Андрей Тaрк / Написанные рецензии

http://www.grafomanov.net/poems/view_poem/164825/

Кто не бывал в этом украинском городке, очень много потерял потому, что жители его отличаются особой манерой разговаривать, вскрикивая "ха!" по каждому поводу, изумлённо, радостно или горестно, а уж чисто попаснинскую жизнерадостностность и оптимизм можно было сравнить разве что с коллективным настроем жителей города Одессы, которые тоже всегда предпочитают шутить и смеяться по любому поводу, даже если хочется плакать, но это,конечно же, не относится к настоящим жизненным трагедиям, когда плачут даже одесситы и попасничане тоже.

Колька был родом из Попасной, где испокон веков жили его предки, а дед его был даже знаменит тем, что, будучи богатырского росту и телосложения, служил гвардейцем в полку Его Величества Государя Николая Второго, в честь которого и назвал Кольку сын гвардейца Семён, когда его жена Марийка, маленькая и смешливая украиночка, которую Семён привёз из Полтавы, родила мальчика-первенца, и тот мальчик оказался весь в мать, такой же маленький, юркий и смешливый, а потом пришёл в этот мир его брат Фёдор, который получился точной копией их знаменитого деда-гвардейца, но Кольку это совсем не огорчало...он же был из Попасной, и этим всё сказано.

Колька страстно мечтал стать лётчиком-истребителем, но на медкомиссии в училище сказали, что у него плоскостопие и он не может учиться на лётчика потому, что те, у кого плоскостопие не могут прыгать с парaшютом, и тогда он пошёл на отделение техников по-авиационному вооружению и сразу же после окончания его отправили на фронт потому, что уже вовсю шла война.

Фёдор тоже ушёл на фронт рядовым пехоты и пропал без вести в первые же дни войны и никто не знал жив он или нет, а маленькая смешливая Марийка как-то сразу постарела и перестала смеяться надо и не надо, а муж её Семён совсем занедужил и слёг от болезни сердца.

Так Колька стал единственной надеждой их с Фёдором родителей и он дал себе слово,  что вернётся с этой войны победителем и он вернулся в новенькой форме со знаками отличия майора и, слепящих на солнце глаза, хромовых офицерских сапогах, а на груди его тесно было от наград, что тоже сверкали и слепили глаза на солнце всем и, особенно девушкам.

Радости родителей не было предела и они очень гордились своим героическим сыночком, а главное: они были счастливы, что он вернулся живым и невредимым потому, что ни одна пуля и ни один осколок не коснулся его за все те долгие годы военных действий и особой гордостью не только родителей, а и самого Кольки было то, что за заслуги перед Отечеством он был удостоен чести участвовать в Параде Победы 1945 года на Красной Площади в столице нашей Родины Москве.

А заслуги его были действительно достойны такой чести потому, что, когда, перед близкой уже победой, наши войска взяли Кенигсберг и немецкие лётные части в панике бежали на своих самолётах, даже не успев уничтожить свои аэродромы и всякое военное добро на этих аэродромах, на складах которых было огромное количество авиабомб, с которыми никто не знал что делать, тут-то шустрый капитан Колька взял да и изобрёл такое крепление для этих немецких авиабомб, которое просто и элементарно можно было соорудить из подручных железок и быстро смонтировать это крепление на наших бомбардировщиках.

Вот и стали гнать и бить наши немца его собственным оружием до того самого победного дня, а Кольке дали за такую заслугу перед Родиной Орден Сталина и звание майора, и, конечно же, никто не удивился, когда в его лётную часть пришёл приказ об откомандировании Кольки в Москву для предварительного отбора участников Парада Победы, a было ему тогда 25 лет.

Наверное, мало кому известно, что для участия в том историческом Параде Победы, были необходимы два условия: героические заслуги, а самым главным после заслуг было то, что все участники этого парада должны были быть одного роста чтобы ряды марширующих воинов-победителей под всеобщее ликование народа-победителя перед мавзолеем на Красной Площади, с которого их приветствовал с неизменной мудрой усмешкой сквозь желтоватые от папирос "Герцеговина Флор" густые усы, Вождь и Соратник Великого Ленина товарищ Сталин...так вот эти ряды должны были быть безупречно монолитными, а не так, когда одна голова торчит над другой.

Потому и было откомандировано в Москву героев намного больше, нежели запланированное количество участников парада, и поэтому в предшествующие параду дни кипела работа по отбору наиболее подходящих и радостнолицых героев, которых запомнит Весь Мир потому, что такое великое событие обязательно будут снимать не только на фотоплёнку, а и в кинохронику тоже, и для этого в столицу Нашей Родины слетелись репортёры со всех стран, и у служивых из НКВД не было времени даже хорошо выспаться так как надо было бдить за всеми гостями столицы, чтобы они ничего такого шпионского не сделали.

Колькино круглое жизнерадостное лицо очень даже соответствовало образу советского героя-победителя, что-то типа любимого всеми легендарного "Солдата Тёркина", да...однако ростом он не очень-то вышел и это было чревато тем, что его не отберут для участия в Параде Победы, а этого он никак допустить не мог и, когда пришло время пройти измерение роста, он подложил себе в сапоги под пятки газету "Правда", сложенную многократно, и посоветовал сделать то же самое Лёшке из Минска, с которым подружился в Москве, но Лёшка-капитан, который был заметно выше Кольки, опрометчиво отказался от такой "военной хитрости" и его не взяли, а Колька так и прошёл победным маршем с сияющей, как новый пятак, физиономией истинно советского героя-победителя и газетой "Правда" в сапогах, по Красной Площади в тот самый незабываемый майский день, под бравурные звуки военного оркестра и крики "Ура!", равняясь на мудрую улыбку Генералиссимуса и Отца Народов, любимого Вождя и продолжателя дела Ленина, дорогого товарища Сталина.

Погостив три недели в родном доме, Колька отбыл на новое место назначения для прохождения дальнейшей службы в литовский город Паневежис, где вскоре женился на девушке Вере, у которой была литовка-мать и русский отец, и родила ему Верочка двоих сыновей, которые были похожи на литовскую родню Веры, и, к большому огорчению и разочарованию Кольки, ни в одном из его сынков он, как ни старался, не смог обнаружить даже трошки своей породы и попаснинского духа.

А через несколько лет, в 53-м, из дому пришла в Паневежис весточка от семьи, из которой Колька узнал, что тем летом вернулся домой его младший братишка Федя, который в первые же дни на фронте попал в окружение, был контужен и взят немцами в плен, и провёл в этом плену все долгие годы войны в немецком концлагере, а когда союзники пришли туда и обнаружили чудом оставшихся в живых людей-скелетов, среди которых был один скелет, обтянутый кожей Фёдора, то эти союзники сначала привели в норму и немного подкормили тех несчастных в своём походном госпитале, а потом предложили им уехать в Америку и начать новую жизнь в свободной стране, и многие из них, несчастные и измученные, согласились, а когда дошла очередь до Фёдора, то он произнёс твёрдое "нет" и союзники не стали его уговаривать, а передали его из рук в руки советскому представителю, а тот, в свою очередь, передал его тем, кто направил "труса и предателя", который нарушил приказ Генералиссимуса и сдался врагам, в места не столь отдалённые, сколь надёжные.

Хрущёвскя "оттепель" пятьдесят третьeго освободила Фёдора и он вернулся в Попасную и сразу же ушёл жить в дом Настюшки, которая уже и не чаяла увидеть своего Феденьку живым, смирившись с долей вековухи, и, на радостях, родила Настюха ему сыночка Валерку, который совсем не походил ни на отца, ни на славного деда-гвардейца, а оказался маленьким, шустрым и кругленьким, ну весь в дядьку Кольку и всё, а Федя, несмотря на свой богатырский рост, казался себе маленьким и ничтожным, когда братик Колька, который уже дослужился до полковника, приезжал из далёкой Литвы в отпуск и, с непонятной ему самому, радостью и сожалением смотрел на Валерку, которого те, кто не знали их семью, принимали за родного Колькиного сына говоря:"Ну это сразу видать, что сын в батьку пошёл!", а Фёдор при этом, как-то виновато, снизу вверх, заглядывал старшему брату в глаза...

**************

Николаю Семёновичу Велигину и брату его Фёдору Семёновичу посвящается.

1)То с Аллочкой никто не дружил, а если новенькие начинали, то их отговаривали остальные, а тут вдруг Оля, у которой мать сидела, вдруг на защиту спиной к спине встала.

2) Аллочка боялась, что после избиения её одноклассниками не ру, дома ещё мать-садистка отметелит, а потом вдруг оказалось, что жила она с бабушкой и дедушкой, а мать набегами бывала, и получается, что метелила дочку от случая к случаю. И как было знать, если мать тем поздним вечером приходила?

Ну, это если обезьну типа грохнуть, то пока ещё нормально...она же вроде не человек типа, да?

А человеком тоже можно накормить...к примеру муравьёв...в целях трансформации зла в добро типа, нет?

Песчинки цокающие от ветра вернули в реальное измерение и всё встало на свои места...взрослые места типа, да.

**********
Чего-то не врублюсь, где четвёрку с плюсом поставить...оценку типа, да.
Ты уж меня невежду извиняй, братан, да.

http://www.grafomanov.net/poems/view_poem/242241/

 
Я проснулся от его крика:"Не убивааайте! Не убивааайте, пацаныыы! Пожалуйстааа! Я ничего не скажу...ууу...ууу..."
Холодный пот...в голове расплавленная вязкая масса из мозгов...лясим-трясим, блинн!

Мы убили его...если бы я был один...но я не был один, нас было пятеро и мы убили его, а потом сбросили его труп в озеро...мне пришлось держать его голову, когда мы тащили его безжизненное тело к обрыву...его глаза ничего не выражали в тот момент...а потом он всплыл и его нашли...абздец.

Если бы я был один...я бы отпустил его...но я был не один, нас было пятеро, и я не мог отпустить его, лясим-трясим, блин!

Он был случайным свидетелем и его надо было убрать...я не мог отпустить его потому, что нас было пятеро...а потом его нашли, лясим-трясим, да.

И теперь вот уже 10 лет как он умоляет меня:"Не убивай...отпусти... ", и вот уже 10 лет как я просыпаюсь в холодном поту и в голове моей расплавленная вязкая масса из мозгов...лясим-трясим, блинн!

Я давно уже завязал...это было бы невозможно, если бы я был там...но я сбежал, а они сели за групповое убийство...вчетвером...только я остался на воле, если это существование, на которое я обрёк себя 10 лет назад, можно назвать волей...но я завязал и не хочу возвращаться туда, где уже за давностью мне не светит срок...а эти четверо...они сели..все...на 15 лет, лясим-трясим, да.

С тех пор ни одной ночи я не спал спокойно, хотя мои приятели говорят, что меня невозможно добудиться даже пушкой...особенно если я напьюсь накануне...но я никогда не опаздывал на работу...в пиццерии...где меня называют "Джованни" этот придурок , имбецил Саверио, кассир Фабио и наш патрон Жанфанко...я никогда не опаздывал на работу, где я создаю мои пиццы...я - пиццайоло Джованни, лясим трясим, блин горелый...пицца то есть, да. Я даже создал мою собственную пиццу под названием "Дон Джованни"...даже можно сказать типа "Дон Жуан" типа, ха.

Они знают, что я - русский и что у меня другое имя, но им так удобно называть меня Джованни...это была моя идея..меня нарекли "Иоанн" в церкви при крещении, и я ношу большой золотой крест на массивной цепи...так меня нарекли в Донецке...а в Ташкенте, откуда родом моя матушка...там моя родня называет меня "Рустам"...обряд обрезания, всё как положено, лясим-трясим, да.

Ну ещё есть одна русская тётка, которая работает официанткой в нашей пиццерии, и она знает, что я - Рустам...мы с ней треплемся обо всём, когда нет клиентов, и нагло опустошаем запасы пива "Моретти" в хозяйском холодильнике, закусывая той робой, которую я нарезаю для приготовления пиццы...Алине нравится делать рулет из больших круглых тонких ломтей сыра "качо кавалло", в которые она закатывает кружочки сальсиччи пиканте...пока Жанфранко молчит, а мы наглеем, лясим-трясим, да.

Я не знаю почему я доверил ей эту историю...я никогда никому не доверял, а ей как-то сразу раз, и всё как на духу...мы напиваемся у меня дома после работы всё тем же пивом "Моретти", которое я набираю до фига в ночном баре "Нессун дорме", никто не спит типа, который единственный открыт до утра в нашем маленьком провинциальном городке.

И тогда мы сидим с Алиной до утра...пьём бутылку за бутылкой, и трындим обо всём...она тоже говорит о себе, о своей жизни, о том как она повстречала свою настоящую любовь в Италии...она повстречала араба Али и приняла Ислам, а потом он уехал к себе домой и не может вернуться назад, в Италию, а она как раз сейчас делает всё возможное и невозможное, чтобы он вернулся...меня эта история всего перевернула, в душу вошла...я не встречал здесь таких женщин, которым бабло пофигу, а любовь - всё...мы с нею как два выродка в этой стране...оба фифти-фифти...наполовину христиане - наполовину мусульмане...она понимает меня...и она мне как мать, больше, чем мать, которая мечтала, чтобы я стал "доном"...так она говорила мне:"Рустам, ты будешь доном!", лясим-трясим...а я не хочу!!!

Я хочу жену, которая будет меня любить и родит мне много детей...я очень люблю детей. Там, в Узбекистане, у меня была куча племянников, малыши такие...я их нянчил, когда приезжал к дедушке Умару в гости...а когда кто-то из них уписивался или укакивался, я мыл ему жопку и переодевал в чистое...мне не было интересно знакомиться на то время, когда я гостил у дедушки, с пацанами-одногодками...я был нянькой моим племяшам и всё.

У меня была красивая молодая жена, с которой я приехал сюда...моя матушка привезла нас в этот город, где она устроилась на работу к одному старику, и где она имела ещё другой заработок, торгуя работами для наших землячек...и не только работами торговала Катя-Каттаб совместно с одной полячкой по-имени Барбара...мне стыдно было признаться Алине, кто моя мать, но она догадалась сама...город маленький...а жена моя сбежала к одному богатому макарону, лясим-трясим, да.

Я живу один в маленькой хате, пьяно террено, земляной этаж типа, выход сразу на улицу...так почти все наши живут...и бедные итальянцы тоже ваще-то...я не люблю, когда ко мне приходят наши, и они уже не приходят...один хрен, меня не добудиться, когда я сплю после работы...я вообще только и делаю, что сплю...днём, а по-ночам я просыпаюсь от его крика:"Не убивайте, пацаныыыыы!"

И если он молчит и не зовёт меня однажды ночью, то меня швыряет с постели внезапно врубившийся на всю мощность музыкальный центр, который я уже стал выключать на ночь из розетки, но он всё-равно врубается и орёт...сам...и тогда холодный пот мгновенно пропитывает мою пижаму...как будто я только что всплыл на поверхность...и я чувствую, что я мёртвый, лясим-трясим, блинн...

А иногда я просыпаюсь от того, что чувствую невыносимый зуд в моих руках...и потом я вижу, что я сижу в темноте и сам себя режу лезвием...я режу мои руки этим лезвием, неизвестно откуда взявшимся в моём доме...я не бреюсь станком...есть электробритва и всё...я сплю как убитый днём, пушкой не разбудить...так говорят местные пацаны с которыми я иногда напиваюсь по понедельникам, когда пиццерия закрыта...я напиваюсь с ними в баре и зажигаю с какой-нибудь смазливой девчонкой, а потом я бросаю их всех и иду на Голгофу...домой иду, спать иду...если получится, лясим-трясим, мля.

Я проснулся от его крика:"Не убивааайте! Не убивааайте, пацаныыы! Пожалуйстааа! Я ничего не скажу...ууу...ууу..."
Холодный пот...в голове расплавленная вязкая масса из мозгов...лясим-трясим, блинн!

Они нашли меня...здесь...через столько лет..группировка и эти...местные...я завязал, но они сказали, что сегодня в девять - стрелка...со мной будут разговаривать...надо платить...пацаны сидят, а я нет...только Алина знает, куда я иду сегодня вечером...я взял выходной в субботу, когда народу в пиццерии до фига, и Жанфранко будет работать вместо меня...я зашёл в пиццерию в восемь и Фабио спросил:" Джованни, что? Сегодня у тебя феста?" Праздник значит...лясим-трясим, ха...

Я оделся во всё новое...фирменные шмотки, туфли, чёрный кожаный плащ до пят...красавец-мусульманин...так оценила мой прикид Алина, которая уже переоделась в униформу и спрятала свои шикарные белокурые волосы под фирменной кепкой официантки...а я ей сказал:"Слышь, мать, как ты думаешь, меня можно сожрать?", а она ответила:"Можно...если ты позволишь", а потом спросила:"Рустам, что случилось?" и я ей сказал всё как есть, лясим-трясим, да, а она сказала, что пойдёт со мной, но я ответил нет, потому, что тогда меня точно убьют, если приведу её...и её тоже убьют нах!

Я сказал ей "нет", а она настаивала и сказала, что ей по хрену работа, если друга могут убить, но я ей сказал, что она должна вытащить Али из его голимой Арабии, а не идти убиваться хрен знает куда и с кем, и вообще на разборки баб никто не таскает...вроде убедил, да.

И тогда она сказала:"Я буду звонить тебе каждые пятнадцать минут, чтобы они знали, что ты не один."
Так и порешили.

Она звонила мне каждые пятнадцать минут и каждый раз я отвечал:"Соно анкора виво", я ещё живой типа, лясим-трясим, мля...а в перерывах между звонками меня буцкали довольно чувствительно, но я держал мои руки свободными и отвечал только словами, типа лясим-трясим, да...они не сожрали меня...потому, что я им не позволил...отпустили...только жилетку кожаную порвали слегка и всё.

Отпустили они меня...похоже на чудо...они все меня отпустили...а того парнишку, случайного свидетеля...его не отпустили, блинн!

Как же я дышал слегка морозным ноябрьским воздухом тем вечером! Мир открыл все свои краски и запахи мне, тому, кто уже мысленно готов был умереть не своей смертью! Я высвистал одого длинноволосого недоумка Пашу и потащил его в один бар, где собирались только молодые...о как я зажигал там с девчонками...со всеми подряд...бухал и зажигал.Паша сказал, что он не узнаёт меня...вроде как другой человек типа, лясим-трясим, а я сказал, что днюха у меня сегодня и всё...хренасе ему знать, что я и вправду как на свет народился, да?

Ну и потом в пиццерию хороший такой красавец заявился и после закрытия с Фабио  мы ещё шарахались по ночным заведениям до утра..."днюху" мою фестиджарили, ха...а Алине я сказал тогда:"Ты мне мать...настоящая мать"...красивая тётка между прочим, хоть и старше меня в разы...потом её уволили, узнав случайно, что ей 49,официантка типа не должна быть такой старой типа, да, а там и Али её любимый прикатил и они поженились в мечети, как положено правоверным, а я уехал в один курортный город, где такого пиццайоло как я с руками и ногами взяли и платили в разы больше, чем Жанфранко мне отстёгивал...и связь наша с ней прервалась.

Иногда по-пьяне я ей звоню и мы разговариваем всю ночь напролёт...и тогда меня не будит его крик:"Не убивай! Отпусти! Пожалуйстаааа..."

Я не знаю кому бы ещё я мог рассказать всё это, лясим-трясим, да.

************
чем жалкий петь псалом, пока прилив уйдет.
**************
Так вроде ударение на месте, да.

10 баллов - не такая уж большая потеря, да, для такого автора как я, ха?

Плюс, конечно, да...много плюсов за правду жизни, да.

Да...и ваще почему-то ассоциации с "Утомлённые солнцем"...красиво и умнО, да.