Тур - 339: "Вальпургиева ночь" (конкурс завершен)

ТРИДЦАТЬ СЕМЬ

(лжецам и прохвостам последних дней)

Раз черт молодой, несмышленый,
В восторге с добычей летел.
Удачей своей восхищенный,
Кругом как орел он глядел.

Черт нес к сатане злую душу,
Маньяка, прожившего век.
За жизнь свою тот умудрился
Убить тридцать семь человек.

Узнав, сатана рассмеялся:
"Да что ты, рехнулся совсем,
Кого ты принес, дурачок, мне.
Каких-то всего тридцать семь!

У нас здесь лжецы и прохвосты,
За коими тыщи смертей,
У них даже есть миллионы,
На войнах убитых людей.

А ты мне суешь как подачку,
Каких-то всего тридцать семь,
Как будто настолько я бедный,
Как будто я нищий совсем!

А, может быть, в атомной бойне
Всю землю взорвут. Что тогда?
Зачем эта мелочь, коль будут
В руинах лежать города!

Пусти его в райские кущи,
Да он не убийца совсем.
Виновные в войнах нужны мне,
Для коих ничто — тридцать семь".

Ай да я́!
         Отлетался, красавчик.
Драконятинка, брат, хороша от простуд,
         а в тебе – так одной лишь печёнки – за пуд!
Фу-ты, ну-ты! –
         какой мы кусачий…
Ах, ты тáк?! – я-тте веником сдачи!

Да, порадовал ведьму –
         попал, старый плут.

А ведь, помню, –
         парúл палладином небес!
Скольких кур мне извёл,
         сколько схавал овец…
Ладно, будет… За всё посчитаюсь.

А амбар, что спалил мне
         лет триста назад?
Что, забыл?! Я напомню.
         У, наглый твой взгляд!.. –
стыд прожрал, по царевнам шатаясь.

Не обидно? –
         Дракону! – котлетой скворчать?!
Из легенды – в колбáсы в подвале.
Всё ж мы чýдно с тобой враждовали…
С кем теперь?
         Гномы, эльфы, … – одна заурядь.

Как же, враг мой, иная победа горька!
Мы – последыши, новых не будет:
канем мы, и угрюмо сомкнутся века –
         магов вытеснят люди.

Эти люди… Их жалкое племя галдит –
         подавайте им власти да злата…
...Ну тебя!
         Что-то лень мне сегодня, бандит.
Вишь – бабуля хотúт нагулять аппетит! –
         крокодил ты крылатый…

                       - - - - -

Небо плачет бессильно,
         осенним туманом кадя,
тучи рáвно грязны
         над добром и над сказочным злом.
В золотистых зрачках
         отражается молний излом.
Ты шипастым крылом
         прикрываешь меня от дождя.

(Идею сюжета подсказал «Ведьмин заговор» Светланы Алексеевой
Это - второй вариант, первый (чересчур пафосный) - здесь)

                                        Потому что во многой мудрости много печали...

                    Звёзды.
                    Пророчащий пот богов –
                    богов, что судьбу
                    куют...
                    Я все звёзды с неба сбросить готов! –
                    лúшь бы найти свою:

                    схватить,
                    распиная луч за лучом,
                    и –
                    как Торквемáда у ведьмы –
                    дознаться…
                    не знаю пока – о чём?
                    Ведьму понять – суметь бы…

                    А поняв, –
                    изгрызя́ откровений пуды,
                    пáдая под разбухшим умищем, –
                    откричавшее тельце своей звезды,
                    как грош,
                    уроню нишим.

                    И окутает Ночь – хоть вскрывай ножом! –
                    без звёзд, соловьёв и лун;
                    засмеюсь,
                    умоляя, что всё хорошо… –
                    я,
                    милосердный лгун.

(22.10.2011, на конкурс "Астротезия" – провалилось с треском...)

Смешная…верит всем приметам
И сказкам разных колдунов.
Поёт прекрасно.  Любит лето.
До слёз боится страшных снов.

Не сильно жалует тот запад,
Но всё на ней из-за бугра,
И от неё приятный запах
Всегда, причём уже с утра.

Считает: всё, что вкусно - вредно,
Хоть весь день жарит и печёт,
И, видимо, немножко ведьма -
Всегда всё знает наперёд.

Воображением богата,
Характер лёгкий – просто клад
И помнит наизусть все даты,
Жаль вот - теряет всё подряд...

Имеет золотые руки,
Не мыслит без подруг ни дня,
При этом обожает внуков,
Уху, театр
И меня.

              
Я глаза прикрываю, надеясь не видеть
палачей,
                на потеху ликующей свите
возводящих из веток шуршащую гору
по чьему-то «божественному» приговору
и бормочущих «Отче наш...»
Рву тугие верёвки и в небо взлетаю
на хвосте журавлиной курлычащей стаи,
Отстранённо смотрю на осеннее пламя,
погружаясь в бессильно-поникшую память -
на последний земной шабаш*.

Помню запахи трав – одуряющей смесью,
Яркий отблеск костра в черноте поднебесья,
Огневые объятия, жаркие ласки
И в греховном бесстыдстве – горячие пляски...
Так, что тошно пришлось чертям!
Жар костра обжигает от пяток до сердца,
позволяя телам от озноба согреться,
Заставляет искриться и звёзды, и месяц,
Едким дымом пытаясь шабаш занавесить,
Буйны головы очертя**.

Яркий луч, перед тем, как исчезнуть навеки,
вдруг проник сквозь отчаянно-сжатые веки,
Взбудоражив сознание молнией быстрой,
озарил и ... потух угасающей искрой.
Пепелище надежд моих.
Струи жара пронзили до нервных сплетений,
как пчелиные жала, застрявшие в теле.
Обгоревшее сердце взорвалось сверхновой,
Краткий вскрик прозвучал
                                   не раскаянным словом,
не проклятием... и затих.

*шабаш - ночное сборище ведьм, сопровождающееся диким разгулом.
**очертя голову - Происходит от суеверного обычая очерчивать вокруг себя круг для спасения от нечистой (злой) силы.

Ты себя ощущала ангелом
И жила удивительно праведно,
Берегла семью от печалей,
Защищала от бед случайных.

Белоснежных крыл покрывалами
Ты заботливо укрывала их,
Там у каждого в доме уютном
Был рюкзак с запасным парашютом.

Но, однажды, пудовым ломиком
Были крылья твои отломлены.
Обломали походя, грубо
И остался жалкий обрубок.

А над ним только вороны с криками
Хлопотали, махали крыльями,
Заливали пакостно в жилы
Колдовскую ведьмину силу.

В мире мало кто знает- ведает,
Что без крыльев становятся  ведьмами
И летают навеселе -
На метле.

                                                  Он сказал, что «Я есть путь и истина и жизнь» (Ин. 14: 6).
                                               О чем здесь идет речь, у всех еще есть время понять. А пока
                                  многим только кажется, что они живут. На самом деле медленно
                                                         умирают. Потому что живут пока только для себя.
                                            (с)Протоиерей Евгений Свидерский, клирик минского
                                                                         Свято-Духова кафедрального собора
                                      http://www.pravoslavie.ru/68526.html

Кладбища ширятся. Едешь – кресты, кресты…
Смерть собирает глупости урожай.
Храмов всё больше, да пастырей нет. Пустырь.
Некому скоро будет детей рожать.

Язвы неверия – всюду. В душе – черно.
Хлеб наш насущный, Господи, даждь нам днесь...
Редко, кто сеет веры Твоей зерно.
Рясы – от Gucci. Ряхам бы пить да есть.

Счёт не на дни, а на адские трудодни.
Вирусы множатся. Люди, как мухи, мрут.
Господи святый, мы все без Тебя одни.
Жизнь учит лучше, чем школа и институт.

Тюрьмы забиты. И дышлом юлит закон.
Слуги народом правят: слова – базальт.
Тати повсюду. И высится террикон
Жадности. Кровь и время течёт назад.

Ложь посчитала в осень своих цыплят.
Правда спилась давно, голосуя «за».
Каждому да по вере… Хохочет ляд,
Глядя вокруг… Молясь, подниму глаза

к небу… Тебя там нет. Лишаём – пустырь.
А на погосте снова растут кресты…

28/02/16 13:03
______________________________________________
экс на: кресты

Полнолуние. Движутся тени
И дубов, и осинок в лесу,
Пахнет ряской и мёдом цветений,
Лунный свет начертил полосу.

В глубине — водоёма корытце,
И ракитник у самой воды.
Обитателям леса не спится,
Благо — тьма укрывает следы.

Из фиалок венки златовласок,
У дриад этих слаженный хор.
Уменьшая обилие красок,
Ночь раскинула звёздный шатёр.

Пробежал козлоногий парнишка,
Лоскотуха, смеясь, проплыла.
Слышен хруст поедаемой шишки.
У лесного народа — дела.

Старый леший нажарил грибочков.
До чего же густой аромат!
По замшелым торопится кочкам
Козлоногая стайка ребят.

Между ивовых веток — прореха,
Затаюсь, посмотрю, что и как.
Наблюдать это — прямо потеха!
Я из бойкой породы зевак.

Водяной поругался с анчуткой,
Тот, наверно, готовил подвох.
У анчутки — ни часа без шутки.
Он хитрее бывалых пройдох.

Сколько таинств гнездится под сенью
Леса лунного. Только держись!
Может, грех здесь? А может, везенье:
Подсмотреть этой нежити жизнь.

Помолюсь, дожидаясь рассвета,
В нём Ярила спасительный круг.
Может, просто привиделось это?
Возвращусь по росе через луг.

18.06.2018 г.

Давно закончилась пурга,
Давно растаяли снега,
Пришла Вальпургиева ночь,
И дома усидеть невмочь.
Не нужен ведьме экипаж –
Метла доставит на шабаш.
И даже бабушка-Яга –
Туда же, хоть болит нога,
И ступе надобен ремонт...
Но там же будет весь бомонд
Нечистой силы: нежить, бес... –
Восторг, веселье до небес.
Сев на метлу, мчит беса дочь
Шабашить в праздничную ночь...

А я надумал стих сплести,
Я в праздники до них охоч.
В том  кайф особый, чтоб «нести
Пургу» в Вальпургиеву ночь.

30.04.2019

Ведьм не уважаю, братцы,
Эти дамы в полнолунье,
Мётлы оседлавши, мчатся
Нагишом творить безумье.

Фурии, мегеры злые,
Вечно драки, потасовки,
Аль чертей не поделили,
Иль упились вдрызг бесовки.

В редких прядках вьются змеи,
Чресла их обвили гады,
Слизни их обсели шеи,
Груди оседлали жабы.

Им под стать, шайтаны, бесы,
Нечисть, вурдалаки,  черти,
Из болот хромают лесом,
Рожи их страшнее смерти.

С ведьмами сойдясь в экстазе,
В них своё сливают семя,
Жизнь давая всякой мрази,
Множа мерзостное племя.

Но лишь первый луч коснётся
Робко так верхушек сосен,
Петушиный крик несётся,
И пустеют склоны Броккен.

На горе стихают вопли,
Безобразная  массовка,
Принимает прежний облик,
Маскируясь в жизни ловко.

В каждой женщине от ведьмы,
А в мужчинах, - так от чёрта,
Есть немало, что намедни
Подтвердила VIP-когорта.

Утром, глазки открывая,
Дамы нежатся в истоме,
Сон недавний вспоминая...
Ведь метла есть в каждом доме.

Говорят, за предместьями, верь-не верь,
ближе к вечеру и под утро
бродит странного вида подранок зверь
вдоль промзон и заброшенных будок.

Догорает за старым заводом закат,
где цеха без конца и без края,
местный гопник, ангар обходя наугад,
сигареткой впотьмах догорает.

У посëлка ближайшего - тишина,
только редких собак перекличка,
и почудится вдруг: догорает страна
отсыревшей последней спичкой.

Вдруг покажется: жëсткие руки свои
вновь эпоха положит на плечи,
пожалеет двоих или даже троих,
остальных, как всегда – покалечит...

По весне прилетает сюда Первомай
- осторожной и призрачной птицей,
дребезжит на конечной последний трамвай
и бомжам возле баков не спится.

Этот странный забор, где написано «Цой»
уберут и построят фастфуды,
чтобы ширилось рядом с чертой городской
буржуазное светлое чудо.

А пока за промзонами, верь-не верь,
мимо труб заводских и будок
бродит призрак предместий – подранок зверь,
с этим местом прощаясь будто...

Тиха вальпургиева ночь. Сквозь мрак порочный
Ползёт дымок, и чёрный кот идёт по шпалам.
Трамвай исчез, а кот возник. И значит точно
Не спится ведьме из десятого квартала.
Она в тазу не варит джемы и варенья,
Но медный бок его блестит. Слегка хромая,
Она приходит в школу ведьм по воскресеньям
С начала мая.
Она давно не пьёт лекарств, лишь только травы,
И варит кофе с васильками и пшеницей;
В её кувшин роняет папоротник бравый
Росы водинки с отраженной заряницей.
Она вникает в суть магического вольта –
Ей нужно вылечить клиентку до метелей! –
И варит корни огородного мангольда
Для той же цели.
Она пытается увидеть третьим оком
Обычно смертным недоступные структуры.
Её простые мыслеформы бьются током  
Не достигая предназначенной натуры.
А по ночам она чудит над медным тазом
И сыплет звёздный порошок в мочу кошачью,
И чёрный кот сквозь мрак, сверкая жёлтым глазом,
Везёт удачу.

В детской больнице отрадно бессоннице.
Боль высыхает от крика, бессильная.

Простынь, подушка с печатью казённою,
плачет малыш; одеяло простирано;

а на посту — медсестра разомлевшая,
ей — разнарядка с утра — демонстрация

(бегала, бегала, шло бы всё к лешему!
Скоро таблетки, уколы, прибраться бы,

быстро завиться, крикливо колоннами
двигаться мимо районного "зимнего",

чувствовать стадо тревожно-огромное,
думать, молчать, а кричать не обидное;
ей бы зарплату — чуть-чуть поприличнее,
ей бы чуть веры — не страшно слыть дурою,
ей бы для счастья — мальчишку обычного,
и навсегда позабыть бы о куреве)...

Тяжко прилипла мужская затрещина —
врач проходил, бросил гулкое, должное.
Мол, на посту медсестра ты  — не женщина,
глянь поутру безнадёжного  — пролежни.
В детской больнице тревожно от курева,
жалкой кроватью волшебница шефствует.
Утром сестрички смеются — мол дура-то —
деток малЫх лечит словом Божественным.

Утром народ майской площадью сердится.
Солнце и флаги — кругом — всё нарядное.
Дура. Счастливая. К нам. Разнарядкою.
Послана свыше  сестрой милосердною.

Из цикла "май милосердия"