Ирина МелNik / Написанные рецензии

Решила посмотреть, что же там у Вас такого интересного про Гоголя) Посмотрела... Осталось послевкусие недописанности чего-то очень существенного, как-будто Вы что-то от читателя утаили, экий Вы загадочный.

С уважением,

Неспешно в пасть зимы плывут баркасы-облака,
Идет по палубе дозор, и множится тоска.
Корму сдавили льда тиски - поможет ли броня,
Наивны о морях мечты, но только, их храня,
Живешь на каторге. Стоишь и ждешь, а вдруг казнят.

Сто лет ржавеешь на цепи - уже невмоготу,
И свили гнезда воробьи на боевом посту,
На кнехтах ржа, на пушках тент, буклеты на столе,
Висят газетные статьи, душа скулит в чехле,
Чугунный якорь на борту держать всё тяжелей.

Не вспышки молний ослепят - скучающий турист
Достанет фотоаппарат: «А ну, Аврора, - чиииз!
Ого, какая высота, повыше, чем трамплин!»
Исподтишка канат задет, - тихонько рында: «Плим!»
Аврора встрепенется - «Пли?», но, прерывая сплин,
Протяжный чаячий смешок с небес опустит вниз.

И второе - "Дома-корабли"
http://www.grafomanov.net/poems/view_poem/134732/

Из розовой тени туманных ночей
встают силуэты домов-кораблей:
Как мачты в небесных пределах,
пилястры – дома-Каравеллы.
Недвижно-жеманен колонн серпантин
вдоль лестниц барочных домов-Бригантин.
Мосты поприветствуют, маршем
идущие, плоские баржи,
За ними по волнам стремится душа
из каждого дома. Стоят не дыша
фасады и портики чинно,
А ночь так воздушно-невинна!
Крестом осеняя дорогу судам,
проводит их Ангел на шпиле, а там,
где водные кружатся блики,
где Genius Loci великий,
оставивший помыслы, сердце и дух
старинным легендам, покажется вдруг -
Армада идет пароходов,
Утюжа свинцовую воду -
И ночь оживёт! Жёлто-белый декор
Несёт по волнам адмиральский линкор,
Звенят якоря золотые
И меряет мили морские
Петровский кораблик на тонкой игле,
Как символ защиты балтийской земле.

Клава, поздравляю тебя, целую, обнимаю и читаю!!!
/тут прикрепляю большущий букетище ромашищек!/
Букет невидимый, только для тебя)))

http://www.grafomanov.net/poems/view_poem/211321/

Небо корытом полным свалилось вниз,
Вверх бы подняться можно, но нет, - нельзя,
Гром на корыте неба чуть-чуть завис,
Капли сорвались в пропасть не тормозя.
Вспышки цветных зонтов покормив с руки,
Люди очнулись и посмотрели вверх,
Там пробиралось солнце по-воровски,
Белое солнце – северный гордый стерх.
Дождь был коротким – родился-полил-ушел,
Будто и не было, только лишь воздух свеж,
Жалко и хочется, чтобы - еще, еще,
Чтобы не вяли бутоны людских надежд.
Ты не живешь ли каплей в большом дожде,
Падаешь вниз, наивно стремишься вверх,
Стать совершенством там...
ах
где
Белое солнце – северный гордый стерх.

Идет трамвай – большой стакан, заполнен до краев,
Идет трамвай – не привыкать, кондуктор достает…
Компостер?
Счетчик?
Реостат?
Качаясь, на весу, он достает (кому сказать?)
Закуску – колбасу,
Столовый нож,
и режет хлеб, и людям раздает,
И каждый делает себе приличный бутерброд.
Витает в воздухе амбре (воскресный расслабон),
Качаясь, в питерский туман спешит стакан-вагон,
И запотевшее стекло вновь искажает вид
На город тощих колоннад и псевдо пирамид,
В котором, наконец-то, лев пнет лапой круглый шар,
И тот на небо полетит!
Так выпьем, за удар!
За гол!
За то, что, как сокол,
Да просто – за проезд.
А кто не выпьет, тот не наш,
Его кондуктор съест,
Слизнет слезу дождя потом с потертого стекла,
И в темноту депо придет
вагон-
стакан-
анклав.

…Он был одинок и привязан к стене пуповиной шнура,
Стоял на столе, иногда дребезжал, но всегда не без повода,
Он ждал и надеялся голос услышать, ведь он умирал
Без милой вибрации, нежной идущей по тонкому проводу.

…Хозяин его, обожающий блюз, молодой человек,
Любил покупать раритетные вещи, в растянутом свитере
Ходил по квартире, лелея в душе девятнадцатый век,
Не думал о будущем, тихо старел, никому не завидовал.

…Она не придет, никогда не вернется, он помнил её –
И запах волос, и движения рук, и на платье горошины.
«Я буду звонить,
я когда-нибудь буду…», - враньё.
Седые виски - паутиной забвения диск припорошило.

Он верил и ждал, вот отступит зима, пробужденья черед,
Хозяин очнется, как местный проток ото льда просыпается,
Потянется к трубке, немного помедлит, А-ОН- наберет
Заветные цифры, которые были потеряны в памяти.

Нахлынет весна, и затопит квартиру задорная трель,
Внутри у него задрожат конденсаторы, поле магнитное
Притянет любимую с именем бога-создателя – Белль,
Умрет одиночество, сшитое ссорой, как белыми нитками.

...Невским ветром дай напиться, будь не брошен, не забыт,
Пусть под белой ночью спит кораблей твоих армада.
Не гони меня, мне надо кожей ощущать гранит.
Нас никто не разлучит. Быть с тобой – всегда награда.
От покоя до парада Ангел пусть тебя хранит!

Под церковными сводами
http://www.grafomanov.net/poems/view_poem/135705/

Под церковными сводами вижу, скитаются души,
Собираются в стаи, гроши опускают к грошу.
Пантеле́ймон-целитель, спаси, и я слово нарушу…
Я молиться начну и посты соблюдать, - я прошу.

Шерстяные платки крепко-накрепко спины стянули,
Рядом истово молят, спасения ищут от лих:
«Защити, уведи от беды, от увечья» - как пули,
Рикошетят слова по окладам икон дорогих.

Спят премудрые девы и вечные старцы под нимбом,
Светлый глянец на ликах, строга паутина морщин.
Прихожане с мольбой, но спасения сразу не имет
В океане изгой, не познавший греха, ни один.

Отгорожены миррой от мира, во внутреннем свете,
Сжав нательные крестики, волю отдав небесам,
Мы просили и ждали, но бог не помог, не ответил,
Потому что давно разучился творить чудеса.

«Собака похожа на своего хозяина».
Перефразирую: водитель выбирает автомобиль, похожий на себя.

Задумчиво урча, шурша по лужам
Колесами, обутыми в Мишлен,
Вздыхая про себя на день досужий,
Катился по дороге Ситроен.
С утра его обрызгала Тойота,
Подрезала, сверкая новизной,
Наверно, торопилась на работу
В легальное (пока что) казино.
Потом, чуть не притерся синий Мерин,
Поймав в прицел значка его капот.
Душа тогда ушла до задней двери,
А, может быть, пришла – наоборот,

И он среди такси – трудяг-рыбёшек,
Камазов, фур – нагруженных китов,
Шикарных и сверкающих, поплоше,
Размеров разных, марок и цветов
Железом ощутил свою ненужность,
Теряясь в приземленности дорог,
И желтых фар испуганных окружность
Светила в узкий мир, сиречь – мирок.
И было, без сомнения, не страшно, -
Уныло жить и ехать в никуда,
Поверив в то, что день позавчерашний
Такой же, как сегодня,
как всегда…