Юрий Борисов / Написанные рецензии

Повяжу. В горячий чай подую.
Выпью с вафлей. Довяжу рядок.
Всех люблю. И всем рекомендую –
Монреаль, заШтатный городок.

Понравилось, Алёна!)

Я вам, ребята, расскажу про Брута,
Предупреждаю: это будет круто!
А у кого нервишки не в порядке,
Пусть на участке вскапывает грядки.
Итак, представим Рим до нашей эры:
Повсюду консулы, рабы и инженеры,
Везде открытые и солнечные лица -
Мол, пой и радуйся, любимая столица.
В том Древнем Риме как диктатор правил Цезарь –
Отнюдь не бездарь, не, отнюдь не бездарь -
Талантливый писатель и военный,
Во всем прекрасный и необыкновенный.
Всегда народ кормил он в честь победы,
Всегда бесплатные устраивал обеды,
И много слаще был он для народа
Фигур антидиктаторского сброда.
И в том же Риме возле Колизея
Жил консул Брут, на все это глазея,
И Цезарь обожал его, как сына,
Ему что Брут, что дети – все едино.
И говорят, что Цезаря как будто
Брут оченно любил любовью Брута,
Да, Брут любил его - любовью брата,
А Древний Рим - любовью демократа.
Все предки Брута были антимонархисты,
И голос крови в Бруте был неистов,
И в нем столкнулись кровь и чувство дружбы,
Долг антимонархиста с долгом службы.
Он так метался, бедный, по квартире,
Он все обои оборвал в сортире,
Он чуть не перерезал себе вены,
Талантливый и необыкновенный.
И победила ненависть к царизму,
И он решил спасти свою отчизну,
И Цезаря пронзил он с криком: «Нате!»,
Во время заседания в сенате.
И вроде все! Банзай! Но тут случилось,
Чего предвидеть у него не получилось:
На полпути в монархию Плутона
Набрал наш Цезарь силы на полтона,
«И ты, мой Брут?» - спросил он сквозь рыданья
И прибыл на тот свет без опозданья.
И эта фраза все переменила
И Брута де-фактически казнила,
Ведь так как человек сентиментален,
Все стали говорить, что Брут брутален.
А он хотел лишь счастья для народа,
Такая уж их Брутская порода,
Но эта фраза, бьющая на жалость,
Навек в народном сердце задержалась.
Так будьте объективны, человеки,
Не увлажняйте часто ваши веки,
От сантиментов берегите нервы,
Не потребляйте жалости консервы,
Смотрите в корень без слезливой мины,
Чтоб увидать истоки и причины.
Так воспоем же мы итогом-брутто
Неправедно замаранного Брута!

Я уходил. Как над деликатесом,
Дантист уже склонился над Дантесом.

Сдвинуты плотно торцами столы,
Тёрка терзает тело свеклы,
Томная курица стонет в духовке,
Кофе фасонит в своей упаковке,
Маленькой шпротке, тошей и нервной,
Как-то тревожно в банке консервной,
Сыр с колбасой, на тарелках распятые,
Мирно беседуют, как завсегдатаи,
Масло от страсти течет под икоркой,
Весело встали салатики горкой,
Селедка под шубой (и это в жару!)
Хочет, раздевшись, пройти к осетру,
Смотрит за ними ревнивая нерка,
Страстная, как революционерка,
Лезет нахально в середку картошка,
Нюхает вкусные запахи кошка,
А на окне с жарким сердцем в груди
Гвардией пира стоят пироги.
Люди идут торопливой походкой
И порываются сесть рядом с водкой,
Скоро начало! Осталось немного,
Выйди скорее на кухню, ей-богу,
Ухом горячим прижавшись к стене,
Разные звуки лови в тишине.
Настежь шкафы и открыты все пачки…
Слушай безмолвное варварство жрачки.

А может, правда, рано утром
Проснуться собранным и мудрым
Для воплощения мечты
И с вещмешком и ноутбуком
За тем неповторимым звуком
На пару лет пойти в «Кресты».