Артур Сіренко / Написанные рецензии

Большое спасибо, Артур!

Спасибо, Артур!

Артур, благодарю!

Не читаю, не читаю,
Ничего я не читаю!
Внемлю музыку бомбежки,
Что прислали вы сюда...
А на дне и в той палате,
Из которой вы стреляли,
Из душевных побуждений,
Видно что за  чистота!

До тех пор, пока полонофобия воспроизводится в подобных текстах, она существует. Но чей это дискурс? Это дискурс власти. След-но, автор воспроизводит дискурс власти, - то есть, автора этого текста не существует. (Поэтому я не ставлю здесь оценку).

Я вот только не пойму, при чем тут минарет?!  Это аллегория такая, или что? Или как-то будущее прорисовывается, типа, что поляки со временем начнут молиться по  зову моэдзина?!
Вообще стихотворение  действительно мутное. Мутное оно потому, что кровь человеческая  привычно замалчивается, и её объемы никто еще по настоящему не мерял. Думаю, что еврейской крови, пролитой на всей планете, будет ничтожно малое количество, и даже не берусь угадывать, чьей же все-таки крови пролито больше всего. Главное, что мы живём, хоть и в ХХ1 веке, но в первобытном мире, среди дикарей. Вот что ужасно и отвратительно. Я не знаю, если бы вообще никто и никого не убивал ни по каким соображениям. Просто бы не убивал, это что, грозило бы перенаселением планеты?! Нет, но уровень человеческой жизни был бы неизмеримо выше. Бытие определяет сознание! Это верно!

Мила, если вводят "критерии" анализа крови, цветов кожи, форм черепов..., то идут к расизму. "Автор" с каких позиций "обличает" католиков (= поляков), иудеев, и мусульман...? Не встречались с "православным фундаментализмом"? Странно...)

А если убивают без всякой идеологической подоплеки? От не хрен делать? Тогда как? Значит расизм,антисемитизм,  всё, что по науке изобличает расовую нетерпимость - это плохо, а просто так убивать своих сограждан, хорошо?  

Мила, это вы, чай, сегодня живёте, или в 17-м веке?!)) Идеологии вокруг себя не заметили? Это у вас день такой, - завтра заметите),

Вы же к наукам всяким апеллируете, расскажите мне про эту сегодняшнюю идеологию, по которой убили более двух сотен детей на Донбассе. Это что, чтобы не размножались?

Поляки и литовцы, не военные, а так называемые мирные жители, во время последней мировой войны вели самую настоящую охоту на евреев. Убивали их прямо на улице, средь бела дня, а потом забирали всё, что у них было. Причём, всё это делалось открыто, на глазах у властей, с особой жестокостью и цинизмом. Никто больше, кроме этих народов, а это были не единичные случаи, не считая немцев, этим не занимался. Я повторяю, не военные, не полицаи, а обыкновенные люди, если их можно назвать людьми, конечно. Так вот, стихотворение об этом и больше ни о чём. Все вопросы, которые вы поднимаете в своих отзывах меня не интересуют, вам интересно - пишите. Я еврей, мне хватает тем. Донбасс меня не интересует, Россия с Украиной тоже. Последние 300 лет население и России и Украины делилось на евреев и антисемитов. Так было, есть и будет, по крайней мере, ещё лет сто. Но для нас это уже не имеет никакого значения, круг замкнулся. Мы вышли из Израиля и мы туда вернулись, навсегда. То, что будет со всеми вами, я вам тут рассказывать не буду. Скажу только, что ничего хорошего не будет.)

)) "Последние 300 лет население и России и Украины делилось на евреев и антисемитов" - ваша "фантазия" богата. Успокою) Уверен, что ваша заявка на истину от некоего "мы" абсолютно ложна. А что либо "доказывать" не имеет смысла. Нарисовали удобную для себя картину, и более вас ничего не волнует. (Только будьте же минимально корректными, - вы (при своём "безразличии") делаете "прогнозы" не о своём месте проживания.)
Будьте здоровы,

Мы слишком снисходительны. Сегодняшнее поколение хочет зарыть топор войны везде. Забыть обо всём. Я тоже придерживаюсь этого мнения. Потому что, если людей как-то науськать, обработать, простимулировать, пообещав награду, к примеру, они тут же превращаются в злономеренных скотов, даже не замечая за собой такой трансформации, потому что люди, неважно какой нации и национальности всё-таки, хоть и высокоорганизованные, но  животные. Мы можем вставать в позу, произносить обличающие фразы, приводить научные доводы, выявлять какие-то закономерности и подгонять  факты под уже существующие шаблоны. Но суть от этого не меняется. Если история знает достоверные факты, потому что они имели место быть, наверное, нужно в первую очередь помнить об этом, а уже потом кого-то обличать. Если Толстой говорил  об одной слезе ребенка, то что тогда говорить о реках слез и крови?!

"В Варшаве по улице шла пара новобрачных. Люди, завидев в них евреев, стали отпускать вслед грязные шутки и оскорбления.
Уроженец Польши Гросс, профессор истории в Принстонском университете, не включил в книгу рассказанную выше историю, хотя знал о ней. Ему нужно рассказать о гораздо больших унижениях. Он должен рассказать о том, как пережившие Холокост польские евреи, избежав судьбы 90% их общины – трех миллионов человек – возвратились на родину, где их продолжали поносить, запугивать и убивать (было совершено не менее 1500 убийств) порой так же зверски, как нацисты.

Казалось бы, если что-то могло вылечить Польшу от антисемитизма, так это Вторая мировая война. Польские евреи и христиане оказались связанными, как никогда ранее, невообразимыми страданиями, чинимыми общим врагом. Казалось бы, должна была появиться жалость к евреям, большинство из которых потеряли все, что у них было – дома, молодость, надежду, всех родных. Кроме того, их осталось совсем немного, чтобы их ненавидеть – всего 200 тысяч из 20 миллионов.

Однако, возвращающиеся польские евреи столкнулись с антисемитизмом, ужасным в своей ярости и жестокости. Так что не вызывает удивления то, что как только многие из них оказывались на польской земле, сразу же снова бежали оттуда. Многие отправились на Запад, в место, которое странным образом стало оазисом спокойствия и безопасности в сравнении с Польшей: в Германию. Те поляки, которые укрывали евреев во время войны, не стали национальными героями, а, напротив, молили евреев о молчании, чтобы соседи не прозвали их юдофилами, не побили их и не ворвались в их дома в поисках денег, которые евреи, несомненно, там оставили, или вообще не убили их.

Отношение поляков к немцам остается по понятным причинам ожесточенным. Во время своего визита в Польшу в мае папа-немец Бенедикт XVI посетил Освенцим и предусмотрительно говорил, преимущественно, по-итальянски. Однако, как напоминает нам Гросс, по крайней мере, в одном многие поляки аплодировали Гитлеру: когда он предложил окончательное решение еврейской проблемы в Германии, он позаботился и о польских евреях. Нацистская политика в отношении евреев, сообщал в 1940 году правительству в ссылке в Лондоне легендарный подпольный польский дипломат Ян Карски, сформировала "своего рода узкий мостик, где в гармонии слились немцы и большая часть польского общества".

И об этом говорил не только Карски. Свидетели в Варшавском гетто видели, как поляки с одобрением наблюдали и даже помогали нацистским солдатам в расстрелах евреев. Когда горело гетто, польские девушки шутили: "Посмотри-ка, как поджариваются отбивные из евреев". Нацистские отчеты о Judenjagd, "охоте на евреев", повествуют, как поляки искали и находили евреев, которых немцы каким-то образом упустили. Шли депортации, и, не успевали поезда в Челмно, Белжец или Треблинку, как поляки собирались на окраинах, чтобы разграбить еврейскую собственность или въехать в еврейские дома. И в то время как нацисты убили миллионы евреев, поляки убили тысячи – например, как рассказывает Гросс в другой своей книге "Соседи" (2001), которая спровоцировала скандал в Польше, в июле 1914 года в Едвабно были убиты 1600 евреев. Но в те времена на эти преступления почти не обращали внимания, да и сейчас в польских учебниках по истории о них почти не вспоминают.

Когда война кончилась, тысяча делегатов из Польской крестьянской партии приняли резолюцию, в которой благодарили Гитлера за уничтожение польского еврейства и призывали выслать оставшихся в живых. И действительно, скоро начались "зачистки". Возвращаясь в свои поселки и города, евреи слышали в свой адрес: "Что? Ты еще жив?" Их усилия вернуть свою собственность не приносили успеха – а иногда кончались фатально. Некоторых евреев конец настиг в поездах – на этот раз не в вагонах для скота, а в пассажирских поездах, из которых их просто выбрасывали. А если поезда двигались недостаточно быстро, их забивали до смерти.

Книга Гросса наполнена шокирующими, не укладывающимися в воображение образами.
Треблинка, сентябрь 1945: лунный пейзаж, усеянный кратерами. Это поляки выкопали тысячи ям в поисках золотых россыпей вперемешку с еврейскими костями и золой.
Польские синагоги, растасканные по кирпичам.
Еврейские кладбища, превращенные в мусорные свалки.
Еврейские школьники, которых притесняют, и еврейские кустари и профессионалы, которым отказывают в работе.
Пока правоохранительные органы и суд смотрели в другую сторону, евреев убивали по одиночке или в погромах. За этой резней неизбежно стояли старые "утки" о том, как евреи убивают христианских младенцев, чтобы заполучить их кровь, но с новой изюминкой: теперь евреям якобы кровь была нужна не только для приготовления мацы, но и для укрепления их истощенных тел.

Самый печально известный инцидент произошел 60 лет назад, когда жители Кельце, среди которых были полицейские, солдаты и бойскауты, забили до смерти 80 евреев. "Огромный двор был завален окровавленными трубами, камнями и клюшками, которыми еврейским мужчинам и женщинам разбивали черепа", - писал на следующий день польско-еврейский журналист Саул Шнайдерман. Это был крупнейший еврейский погром мирного времени в XX веке, отмечает Гросс. Однако он полагает, что в этом не было ничего необычного: в ту эру подобное могло случиться где угодно в Польше. Польские интеллектуалы, пишет Гросс, пребывали в шоке от происходящего в их стране. Только психопат, писал один из них, может представить себе подобную жестокость.

Спустя несколько дней после погрома польский примас кардинал Август Хлольд с презрением отверг мольбы евреев осудить римско-католический антисемитизм. После этого он заявил, что, возглавив усилия по установлению коммунистического режима в Польше (евреи действительно занимали в партии видное положение, хотя и не держали узд контроля в своих руках) евреи должны винить сами себя. Эту мысль повторил и епископ Кельце, который предположил, что евреи специально спровоцировали беспорядки, чтобы убедить Великобританию отказаться от контроля над Палестиной. Только епископ Ченстохова осудил убийства, за что немедленно был осужден своими коллегами.

Если церковь быстро разделалась с евреями, то то же верно и в отношении коммунистов, даже еврейских. Для них игнорирование еврейского положения, так же как и причастность поляков к преступлениям военного времени, было способом снискать расположение у полной подозрений страны. Кроме того, что было делать? Когда польские еврейские лидеры призвали коммунистов сделать что-то, чтобы положить конец ненависти, один чиновник ответил заранее заготовленным возражением: "Вы что, хотите, чтобы я отправил 18 миллионов поляков в Сибирь?"

Чем объяснить это безумие? Гросс припоминает знаменитое высказывание бывшего израильского премьер-министра Ицхака Шамира – о том, что поляки впитывают антисемитизм с молоком матери – лишь для того, чтобы опровергнуть его. "Оно несостоятельно ни согласно здравому смыслу, ни эмпирическим свидетельствам", - говорит он. Так же и ложные утверждения о ритуальных убийствах или еврейско-коммунистическом заговоре. Гросс настаивает на том, что поляки чувствуют свою вину: они были так глубоко причастны к еврейской трагедии, помогая и содействуя нацистам, экспроприируя еврейскую собственность, что один только вид этих призраков, возвращающихся из лагерей, ссылки или бегов, людей, которые знали грязные тайны и имели притязания на собственность, был просто невыносим. Так что евреев убивали или изгоняли.

Однако свидетельства Гросса, вплоть до антисемитской постановки в январе 1947 года около Освенцима, самого большого еврейского кладбища на планете (местный полицейский играл главную роль), опровергает его теорию. Столь огромный и разнообразный инвентарь бесчеловечности, включавший жестокость детей, которые были слишком малы, чтобы чувствовать вину или угрызения совести, выходит за рамки какого бы то ни было набора исторических условий. Более правдоподобное, хотя и менее политкорректное объяснение, заключается в том, что своим реализованным на практике антисемитизмом немцы придали смелости полякам, подтолкнув их действовать так, как они всегда считали нужным. Замечание Шамира, который сам был польским евреем, может показаться нам крайне оскорбительным, упрощенным и даже расистским. Однако, что бы ни говорил Гросс, он скорее поддерживает Шамира, чем опровергает его.

Но, в конечном итоге, в этой истории важнее всего не " почему", а "что" – что цивилизованная страна могла пасть так низко, и что такое поведение должно быть задокументировано, что о нем нужно помнить и обсуждать. Гросс это и делает. А то, что он время от времени отвлекается, что его хронология может быть сбивчива, что он повторяется и то, что ему бывает трудно совладать со своим негодованием, не играет такой уж большой роли.

Две новых волны государственного антисемитизма, в 1956-1957, и в 1968-1969, выдавили большинство тех польских евреев, которые, несмотря ни на что, продержались в этой стране. (Среди них были и те новобрачные, о которых я рассказывал. Позднее муж признался мне, что в свой первый день в Нью-Йорке он гораздо сильнее почувствовал себя на родине, чем за все время жизни в Польше). Теперь, несмотря на периодические вспышки антисемитизма – в мае, например, на варшавской улице главный раввин подвергся нападению человека, который кричал "Польша для поляков", и, несмотря на широко распространенные предубеждения против евреев, включая подозрения, что они якобы по-прежнему правят страной, Польша стала сосредоточением некро-ностальгии. В еврейском квартале Кракова раздаются клезмерские мотивы. В любом польском супермаркете можно купить мацу. А в алкогольных магазинах около витрин с польской кошерной водкой, высоко ценящейся за ее чистоту, можно встретить лица счастливых хасидов – их больше, чем вы сегодня можете встретить в Люблине или в Белостоке. Тем временем молодые люди с самыми отдаленными еврейскими связями могут вернуться к своему наследию. Но, как напоминает нам Гросс в своей угнетающей, поражающей воображение и приводящей в ярость книге, самыми счастливыми польскими евреями, не до Гитлера, а после него, были те, кто уехал.".

Спасибо, Артур!)