажется, не прочь последовать примеру братьев нашиих меньших: желание спать по утрам и вечерам почти неодолимо. Сон - своего рода параллельная действительность, в которой мы все проживаем более трети своей жизни. Иногда эта действительность светлее и отраднее той, что дана нам в реальности; иногда - ночной кошмар превосходит любые ужасы, которые может преподнести жизнь или воображение. Связь между этими столь различными мирами сновидений и бодрствования скорее всего существует, но пока она не подвластна разуму и желанию; приятный сон "на заказ" - дело весьма отдаленного будущего.
На 122 тур принимаются стихотворения, в которых говорится обо всем, что связано со сном: сновидениях, засыпании, пробуждении, бессоннице, о противопоставлении сна и реальности.
Начало: суббота, 31 января февраля. Окончание: суббота, 7 февраля. Редакторское голосование: 7 февраля– суббота, 14 февраля. Голосование зрителей и участников: 7 февраля– суббота, 14 февраля. Подведение итогов : суббота, 14 февраля. Начало нового конкурса: суббота, 7 февраля.
Правила:
1. Жанр – свободный. 2. Стихотворение должно точно соответствовать теме конкурса. 3. Каждый участник может подать на конкурс одно стихотворение не более 36 строк. 5. Стихи с ненормативной лексикой, стихи низкого художественного уровня, стихи, не удовлетворяющие условиям конкурса – не принимаются! 6. Решение об отклонении стихотворения принимает Ведущий конкурса. Решение Ведущего окончательное, обжалованию не подлежит. 7. Стихотворения, взятые как "примеры из творчества наших авторов" в конкурсе не участвуют. 8. Если у вас возникли вопросы или какие-либо пункты правил неясны – обращайтесь в личку к Марине Генчикмахер
Призовой фонд:
До 10 заявок - 1 победитель (600 баллов), 20 - 2 призовых места (600 и 400 баллов), 30 - 3 призовых места (800, 600 и 400 баллов).
Дополнительные призы:
Приз Симпатий Жюри - 300 баллов, выдается по решению жюри. Приз Зрительских Симпатий - 600 баллов. Приз за обоснование листа - по 40 балов за рецензию каждого стихотворения*
Дополнительные призы:
Приз Симпатий Жюри - 300 баллов, выдается по решению жюри. Приз Зрительских Симпатий - 600 баллов. Приз за обоснование листа - по 40 балов за рецензию каждого стихотворения*
Пы.Сы.
1. Напоминаю: название цикла конкурсов позаимствовано нами у братьев Стругацких абсолютно осознанно, о чем и писалось в соответствующем анонсе: http://www.grafomanam.net/poems/view_poem/242389/ 2. Приз за обоснование листа выдается при условии уважительного отношения к автору обозреваемого текста, грамотности рецензии, упоминающей и плюсы и минусы рассматриваемого стихотворения и определенного объема (не менее 2.5 строк в микрософт ворд). Если соберется несколько мини-обзоров по конкурсу, они будут объединены в один обзор, анонсируемый на Главной странице портала. 3. Доска почета "Понедельника" http://grafomanam.net/works/326897
Заснул я с книжкою в обнимку, И снится мне престранный сон: Купил я шапку-невидимку В ларьке для сказочных персон. Примерил - знатная вещица: Пошита, словно на заказ… И я, забыв, что это снится – Прошёлся в шапке напоказ.
Вот и знакомая сторонка. (Волнуюсь я, не без того…) Хвостом вильнула собачонка, Учуяв рядом своего. Морозно скрипнуло крылечко, Пахнула дверь парным теплом, Сырым углём стрельнула печка…
Семья вся в сборе за столом. Вот чудеса: я – в нашей хате, Лет пятьдесят тому назад…
Подушки горкой на кровати, Диван, с лампадой Образа, Комод с салфетками из кружев, Машинка «Зингер», круглый стол, А в сковородке – скромный ужин, В стакане водка – граммов сто… В кисейных юбочках оконца, До искр плита раскалена, И словно маленькое солнце Её чугунная спина. Гудит огонь в печном застенке, А дед, смешно ерша усы, Качает внука на коленке…
Ах, счастья детского часы - Неповторимо безмятежны! И всё, как будто бы вчера. Коснусь усов колючих нежно, Тайком. Пожалуй, мне пора… А дед, внучка схватив в охапку, Прижал, усами щекоча. И я, в порыве сдёрнув шапку, Проснулся. Ночь. Луны свеча…
"Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, - то я ничто"...
Я проснулся ничем. Обнаружилось это внезапно – Вдруг упал потолок, и свернула с орбиты Земля. Разорвался на части митральный двустворчатый клапан, И куда-то в обратную сторону кровь потекла.
Я забыл все секреты, пророчества, тайные знаки. Разучился предсказывать смех и улыбку людей. Перестал узнавать за свечой силуэт Пастернака, Ахмадулинский дождь не услышал средь прочих дождей.
Где же вера, которая силы давала и знанья, Где же смелость, с которою некогда брал города… Я проснулся один посреди бесприютных развалин. Я проснулся ничем – ты ушла от меня навсегда. .
Привкусом снега – ноющий холод во рту. Каждая клеточка тела стучится – мол, отопри. Я для себя незаметно вела черту К старой норе, чтобы спрятаться там, внутри. Тихая, тёплая, с запахом листьев и мха, В ней, если спится, то зимами напролёт. Часто знакомую поступь слышу в стихах, Но ни один охотник за мной нейдёт. Только мерещится снова собачий лай, Будто с усмешкой ты целишься, жмёшь курок. Я тебе зла не делала – я ушла! Но на рубцах от пули навылет – Кровь.
Выжила? Выжила. Внове ли – не впервой. Раны зализаны, кажется, всё прошло. Буду и дальше я меченой, Но живой. С дырками в шкуре – дешёвый теперь улов…
Выйти бы, выбраться, выползти из норы, Чтобы боязнь не сковывала движений. Но… есть охотники, Добрые – до поры. Любящие Стрелять По живой мишени.
1. Я не записываю сны, Я помню их и так. Зачем даются нам они, Какой в них тайный знак? Обрывки сцен, обломки слов, К утру я их не помню. Как фильм, который ставит – кто? - Не знаю кто. Не бог ли? Когда я вижу наяву Всё то, что в ночь приснилось, Я словно снова в сон плыву – Реальность, брось свой стилос. Сатурн пожрал своих детей, Так нас дела сжирают, И, словно в обмороке день, И жизнь горит, сгорает. А краткий отдых на пути Разрежен миражами, О чём меня предупредить Хранитель мой, желаешь? Ты строишь странные мосты Меж истиной и бредом, Они от логики чисты, Язык мне их неведом. …Черна вода, мутна вода – Наверно, это сплетни. Спешу я в дом, Где не была Десяток лет последних. Там ярок свет, там весел час, Там друг ещё не предал, И знаю – вновь проснусь в слезах И не забуду бреда.
Неясный день двухтысячного года. Опутанная узами забот пришла домой, вздохнула у порога - всегдашний стресс покоя не даёт.
Меня смутила тишь толпы в квартире. Покрытый стол накрыт не на обед. И жёлтое лицо, как на витрине, покойной маской гасит яркий свет.
Застывший барельеф – холодный камень. Ледышкой сердце замерло навек. Потухший взгляд, прикрытый медяками, с улыбкой не посмотрит из-под век.
Знакомые черты... Гляжу понуро. И к зеркалу – проверить этот факт. Улыбкой полотенце изогнулось, не дав осмыслить, что же здесь не так.
А горькая слеза точила камень, И ропот тихим звоном плыл в толпе: - Она ждала, страдала и стихами внезапно изошла. Не по себе мне стало, горько, больно ... и напрасно ладонями пыталась заглушить те звуки, что указывали ясно на упокой чувствительной души.
Но, что случилось?! День тайком прокрался, мне веки распахнул – «проснись и пой!» «Живой водой» – спасительным лекарством – поставил на ноги. Забыв покой, тяжёлый, как мигрень, свой сон припомнив я с лёгким вздохом глянула кругом – Ведь «это – к счастью», так толкует сонник. И жизнь помчалась дальше, напролом.
В зимних сумерках нежных, В голубой полумгле, В тишине безмятежной Я иду по земле. Чёрных веток сплетенья, Вязь старинных оград. Чьи-то лёгкие тени Пробираются в сад. Их шаги – как дыханье, Смех – как блёстки огня. Их одежд колыханье Увлекает меня. Я бы тоже хотела, Не оставив следов, Унести моё тело В синий сумрак садов! Лампы – в городе где-то, Где-то в небе – луна, Здесь – лишь искорка света, Только кроха одна. Мне и крохи довольно. Так уж мне повезло, Что от света мне больно, А от снега – светло. День насмешлив и жаден И криклив, как птенец. Ночь сидит на ограде, Каркнет – сказке конец ... Только счастья и было – Жить, пока не погас Мой единственный, милый Мой сиреневый час!
Оранжево-серый рассвет Опять не могу уснуть.. Унылостью прожитых лет Отмечен пройденный путь И мысли ползут в тишине О том, кто же все-таки я? И снова чудится мне Что эта жизнь - не моя Что просто однажды уснул В волшебном лесу на траве И разум мой утонул В неведомом злом колдовстве Возможно, что я бы замерз, Но вяз меня тенью укрыл Я жду, задыхаясь от грез Чтоб кто-то меня разбудил Проснуться б однажды туда Откуда пришел в этот мир Где в жилах людей не вода Где нету в душе черных дыр И за руку взявшись пойти С таким же душевнобольным, Которого здесь не найти. Который мне стал бы родным
Та давняя осень... То - быль? Небылица? И образы стёрлись, неясные лица... Но слышу отчётливо голос прибоя, Что песню любви напевал нам с тобою. И губы солёные жаждали слиться, И сердце рвалось растревоженной птицей, Готовой, отринув оковы покоя, Восторженно в небо взлететь голубое. Та давняя осень... Казалась бескрайней тех дней вереница, И счастьем своим не могла я напиться. Зачем же начертано было судьбою, Чтоб ты разделил наше счастье с другою? Но мне продолжает по-прежнему сниться Та давняя осень.
Снова снится мне сон про море, про его глубину и силу, про изменчивый дикий норов, про смертельную песнь сирен. Вот оно закипает бурей, вот ломает и топит шхуны, вот оно воздвигает башни из солёных и горьких стен.
Там, где я -- только море пыли, только царство земного праха, где в плывущей горячей мари жадно воет хамсин-баюн -- из всего, что живёт и дышит, выжимает до капли влагу, языками песчаных джиннов лижет смуглые гребни дюн.
Снова снится мне сон про море, про его изумрудный трепет, про таинственный блеск жемчужин, про безмолвную власть луны. Вот оно изумлённо смотрит, вот оно беспокойно дышит, вот впускает игру заката под муаровый шёлк волны.
Там, где я -- только волны кварца, только брызги зернистых капель, полирующих сталь и кожу до зеркально-гладчайших нот. Солнце вьёт миражи над зыбью, обожжённое зноем горло рассыпается хриплым смехом и песком на песок течёт.
Снова снится мне сон про море, про мерцание вод бессмертных, про узорную пляску света, растворённого в глубине. Многорукий чернильный кракен, убаюканный синей бездной, в перламутровой колыбели спит и видит сон обо мне.
Видит мрачные танцы грифов в добела раскалённом небе, и голодную цепь барханов, погребающих все следы. Здесь бессмертны песок и жажда, боль толчками пронзает сердце, я вгрызаюсь в свои же вены, чтоб напиться живой воды.
Драгоценные капли жизни алым соком рисуют знаки на папирусе тонкой кожи -- выжить, выжить любой ценой. В краткий миг между тьмой и светом погружаюсь в прохладу моря, или может, в прохладу неба, потемневшего надо мной.
Снова снится мне сон про волны, вечно горьки и горько вечны, где задумчивый древний кракен сторожит разноцветный сад, где поют слюдяные рыбы, а увидев меня, смеются -- ты не сможешь напиться морем, возвращайся скорей назад.
Возвращайся, и шаг за шагом выходи из своей пустыни. Ты не знаешь - спасенье близко, до колодца подать рукой. Мы отпустим тебя сегодня, но запомни навек - отныне ты в долгу перед каждой каплей - родниковой, речной, морской.
Где таинственный замок, как эскалибур*, Возвышался в горах вечным знаком всевластья, В неизвестной стране, как безумный манкурт** Я когда-то искал и удачу и счастье.
В черном замке прекрасная Элизабет***, А в окрестных лесах чьи-то белые кости. И как будто, забыв данный небу обет, Я бывал у вдовы зачарованным гостем.
И в назначенный час, в сладострастную ночь Загоралось костром ее красное платье, И холодной луны златовласая дочь Заключала меня в колдовские объятья.
И всю ночь до утра пил я сок алых уст До беспамятства страстной и нежной подруги, Только замок ее был таинственно пуст, Да по лесу шакалили демоны-слуги.
Лишь забрезжит сочувствием солнца елей Исчезал я из света – во тьму безразличий, И злодеи-рабы вновь хозяйке своей Покланялись живою и страшной добычей.
А потом, когда ванна была уж полна Кровью девственниц юных, с улыбкою странной, Как в соитье, в нее погружалась она, Быть, желая, всегда молодой и желанной.
«Матерь Божья прости, помоги мне Господь…» - Бормотала она с нескончаемой дрожью, И чужая, текучая, теплая плоть Оживляла ее леденящую кожу.
После оргий кровавых забвение сна Дымкой легкой, пьянящей на мир опускалось, И ей снилось, что юность ее, как весна, Дремлет в замке своем, отгоняющем старость.
Стаи Светлых и Темных - весь ангельский куст, К ней в окошко слетались по лунной дороге, Каждый Светлый касался разомкнутых уст И бумажным корабликом падал ей в ноги.
Каждый Темный бурлил на картине живой, Вырываясь шипящим потоком наружу, И ступни ее нежил беспечный прибой, Где, безмолвные, гибли бумажные души…
Сон померк…, замыкается жизни кольцо, В зеркалах чьи-то тени вновь тризну готовят, И она … в исступленье колотит лицо В паутине морщин и запекшейся крови.
_______________________________________ Эскалибур* - легендарный меч короля Артура, которому часто приписываются мистические и волшебные свойства. Манкурт** - человек, забывший прошлое, отказавшийся от национальных традиций, обычаев, потерявший нравственные ориентиры, ценности. По наименованию персонажа романа Ч.Айтматова «Буранный полустанок» - это взятый в плен человек, превращённый в бездушное рабское создание, полностью подчинённое хозяину и не помнящее ничего из предыдущей жизни. Элизабет*** - Эрчбет Батори (1560 - 1614), венгерская графиня, племянница Стефана Батория, печально знаменитая массовыми убийствами молодых девушек.
Всегда мечтал о чём-то лучшем, И сладко спал, и там, во сне Он мчался в Будущее (Future), Где жизнь прекрасней и ясней. Полёт был радостен и светел, И только к Ней, в конце концов. Туда, туда.. Прохладный ветер Приятно обнимал лицо...
А в этом Будущем прекрасном Жила Она, и в тот же час Летела в Прошлое... Напрасно, Прохладным ветерком струясь.
Я помню вас юной, красивой и смелой, Так в счастье мне верилось, – был я влюблён, Но много уж лет с той поры пролетело, Что кажется мне, это был только сон.
Я в чувствах своих вам признаться боялся, Так был красотою я вашей пленён, Ушли вы к другому, – один я остался, И понял: любовь – это только лишь сон.
Мы с вами, конечно, одни виноваты, Что мимо прошли нашей с вами Весны, Расстались, шутя, не заметив утраты, И видели с вами мы разные сны.
Потом круговерть жизни нас закружила, Кто в ней победил, ну, а кто был сражён, Мы стали мудрее, но кровь в нас остыла, И, кажется нам, наша жизнь только сон.
Все «бури и грозы» давно миновали, Пусть виделись с вами мы только во сне, Мне хочется верить, - минуют печали, И вы, может быть, возвратитесь ко мне.
Увижу ваш облик, до боли знакомый, И станет неважным, что будет потом, Разлука закончилась, – вот вы и дома, А жизнь, что прошла, была только лишь сном!
Нудные осенние дожди Мне навеяли тревожный сон Из какой–то непроглядной тьмы, Весь сияя светом вышел Он.
Шёл Бог головой касаясь звёзд, Голос с неба лился серебром, И блистало золото волос, И сияли очи, а потом,
На меня он обратил свой взор, И в смятеньи замерла душа . Был во взгляде мне немой укор, На колени пал я чуть дыша.
Я молил стеная: "Отче мой! ", Вся душа кричала в узах зла. "Я убийца, правда за тобой, Не забыть убитых мне глаза". И изрёк он мне: "Иди за мной". Я очнулся, На щеке слеза.
Мир спит. И в нерушимой тишине, Когда бы сновидениям дать волю, Бродягами отправить по Земле, Чтоб правдой всех тихонько укололи.
Чтоб разнесли, кто беден, кто богат, По-детски хмурясь и смеясь невинно. В ком – грязь, в ком – ливни, в ком – весенний сад, Кто – розы цвет, кто вылеплен из глины.
Но грязь не оттого ли, что дожди Одежду вместе с кожей пропитали? Мой сон, по свету в сумерках пройди И расскажи, зачем храним печали?
Под тем же небом – пышные сады, Для них вода – дыхание на годы. Так почему ж одни живут мечты, Пока другие чахнут в непогоду?
Во тьму летящий падает, крича, Ползущий голосит – горит на солнце. Уютней и теплей родной очаг, Но гостьей боль в любом из них прольётся.
Слеза – и отражается судьба, Кому – напоминание о прошлом, А для кого – чужая скорлупа, Которая легла на сердце ношей.
И только в сновидениях ночных, Где встречи невозможные возможны, Где тем, кто очень нужен, мы нужны, Где нет задач обманчивых и сложных, Ключей не надо, чтоб открыть себя...
Уже восход, желаний не тая, Лучится, окружённый облаками.
…мир спал, уткнувшись в ситец, как дитя, А сны играли в прятки между нами.
Какие классные стихи! В них столько красок, столько чувства! Они свободны и легки, в них столько страсти и искусства. Они летят ко мне в окно, они мне душу согревают, Сюжет их вижу, как в кино, вернее, – я их проживаю. Они вливаются в меня таинственно и невесомо, И, прочитав их до конца, хочу читать опять и снова. Какое множество красот на строчках, как на полках шкафа, И аллегорий, и литот, и изумительных метафор. Они – прохлада жарким днем, они – костер в ночную стужу, И, в сердце поселясь моем, они мою ласкают душу.
На этот пламенный восторг и светлой рифмой восхищенье Тихонько вышло из-за штор совсем иное ощущенье: Увидел я в лучах весны, в тени сего стихотворенья, Как примитивны и смешны мои «великие творенья», Поняв, насколько я далек от яркой творчества вершины: Как самый тусклый уголек на белизне полярной льдины. Моим стихам гроша не дашь: в них сбивчив ритм, фальшива нота - Я свой сломаю карандаш и в руки не возьму блокнота.
И долго не смогу уснуть, смешав все творчества основы, Мне светлый образ – Млечный Путь - являться будет снова, снова… Ах, как зовет и манит он писать и жить легко и мудро, И тусклый, бледный, мутный сон меня накроет лишь под утро.
Будильник утра тишь взорвет… Вновь в путь от милого причала. Рассвет мне тихо намекнет, что надо жить и петь сначала. Увижу я неясный луг, увижу звезды рос на травах, Часы свиданий и разлук и песню утренней дубравы. Раздолье зорь умыл туман, укрывший реки и болота. Во мне проснулся графоман - и ручка тянется к блокноту...
Утоли её печали, сон печальный, морок белый – больше не к кому сегодня эту просьбу обратить... На восход ушли иконы, на закат упали стрелы – те, которыми проткнули сердце бедной травести. Пусть приснятся ей колени, на которых сладко спится, розоватые колонны, замки мёртвых королей... Разлиновывают небо провороненные птицы, ходит тигр на тонких лапах по следам её ролей...
На окрашенной скамейке по соседству с грешным ложем пусть убьётся третий лишний от непризнанной вины. Но его вернут на сцену... звери... Зайцы, предположим. И присядут на фронтоны перелётные слоны. В ярко-красной юбке, топлесс (наконец не бинтоваться!), дремлет пусть, стыда не зная, на краю своей земли... Белый сон, золой эмоций и отсутствием оваций, утоли её печали... И надежды – утоли.
********************** Картина: "Сон снится ей", художник Аруш Воцмуш
Осколки боли в веках и висках. Вплывает «...спать...» как лучшая награда. Под монотонный ливень водопада... Под пелену горячего песка...
Паденье в ночь. Не в озаренье, в темь. Без задних ног. Блаженное смиренье. Последний возраст «чудного мнгновенья» - Мне тридцать семь. Нелетных тридцать семь.
Тугая сеть привычной суеты, Седеющие темные колечки И снится, снится лед на Черной речке, Еще живые тонкие черты.
И беспощадный шепот: «Не тянись. Не для тебя рождаются Дантесы. Не плачь, малыш. Париж не стоит мессы. Семья важней, чем призрачная высь.»
Пусть утро собирает по частям, Ночные перечеркивая речи. И дочка за рукав, и сын на плечи, И дань сиюминутным новостям,
И иногда. Чуть-чуть. Не насовсем – Фрагментом взгляда, воспаленной гранью, Преодолев смиренье осознанья: «Мне тридцать семь. Однажды в тридцать семь...».
Коварно многоточие И в жизни и в грамматике... Играют в дочки-матери -- Навзрыд рыдают дочери.
Не с временем взросления, А точки в многоточии, Скорей всего, цветочки -- Такая точка зрения.
Такие сновидения Вне всуе и условия И просыпаюсь денно я С ночного предисловия.
С глазами будто яхонты, Сапфирные цветочки И будут плакать дочки, Оформившиеся в ягодки.
* * * * * Слышу, как звенит упругий волосок, Схваченный железной невидимкой, Выскальзывает и падает на висок, Затем сползая на ресницы. Слышу взгляд, шуршащий слова строк "Дикой собаки Динго"... И, как воскресенье, подходит срок -- Ты засыпаешь и я вижу, что тебе снится.
* * * * * Звёзды миром правят слабо, Бедуинам не до сна -- Обглодали баобабы Бабуины с бодуна.
Лёжа в ложе и на пляже, Смачно спится в унисон И молю о вящей лаже -- Вещим, днём рождённый сон.
Грязь расквасит храп раскатист -- Громом выплеснутый дождь... Что приснится -- не расскажешь, Не проедешь, не пройдёшь.
Чтим кино немое столько, Сколько сон и нем и глух -- Видит явно, слышит тонко И не выскажется вслух.
Был не в себе наш славный малый. Ну не бывает с кем, скажи? Не дебошир, каких немало, - вполне покладистый мужик. И вдруг очнулся от запоя, в котором пробыл столько лет. Глядит: и место не такое да и страны в помине нет. Хотя носище ал, как прежде, на месте родинка и та. С чего бы вдруг терять надежду, иль он не сможет ни черта понять: а что же с ним то стало, ведь пил не просто так вообще - он заедал горилку салом, чтоб сущность ощутить вещей. Там, правда, был какой-то запах, какой - не помнит, хоть убей. Неужто так вот сразу запил?..
Ведь не хватало двух рублей, чтоб на троих им взять пол-литра. А может, был там "меценат": такой, с расквашенной палитрой, который всем - и друг, и брат? Нет, точно помнит: не хватало. Откуда ж деньги, господа? Откуда взялись спирт и сало - вся эта гнусная байда. Ведь пить не думал он ни капли, он лишь зашел за гаражи, чтоб с корешами типа как бы потолковать слегка за жизнь. Косарь остался от получки, а на косарь прожить-то как? Но был Иван мужик могучий. Иван мужик был не дурак. Пошли - вагон поразгружали, потом тележку подвезли. Обидно стало за державу - друзья и тут не подвели. Что было после - помнит плохо: в довесок - вроде бы пивко...
Очнулся - новая эпоха! В руке бокал с Вдовой Клико! Не нувориш, но - Новый русский: шартрез, омары, фуагра, еще десятка два закусок, корпоративная игра, прием, визиты, бизнесс-ланчи и тет-а-тет с Энен Жюстин, уикенд на персональной даче. И в банке счет - да не один. Сам президент ему в привате сказал: "Каким, Иван, ты стал!"
Тьфу, черт, опять упал с кровати! Что это было? Просто спал!
Саме так виглядає наше згасання. Ти віриш у сонце. Я вірю в те, Що не можу тебе кохати. Завжди будь нещирим - Казав наш улюблений професор, До того, як пістолет вистрілив йому у рота. Мені виповнилось 29, як доводиться людині Перевертатись уві сні, не підозрюючи, Що земля перевертається під нею. Земля завше невмируща, Розбрат - неминучий. Давай повоюємо за це, крихітко. В тебе залишилось ще так багато часу - Сон чуйний і хитки́й - Дай-но я зфотографую це. Втім, звичайно, я не буду дивитись на світлину. То є темна сторона, містер Хайд, Діра у голові чоловіка, Здивування на обличчі дружини. Я щоночі приймаю пігулку. Проігнорую хоч одну - зі мною покінчено. Проігнорую дві - покінчено з нами. А готелі надокучають, хіба що Цей - один із тих, із видом на гори. Один із тих, де не працює мобільний, Де не треба нічого роби, тільки споглядати, Як сонце занурюється у землю, Що колисає нас, як і будь-яка труна.
*** Another Elegy
This is what our dying looks like. You believe in the sun. I believe I can't love you. Always be closing, Said our favorite professor before He let the gun go off in his mouth. I turned 29 the way any man turns In his sleep, unaware of the earth Moving beneath him, its plates in Their places, a dated disagreement. Let's fight it out, baby. You have Only so long left—a man turning In his sleep—so I take a picture. I won't look at it, of course. It's His bad side, his Mr. Hyde, the hole In a husband's head, the O Of his wife's mouth. Every night, I take a pill. Miss one, and I'm gone. Miss two, and we're through. Hotels Bore me, unless I get a mountain view, A room in which my cell won't work, And there's nothing to do but see The sun go down into the ground That cradles us as any coffin can.
