Ольга Шенфельд / Написанные рецензии

На этом языке нечеловечьем
Написаны сонеты и законы.
Мы вязнем в голубиной хрупкой речи –
Приманке для доверчивых влюбленных.

Фарфорово, жеманно, леденцово,
Придумано для севрских статуэток,
Туманное картавое не-слово
Качает горбоносым силуэтом,

Касается горячей нежной кожей,
Зовет виолой, лютней, мандолиной...
Как странно, что они на нас похожи –
Все эти люди с горлом голубиным,

Погрязшие в заботах и расчетах,
Спешащие на ужины и встречи,
Что в языке для птичьих перелетов
Французский язык.

Но чудится особая осанка,
Мерещится мерцание вуали...
Картаво и протяжно – парижанка,
Гортанно и хрустально – пасторали.

Молочны небеса и камни сизы,
И бег времен сменяется скольженьем,
И хочется виконта и маркизы,
Воркующих до головокруженья.

Милая моя, солнышко лесное.

Happiest meetings are stopped by the pitiless time,
Peaces of amber as tears are dropped by a pine,
Coals of bonfire are covered with ashes and dust
This is an end of the wonderful minutes for us

Dear my sunshine, light in gloomy weather,
Under any sky would we stay together?

Close your wings, flying tent, they are useless again,
Straighten your wings for departure, my confident plane.
Ladder is slowly going back from the wing.
Separate futures; and abyss is lying between.

Dear my sunshine, light in gloomy weather,
Under any sky would we stay together?

Phrases are nothing. Don't ask me, don't help me, don't lie.
Amber pine tree is my goal and forest sunshine.
Flame of the fire is dancing in circle of trees/
Somebody's waiting - it may be the person I miss.

Dear my sunshine, light in gloomy weather,
Under any sky would we stay together?

Средневековое

С ласкающей зеленоглазой
Волной соленой - кошкой серой
Игра блаженная без меры,
А неоконченная фраза,
Стихов расплавленных начало,
На дно лениво опустилась.
Сеньор, признайтесь, что Вам снилось
У огнедышащих причалов?
Манят сеньоров игры чести,
Любой рассвет - преддверье боя.
Спешите, помыслы героя,
К невинной маленькой невесте,
Что по утрам глядит в окошко,
А ночью всхлипывает в спальне
И голубям, бросая крошки,
Свои выбалтывает тайны,
Что шелком вышила девизы
На герб и бархатное знамя,
Что ни барона, ни маркиза
Вовек не сравнивает с Вами.
Она отцу не прекословит
В мечтах о брачном покрывале,
Она горда узором крови
На острие толедской стали,
Пожаров черной паутиной
На голубой дворцовой смальте
И сотней пленных сарацинок,
Удачно проданных на Мальте.

- Все тот же Генрих. Карие глаза,
Бездонный взгляд, пушистые ресницы...
Как поживает рыжая коза?
Ревнует Вас к высокородной львице?
А телочка, голубка из простых,
Смущенная парчовым балдахином?
Ах, Вам не нужно ни одной из них?
Вы заболели иностранным сплином
И сами согреваете кровать?
Бедняжечка. С такой-то пылкой кровью!
Чей призрак прилетает к изголовью?
Шалун амур? Иль королева-мать?
Великий Гиз? Святой Варфоломей?
Король-стрелок оскаленной химерой?
Вы отреклись от трона и от веры.
Что мучит больше? Что болит сильней?
Я не виню. Ах мне ли Вас винить –
Случилось так, как случаю угодно,
И если б не умны, а благородны
Вы оказались, то кого любить
Нам, фрейлинам кровавых королев,
Осталось бы средь челяди убогой?
Я долго притворялась недотрогой,
Но может быть, сменю на милость гнев.
Уменье ждать в крови у королей,
Мой бедный друг, что Вам еще осталось?
А от меня нужна такая малость –
Заставить призрак медлить у дверей

В Дижоне созрела горчица,
В Руане откормлены утки,
Парижская чернь веселится,
Не помня, которые сутки.

Наполнено чрево Парижа –
Течет через ноздри и уши.
Собаки шампанское лижут
И арки цветочные рушат.

Продолжилось древо Бурбонов.
Летят вереницей кареты.
Улыбкой в окне Трианона
Сияет мадам Туанетта.

В гостиных изящные сплетни,
На площади злые остроты,
«Ликуйте! Родился наследник!» -
Друг другу кричат санкюлоты.

Пируйте, пляшите без меры.
Крестины пышны и богаты.
Сверкают глаза Робеспьера.
Оскалены зубы Марата.