Тур -114: "Теперь все чаще чувствую усталость" (конкурс завершен)

«Ночные бабочки» в сон погрузились днём.
Стихи – не то…, не это…. О – Другом.
Валентин Багинский
http://www.grafomanam.net/poems/view_poem/226163/

*  *  *
С годами ночь осенняя темней,
но серый день так хочется отсрочить:
в нём лики блуда, ложь былых теней
закружат бабочками рваных строчек...
Стихи - не то, не это... О другом:
о том, что не допелось, что не сталось,
о том, как в подреберье вешний гром
вдруг выгнет радугой души усталость.

16.10.2011

Опять я проморгал закат.
А он стучался мне в окошко
И красками вопил истошно –
Апоплексично, наугад...

Его последний луч мигал,
А я уткнулся в телевизор -
Не Окуджава там, не Визбор,
А очень скучный сериал...

...
Я снова прозевал рассвет.
Карабкаясь по грязным стенам,
Он обещал мне перемены,
Что ждал я столько долгих лет.

Кидаюсь в лифт на этаже
И опускаюсь, словно в шахту,
Такими же, как я, зажатый,
До подземельных гаражей...

...
Зачатки предал я стихов,
Моею музой-примадонной
Подаренных? Мертворождённых!
И остаюсь холостяком.

Нет, напишу я Ей письмо,
Что опостылела рутина,
Что не хватает апельсинных,
С чертинкой, дерзновенных снов.

...
И вдруг... почувствовал Её:
Я стал задерживаться в окнах,
И осень возлюбил. О, бог мой!
Как замечательно поёт –

И обласкав, и обругав
Противный ветер в водостоках.
И дождик, что пришёл с востока,
Из туч, из серой подоплёки,
Перетекая в облака...

12 октября 2012

Сервирован стол,
Остановлен миг.
Наливай по сто
Под последний «тик».
А на вдохе «так»
Циферблат замрёт,
Нарушая такт,
Обнуляя счёт.
А на вдохе так
Тихо станет, что
Будет слышно как
Подобьёт итог
Этот старый год,
Что не стал благим,
Вслед ему поёт
Столь привычный гимн.

Наливай вина,
Напои хрусталь,
Не твоя вина -
Календарь устал
От мельканья дат,
От мельчанья тем...
Да и что сказать,
Тем, кто глух и нем?
Кто не смог понять
И принять даров,
Кто увяз опять
В лабиринте слов...
И на звуке «так»
Тишина вздохнёт:
- Здравствуй, первый акт
В пьесе «Новый год»!

А на скатерти, как на паперти,
Подаяния ждёт пустой фарфор,
Только все слова, словно заперты-
Не начать нам с тобой главный разговор.
Серебристые свечи льют зазря
Воск, подцвеченный щедро блёстками.
Что ж, поздравь меня с первым января -
Просто пусть будут зимы с вёснами!

Заслонка упала,
заботе - кружить.
Я очень устала,
мне некуда жить.
Порок - между прочим,
работа - течёт.
Окончен, окончен,
окончен расчёт.
Промчало немало,
осталось - не то.
Я очень устала,
как моль на пальто.
По крошеву улиц
ты взял и ушёл,
и веки сомкнулись,
и видно, где шов.
На майке титана
написано: ложь.
Давай я устану,
а ты - отдохнёшь?

Я на влюблённых с завистью смотрю,
Свою ущербность с грустью ощущая…
Любовь, увы, похожа на зарю:
Ведь смерть её – день новый предвещает.

И я умел неистово любить
И ревновать, сжигая душу в пепел.
Но, где теперь та чувственная нить,
В груди пожар, и сердца буйный трепет?

Душе усталой чужд адреналин
И редок пульс, и падает давленье…
Такой бедой страдали короли,
Испив отраву мирного правленья.

И доктора, наверное, правы:
Долой покой! Да здравствует движенье!
Пора сказать, что я «иду на Вы»,
Избрав любовь достойною мишенью.

И голова давно уж в седине,
И бес в ребро – всё по закону жанра…
Лишь не ищу я истину в вине:
Она в любви!
Жаль только, убежала…

даже самая усталая река
однажды достигает моря...
Андре Моруа

В добрый час,  мой тихий пилигрим!
Терпеливо сердце ждёт покоя.
Может, там, где гаснут декабри,
Малая река отыщет море.

Побегут барашки-облака,
Стихнут бури, народятся зори.
Брызнет тонкий луч издалека -
В день, когда река достигнет моря.

Будет всё: веселье и весна,
И душе беспечное раздолье,
И навстречу - солнца рыжизна,
Яркий мир в протянутой ладони.

Не жалей о том, что труден путь,
Стонут волны, танцу ветра вторя.
Главное - ты верь: когда-нибудь
Всё равно она достигнет моря.

За порогом ждёт хвороба
На  дороге смерть  моя.
Эй, цыган, сыграй у гроба,
Ведь в гробу не только я.  

Грусть, тоска  и гнев  похмелья
Жизнь по-разному текла,
Смех и радость, дни веселья
Выпадали  иногда…

Уношу с собой немного
Горсть мозолей и главу,
Не судите меня строго,
Кудри красят на ветру.

Синих глаз – кусочек неба,
Губ даривших поцелуй,
Побратимом был у Феба,
А теперь взрасту травой.

Тело бренное в покое
На свободе лишь душа.
Не бывать уже в запое,
Не любить, и без греха…

Эй, цыган, сыграй у гроба
У бродяги выходной,
Не пылит моя дорога,
Я  остался на постой.

Свежим пахнет навозом с окрестных полей,
За окном облетели цветы...
Слишком много, увы, в грешной жизни моей
Суеты, суеты, суеты.

Если любишь не ту, что тебе суждена –
То тебя и полюбит не та.
Всё проходит, поверь, остается одна
Суета, суета, суета.

Жил наотмашь, спешил, надрываясь понять
Долгоденствия смысл непростой.
Только смысл обернулся, ядрёная мать
Суетой, суетой, суетой.

Всё проходит, сказал же! Однажды весной
Ты уснешь, как солдат на посту,
И прихватишь с собой, отойдя в мир иной,
Суету, суету, суету.

Жарко. Мысли плавятся, как металл,
Прожигают голову, жгут плечо.
Знаешь, я от жара их так устал,
Что уже не верю в «не горячо».
Вроде всё налажено, всё путём,
Вроде бы и не с чего так скулить.
А внутри сидит, ну, дитё дитём,
У него как будто бы что болит:
Битое колено в крови, в пыли,
На другом – недавний совсем рубец.
Покажи мне, говорю, где болит?
И не плачь, ты сильный, ты молодец…
Помнишь, мы с тобой выживали, где
Выживает только один из ста?
А сейчас готов уступить беде
И свои мечты догонять устал.
Это новый уровень – это жизнь.
И куда бы нас она не вела,
Переплавься, выдюжи, продержись, –
Обжигаясь мыслями, куй дела!
Если мысли плавятся, как металл,
Прожигают голову, жгут плечо,
То в тебе такая скопилась сталь –
С ней любые беды нам нипочём.

Мой друг, какая долгая зима!
Усталый снегопад торчит в окне.
Ты говоришь, что справишься сама,
Но думаешь все время о вине

(В значении вины), когда вода
Из крана перекручена, как жесть,
И время замирает навсегда:
Тебе вчера и завтра – тридцать шесть

И шесть... Не закрепляется в уме
Из мрака
             с мясом
                           вырванный ответ:
Свет нам дает понятие  о тьме,
Во тьме нет указания на свет.

На кухне, как надгробие, плита.
Свой день кладешь в исчерканность листа.
Ты полагаешь, смысла нет взлетать,
Поскольку над тобою чернота.
           …
Так будь же трижды он благословен –
Горячий ток по магистралям вен!
И мысль, озаряющая мрак,
Благословенна, так ее растак!

Так пусть резвятся (плохи ль, хороши)
Львы, павианы, кролики души,
Кричат тревожно рыбы на заре  
И молния сверкает в январе.

И даже засыпая, жди вестей
Из мира, где – ни боли, ни страстей.
Пусть в изголовье лондонский оркестр
Играет гимн всему, что есть окрест.

Читая недосказанность во всем,
Ты можешь ждать и думать о своем,
О вечности, стоящей в полный рост,
Узнать по многоточьям белых звезд…

Уже декабрь, последний месяц,
пробит в листках календаря,
седой старик из снега месит
для торта тесто втихаря –
чтоб на застолье новогоднем
под звон бокалов, бой часов,
январь встречая, крикнуть: «Вздрогнем!»
допить вино и будь здоров –
младенцу место уступая,
смахнуть прощальную слезу,
рвануть до северного края,
пусть кони резвые везут!..

Вот так и я – готовлю сани
и сединою убелён,
уеду прочь, простившись с вами,
паду сознаньем в крепкий сон,
сюда вернуться не надеясь,
не в силах ночь перемахнуть,
ни через год, ни даже через…
уже забыв обратный путь.
Преодолев свою усталость,
под тортик встречу Новый Год…
Ах, сколько ждать ещё осталось?...
Ещё чуть-чуть, уже вот-вот…

Устало ветвями аллеи
Шевелят на бледной заре:
Как будто им все тяжелее
Бороться за жизнь в ноябре.

А солнце, как старец недужный,
С полудня хотя бы к пяти
В саду от скамейки до лужи
Не может осилить пути.

Лучи угасают дорогой.
К весне перековывать их
Небесный кузнец будет долго
Со старых на молодых.

Сонная барышня смотрит в окошко,
Как ей наскучил белёсый февраль…
С бантиком кошка мурлычет в лукошке
Рядом с камином. Шуршит календарь
Дней уходящих. «Дилинькает» ложка
В чашечке с кофе. Тускнеет фонарь.

Зимнее утро, в сугробах дорожки,
Снежный ковер от дверей до ворот,
Лыжи в прихожей и ворох одёжки.
Было бы здорово наоборот:

Солнце светило бы в то же окошко,
А на дворе был сиреневый май.
С бантиком кошка бы шла по дорожке
И не горел бы под утро фонарь.

Сердце бы билось в любовном режиме:
В сладостной неге блуждающих грёз.
Были бы розы на том же камине,
Что кавалер на свиданье принёс.

Всё бы цвело, распускалось под солнцем:
Кисти глициний, цветки миндаля.
Барышня смотрит тоскливо и сонно,
Ведь за окном снегопад февраля.

Если и лбом - об стену,
Вряд ли тебя он вспомнит.
Ночью все кошки - серы,
В рёбра бьёт сердца гомон.

В шепоте секс мутанта -
Жажда и нет пощады.
Он же не - красный Санта,
Словом прижжёт площадным.

Утро разрежет бритвой
Потное тел сплетенье.
Снова идти с молитвой
Лестницей невезенья.

Бог домовой - сантехник,
Вантузом дрянь прочистит,
Где- то бухгалтер верхний
Жизни сжигает числа.

На... не трясись, поправься.
Что не узнал, бакланчик?
Я - твой ночной карасик,
Ты - моя жаба в банке.

Где же - страна красивых
Лиц виртуальной моды?
Дайте билет, вот - ксива -
Зябко в тюрьме уродов.

Мороз - что скульптор, лепит на лицо
Застывший слепок для недвижной маски.
Идёшь бодрей, глядишься молодцом,
Но нет в шарнирах молодецкой смазки.

Такой канон: начало декабря.
Оскальзываясь в нетях гололёда,
Живёт - не забирая, не даря,
Томя однообразием природа.

Фатально голы парки, не белы
Под пологом пушистым стнегопада,
Но словно казиношные столы
Бескровно мечут вист полураспада.

Перпетуум проспекта тормозит
Осеннее возвратное движенье.
Ты жив ещё, но кажется: чуть жив,
Из слов чужих рождаешь возраженье.

Ведь, право же, нелепо возражать
Застылости скучающей природы.
Жара нас перестала раздражать.
Грядут на суд иные непогоды.

Все кошки драней мартовских котов.
Там Ангел в облаках - угрюмый леший.
И кажется: ты к подвигу готов,
Да вот на подвиг нет тебе депеши.

Уставший я –
Как встану, так и лягу –
От радостных непрошеных гостей.
От громких клятв жене, царю и флагу.
От правды, что в усталости – честней.

Порой, трудом побитый, другом, хамом,
Иду домой и думается всё
Не о слезах и мести,
но о главном:
О мире, что любой в себе несёт

В тот мир, где выживаю понемногу,
Испитый до поры, уставший я.

В тот мир, что во владении
не Бога.
Не брака…
не работы... не царя…

                                                          — Мне кажется, что все песчинки              
                                                                        уже упали на дно часов.
                                                              — Значит, пора их перевернуть.
                                                                  "Выживут только любовники"            

Вязкие лохмотья фонарей
Обнажают грудь ночных бульваров,
Где в кустах погибшая Тамара
Не дала компашке дикарей;
Где к пруду спускается тропа,
Огибая строй густых акаций,
И плывет набор конфигураций
Лунных бликов строго в никуда.
"Не дала компашке дикарей" —
Прогундосит вышколенный опер.
"Просто смерть. В столице-мизантропе" —
Подтвердят в программе новостей...
                          
                          ****
В тёмных водах смутный силуэт,
Старый дом — как зверь на водопое.
В нем тоской пропитаны обои,
И тоска с тоскою — на обед.
Твой сарказм отчаян и жесток:
— Чья-то смерть рождает лишь беспечность...
Умерла при родах человечность...
И года сквозь пальцы — как песок.
— Не следи за осыпью часов.
Утомлённость, милый, вещь такая... —
Я умолкну, тихо ускользая
В миражи концепций и основ,
Где, как-будто, некуда бежать,
Где, как-будто, отказали ноги,
Предвкушая раны и ожоги,
И доносы... — снова и опять.
Мы уснем. К шести. В конце концов.
Сиганув в пижамные фланели.
А к семи два рыжих спаниеля
Будут лаять Томочке в лицо.

Навеяно стихотворением
Усталость, Ёкарныбабаев (Михаил Марусин)
http://grafomanam.net/works/163928

Ученье – это, братцы, свет,
А мы – чуть свет – и на работу...
Усталость, хворостей букет
И каждодневные заботы...

Хотелось бы подольше спать,
Не просыпаться спозаранку,
Усталость, бледную поганку,
Куда подальше бы послать...

Хотел бы в небесах парить,
Но всё ж иметь удобный домик,
Как классик я б хотел творить,
И издавать за томом томик...

Мне скажут:
–  Бога не гневи,
Не суесловь о том, что свято...
–  Когда бы классику, ребята,
Мои долги, мою зарплату...

Он только описал палату*,
А я в палате той живи!
________________________

*  Палата № 6, А.П.Чехов

Жил бы ты близко, в доме напротив,
Видел, что свет не гашу по ночам.
Муж, задержавшись, с работы приходит,
Думает как разговор бы начать.
Ужин.  Смотрим "игру престолов",
Спим. Но каждый в своем углу.
Он самый хороший. Бестолково
В чём-то главном ему я вру...

Встаю слишком поздно.
Лениво, плохо.
Днем кажется,
Мол, ущипните,
сплю?

В окно не смотрю,
Там дышит Эпоха,
Скучное слово,
Его не люблю.

Всё видней в магическом кристалле
Заводящий Вия звонкий снег.
Неужели за год мы устали
На дежурстве у закрытых век?

Двадцать первый век уже открыт.
Вий смеётся: «Что мне эти двое!»
Плачет рой старух, фальцетом воя
У разбитых жадностью корыт.

Не грусти! Не слушай форс-минор!
Эта осень ниже на полтона.
Пусть она вздыхает обречённо,
Хватит нам уюта зимних нор.

Окна слижут двадцать децибел.
Шторы сгладят сумрачное. Мы же
Вспомним, как фальшиво ветер пел
Той зимой — на две ступени выше.

Не устают меня томить
ко мне привязанные тени,
пред ними падал на колени,
просил: -Куда ещё темнить?
А тени вяжут свои пряди
и нескончаема та нить...
Поддайте света, будто правды,
чтоб не было нужды хитрить.
Чтоб пронесло во сне нелепом,
ориентируясь одним,
что море Чёрное под небом,
что небо чёрное над ним.
Но тонут в сумерках леса
и мы утопленники с вами -
стволов свисают телеса,
цепляясь за небо ветвями.
И не наступит завтра день,
и дня не будет выше -
ни тень наводят на плетень -
тьма беспредметная на крыше.
Когда ни я, то мой собрат
вконец попутан будет чёртом
и прикипело - не содрать,
коростой - чёрное на чёрном.
Косноязычен тамада
перед беспомощным эмиром -
прорвало небо - темнота,
власть беспросветная над миром.
В моих глазах черным-черно
и не снести подобной ноши,
где нет на свете ничего
длиннее непролазной ночи.

Луны зияющая рана
и кровоточащие звёзды,
когда темнеет очень рано,
когда светает очень поздно.
И за окном такие ночи -
не верится, что кто-то живы -
не только выкололи очи,
а даже уши заложили.

Забросив комель в жаркий камелек,
Достану из кармана табакерку.
Впорхнет огня неяркий мотылек
В бриаровую трубку, как в пещерку.

И поплывет сиреневый дымок
В пустое потолочное пространство.
И жизни окружающей амок,
И власти окружающей тиранство -

Все отойдет на два шага назад.
Иллюзии, надежды и химеры,
И сказки продувных шахерезад,
И недруги, и други-лицемеры.

Останется сиреневый дымок,
Тепло, уют и стариковский кашель...
Лишь совесть точит душу под шумок,
Как древесину незаметный шашель.

Не рано ли дрожит моя рука
И беспрестанно ноет поясница,
И тянет посидеть у камелька?

И вечный бой! Покой нам только снится.

Как ноту в музыкальной табакерке,
Срывая часовые пояса,
Мой самолёт - в глуши небесной тверди
Несёт меня за синие леса...

Туда, где дождь щелчками ксилофона
Стучит по вёдрам сутки напролёт,
Где всхлипывая сипло над затоном,
У рощи между липами снуёт,

Где целый день, расслабленно зевая,
У длительной апатии в плену,
Я время, как верёвки, разрываю,
Рассеивая бусины минут.

Где нет долгов, друзей, и домочадцев...
Ей Богу, неохота возвращаться!

Дорога льется сквозь меня
Под мерный рокот голубиный...
Нужна, заброшена, любима,
Привычна в сутолоке дня,

Усталый взгляд, негладкий лоб,
Не умолкающие звезды,
Зеленоватый мягкий воздух,
С перрона выпитый взахлеб.

От суеты до суеты
(Других не нужно и не встречу).
В один поток сольются речи,
Сойдутся дымные мосты.

Попутчик пресный как вода
И как вода необходимый...
Улыбчива и нелюдима,
Благословляю поезда –

Прохладный след просохших слез,
Волнистый свет небесных конниц.
В висках анапесты бессонниц
И амфибрахии колес.

  
Я вижу, как люди становятся тенью,
устав от надежды, устав от терпенья.
Я вижу, как люди сжигают себя изнутри.
  
Сгоревшие люди выходят наружу,
сползают в канавы и падают в лужи,
и если ты хочешь их видеть – иди и смотри.
  
           Это – пепел костров.
           Это – свалка людей.
           Это – эхо угасших миров.
           Крематорий идей.
  

Вновь Весна к нам стучится цветущею веткой в окно,
И привычно запели надежды забытые струны,
Но в душе так пустынно, так холодно и беспросветно темно,
Что на мир я смотрю без восторга, довольно угрюмо.

Глаз не радует вид молодой и зелёной листвы,
Пенье птиц уж не будит восторг в моём сердце усталом,
И от горестных дум не поднять мне седой головы,
Видно время проститься с мечтою о счастье настало.

На себя и на возраст критически свой посмотреть,
Оценить, что достиг, подражая своим идеалам,
И, «огонь, распаливши в душе», позаботиться, чтоб не сгореть
В его пламени ярком и «чувственно-алом».

Перестать сеять «зерна надежды» дрожащей рукой,
А стремиться сберечь поредевших ростков, уцелевшие всходы,
И стараться в душе не нарушить обманчиво-хрупкий покой,
Чтоб неспешно текли одинокие, тихие годы.

И пока, в моих жилах ещё неостывшая кровь,
Орошает мой мозг своим медленным, зыбким движеньем,
Я припомню тебя и угасшую нашу любовь,
Промелькнувшую в жизни коротким, прекрасным виденьем.

Мне захочется снова вернуться на миг хоть туда,
Где мы вместе смеялись, мечтали и радостно жили,
В те далёкие и безрассудные наши года,
О которых сегодня с тобою мы напрочь забыли.

Воскресить нашу молодость, мысли свободный полёт,
И заставить вновь сердце на полную силу забиться,
Раз последний душою усталой почувствовать взлёт,
Перед тем, как придётся ей с телом навеки проститься.

И тогда, пусть стучится цветущая ветка в окно,
Пусть всё это ещё много раз повторится,
Только нас здесь не будет, а значит не всё ли равно,
Для кого на земле этот праздник весны будет длиться?    

Покуда злонамеренная сила,
как-будто издеваясь, проверяла
выносливость упрямого металла,
опасность не единожды грозила
упадком духа, тяжестью увечий:
Лишь атомные связи перетрутся,
нарушится незыблемость конструкций
постройки ненадёжной – человечьей.

Людская плоть привыкла к частым спазмам,
Сжимая, разжимая безотказно
Упругое живое вещество.

Но годы, словно капли, камень точат.
Усталость копится в последней точке...
И вдруг – разрыв. И больше – ничего.

К заходу солнца приплелась усталость,
Калачиком свернулась возле ног.
Так много несвершённого осталось,
Где взять запал, чтоб уложиться в срок?
Приходит время экономить силы,
Не выполнены планы до конца:
Мой Марс блуждает в небе тёмно-синем
В изменчивом созвездии Стрельца.

Декабрь, темнеет, ни к чему горячка,
К утру, возможно, ляжет первый снег,
А если всё живое в зимней спячке -
Прислушаться к природе стоит мне.
Скажу себе: « Спокойно, дорогая,
То спады, то подъёмы – это жизнь.
И, чтобы завтра жить не уставая,
Ты цзиней тысячу на землю положи.»*
3.12.14

*"Положить тысячу цзиней  на землю" - форма цигун.

Не спится на закате года.
В гортани звук – застывший крик:
Хочу, чтобы пришла свобода
И облегчение, на миг!

Устала исправлять ошибки,
Отвыкла от любимых рук...
Бегу по кругу без улыбки,
Похоже, замкнут жизни круг…

Пишу не мелом - чёрной сажей,
Как не страдать, не видеть зло...
Но ангел, улыбнувшись, скажет:
«Ей в этой жизни повезло»!

В камине догорят поленья…
Зажгу свечу, и зеркала квадрат
Мне возвратит, без сожаленья,
Уставших глаз знакомый взгляд...

Да, мог быть старый год и хуже,
Но мог и много лучше стать.
Пришла пора закрыть к тому же
Его, как старую тетрадь.

Тетрадь полна:  из-под обложки
Торчат тревоги  и грехи,
Событий радостных немножко,
А больше страшных и плохих.

Тетрадь исписана до корки,
В ней собралась вся жизнь моя.
Был этот год довольно горький,
Но вот могу теперь и я

От страхов страхов натерпевшись,
От боли боли перебрав,
И от потерь осиротевши,
И от усталости устав,

Я с нетерпеньем жду, когда же
Услышим мы курантов бой,
Когда себе с надеждой скажем:
"Мы будем счастливы с тобой".

Год новый полон силы свежей,
Прошу тебя: "Нас удиви:
Дари надежду от надежды,
Согрей любовью от любви".

Курантов бой над миром литься
Спеши, напрасно сил не трать.
Открыв нам первую страницу,
Вручив нам новую тетрадь,

Чтоб я, за год за новый пивший,
От жизни этой не устал;
Чтоб год, сегодня наступивший,
Короче лет других не стал.

Опять всё небо тучи затянули,
опять ветра холодные завыли,
из дней ненастных отливают пули
и  пробивают улицу  навылет.

Осколки неба падают на город,
лиловым светом осыпают вечер.
Усталый мир кривой улыбкой сколот,
шальные фары катятся навстречу.

А я плыву невидимой дорогой,
скользя над самой кромкой тротуара,
вслед за твоею тенью-недотрогой,
до края полной пьяного угара.

Опять капризы пальцы изогнули,
опять обиды безутешно взвыли,
из слов свинцовых отливают пули
и  пробивают голову навылет.

Осколки крика падают на ворот,
знобящим снегом осыпают плечи.
Усталый грим кривой улыбкой вспорот,
попробуй, тронь - и я тебе отвечу.

Попробуй, тронь - и ты увидишь бездну,
а в бездне - смерч из ярости и гнева.
Ты станешь тьмой, а я из тьмы воскресну,
и поднимусь с колен как королева.

"...нет повести печальнее на свете..."

К тебе я шел,
Моя Джульетта,
С букетом дорогих цветов,
С душою пылкою поэта,
О, милый ангел детских снов.
Я грезил,-
Как в объятьях сада
Ты в платье белом меня ждешь...
Жизнь без тебя -
Ужасней ада.
Уж лучше -
В сердце острый нож...
Но жив я,
Жив! -
Но лишь тобою,
Лишь верой в светлую мечту.
Я - раб,
Гонимый злой судьбою,
Как лист скользящий по ветру.

Сад отгорел
Промчалось лето.
Я все искал тебя,
Искал...
И в ночь кричал:
"О где ты,
Где ты?..."
И мне никто не отвечал.
О, нет! -
Себя я не жалею.
Но я устал.
Нет больше сил.
Кому поведать я посмею
Ту страсть, -
Ту боль, что я вкусил?
Как рвался я к своей принцессе?
Как безутешно тосковал?
Проходит жизнь.
Ошибка ль в пьесе?
Иль я неправильно сыграл?

Я принял муки всего мира
И от своей любви ослеп.
К чему теперь винить Шекспира?
Глупец! -
Я перепутал склеп.
Позор мой люди не узнают.
Уж поздно.
Юность отцвела.
Джульетты нет!
Меня встречают
Чужие,
Мертвые тела...

В слезах я бью букетом алым
Глухих,
Бесчувственных старух
По их плечам
И лицам впалым,
Сгоняя гадких, Черных мух.

Ух, ты милый мой миленочек
Как люблю тебя с пелёночек...
Целый день тобой любуюсь
Пред тобой паду, разуюсь...

У-ти милый мой миленочек
Кашку ест ну как теленочек...
До ночи все-та играет
Умиляюсь... сердце тает...

Вот устал и глазки спят
Тихо "носики" - сопят...

Входит усталость без стука, стирает грим,
Бродит по комнатам, рядом со мной ступая,
Верным соседом мне станет теперь до мая,
Станет плохой привычкой, как грустный фильм.

Ночью приходит под бок, нагулявшись, кот,
Рядом сопит белокурый уставший мальчик,
Он совсем взрослый и даже почти не плачет,
Если ругаюсь и злюсь (знает, что пройдёт).

Подозреваю, что солнца не будет больше.
Выбросив к чёрту природную новизну,-
Я собираюсь укутаться в желтизну
И, в ожидании снега, поспать подольше...

2012

Душа все ниже опускает руки,
Все меньше сил хранить знакомым лица,
Свой грустный мир отдать бы на поруки,
Так хочется сойти, скатиться, слиться,
В немой глоток осеннего забвенья,
В одну из луж, в которую не ступят
И снизу вверх смотреть на отхожденье
Мирских забот. Смотреть так тупо-тупо…
Молчать на дне, под стаями прохожих,
Не ждать (как дети ждут, в окно) любимых,
Не зная правил не людских не божьих,
Не помня дат, имен, реальных, мнимых.
Не видя снов, не чувствуя утраты…
Мой ориентир реальности так млечен,
Забыв, забыв, забыв все, задней датой,
Без памяти мир справедлив и вечен.

Мой вечер пуст. В моих запястьях бренность -
Какой соблазн не дожидаться света…
Такой  удел – глотать горстями серость,
В объятиях потрепанного пледа.

Душа зимой училась умирать,
Устав от дней бессолнечных и мглистых...
Темнели, лиловели аметисты,
И становились косы серебристы,
И не хотелось открывать тетрадь.

Шажками обходила тишину
Большая стрелка. И огарка пламя
Скакало по стене безумной ланью.
И шут бы с ними, с зимними делами -
К берложному так и тянуло сну.

В нём розовые персики цветут,
И розовеют старенькие крыши,
Монашек погулять в долину вышел,
Где всё весною и покоем дышит
И обещает благостный уют.

А сны, полупрозрачны как пергамент,
Усталый восстанавливают дух,
И засыпаешь, досчитав до двух...
Ещё один безвольный день потух
Меж тем и этим жизни берегами...

Усталость. Не хуже обиды и злобы.
От суетных трудностей века досталась.
Сегодня со мною. Мы вместе.
Мы оба.. Мы обе.. С тобою.
Ах, если бы жалость..
Безжалостно время. И судьбы, и судьи.
И будет-небудет.
И невероятно
Приятно, что кто-то сперва позабудет,
Но может быть вспомнит.
И это приятно.
Приятно вернуться на прежнее место.
Чудесно.
Но время.. И снова усталость
Настала.
Застала в вольтеровском кресле,
На старом диване.
Ни много ни мало.

Гложут очи бессонницей боль и усталость.
Тёмной мышью за окнами гнездится тишь.
Затаилась душа и ворчит:
« Отлеталась…
Доигралась…
До смерти теперь не взлетишь…
Дело к старости катит,-
вздыхает резонно,
Намекая, коварно, на вес и летА,-
Не беда… Есть на свете людей миллионы,
И они никогда не умели летать».
Что мне дела до них?
Будь по духу и вера.
Дай же, Господи, сил эту ночь одолеть,
Скоро утро забрезжится пепельно – серым,
А за ним и светило — парадом-алле…
Мне б до солнца успеть встать на цыпочки, молча
И, качнувшись вперёд, сделать в воздухе шаг…
До рассвета ещё остаётся полночи.
Поиграем с тобою в бессмертье, душа!
Ты пошли только сон, как забвение, куцый,
А потом, сколько хочешь, пытай и лукавь.
Мне бы только успеть от земли оттолкнуться
И взлететь, задыхаясь, опять в облака…

Босяцки жить на прошлого руинах,
топтаться по обломкам бытия...
Как Шурик, вопрошать с утра невинно:
«скажите, эту крепость тоже я?»
Чуть позже, принимая перемены,
исполнить свой единственный каприз -
иголкой затеряться в стоге сена
и никогда в нем больше не найтись…

"Поверь в мечту!" как в песенке поется
"и душу для прекрасного открой"

Наверно  мне б хватило сумасбродства,
когда в гостях лирический герой,
безбашенно, отчаянно и с песней
нырнуть в пучину страсти роковой...
Да только вот... не верится, хоть тресни,
и пусто на душе, хоть волком вой...