Я с острой болью, доктор! :))
я сначала торкнулась к СТИХИатору, но мне, наверное, изначально, всё же к диагносту :)
...острая боль в мозгах, перекатывающаяся в левое подреберье... а распечатка ЭКГ вылезла просто несусветная! ....даже названия не могу этому подобрать... Но... болит же, доктор! и, ведь, ещё длинная такая, зараза...
...а, может, сразу отрезать???
...чё это такое из меня выскочило? :)
http://grafomanam.net/works/347203
…разве сражают воображение
только лишь те поэты,
что в залах колонных восхлопаны
лавровыми аплодисментами,
да критиков-рецензентов хлопотами
в степени возведены и воспеты?....
…а он был смешон в пиджачишке тесном,
и даже немного как будто жалок,
росточком не выше велико-известных
народных отцов да вождей-генералов.
Когда появился на свет, дед окрестил его – Пересвет,
но имени полного люди в округе не знали,
Светиком попросту называли
(мама очень хотела девочку).
И, надев очки с покорёженной дужкой
на крылатые ушки, в солнце - прозрачно-розовые,
он, со щёк рассыпал веснушки,
всех и вся засыпая вопросами -
острыми, этак перчёно-начиненными,
что классических не было у учителя ответов.
«С приветом» его считали,
мальчишки лупили да звали «лохом».
Он свято верил, что драться – плохо.
(не должен Сапиенс, тем более, Хомо,
Хомо другого «действием оскорблять»,
если уж он действительно - Сапиенс,
а не хамло и последняя… мразь)…
Он как-то стыдился «не быть человеком»,
не жалился, и не ревел, и не охал.
Скрипел зубами, губа багровела,
но только беззвучно икал, да немного
дёргалось правое веко…
…в кургузом портфеле, в тетрадке потёртой
Светик хранил «Пересветов секрет» -
ночами глухими, в своей стихии
один оставшись, писал стихи -
верлибры звучные, сонеты певучие –
про то и про это,
мечтал поэтом, миру известным,
протопать планету из места в место
и сквозь дороги витьё
да забытьё времени
славить имя - Её…
…имя это, конечно - Света.
…она не читала творения Пушкина.
Её гарнизонного детства игрушки –
гильзы бусами у колыбели,
позже - отца-майора гантели.
Раскосые очи пугливой газели,
косы пушистые и долгоногость,
взгляда печаль да недетская строгость –
наследство от мамы.
…в школе Беслана с сестрёнкой Таней
осталась мама навечно
в бесчеловечно-чёрном
году две-тыщи-четвёртом…
…Норов упёртый, в кроссах - первая.
К бесу нервы, и в бездну с вышки,
телом трёхкратный кульбит завинтивши,
Света-Ракета «без бульки» бабахает.
В ауте ахают членистоногие дурни-мальчишки
и прочие многие дяди!
Глядя, как все до последней пульки
в «застометровое» сердце победы
невозмутимая Светка-Торпеда
мишень колошматит из калаша,
в карман запихивают, глуша,
желанье цевьём огневым вибрировать
в пальцах Светкиных крепких рук –
военрук седоватый, дородный
и модный физрук лихой,
скрывая мужское - «едрёна ж печёнка!
ну, хороша! ух, хороша девчонка!»…
…как-то под вечер на тренировку
Светка заходит в спортивный зал.
Двое прыщавых качков-отморозков
ранец мутузили бутсами чей-то,
чью-то тетрадку швыряли зачем-то
и ржали во весь жеребячий оскал,
в углу на разбитых коленках Светик –
ползал, очки на полу искал…
Из памяти Светки кошмара шквал –
школа, спортзал, на коленях дети,
боевики-ублюдки… Беслан!.....
сейчас они, гады, за всё ответят,
за маму… за Таню… за этого Светика…
Сузив бойницами очи газельи,
невмочный отчаянный рык издав,
львицей, торпедой, ракетой метелила,
шваль оголтелую в пыль раскидав…
…мятый портфель и тетрадку заветную –
Светику – «что ли, твоё? вставай,
руку давай, помогу. Ну, потопаем…»,
а тот с колен еле слышным шёпотом,
обратно тетрадку пихая неловко ей –
«…это тебе… о тебе… прочтёшь потом…»…
…«Мне?...»… полистала… Странички испестрены
строчками в рифму – стихами да песнями,
и на листочке на каждом заметила гриф -
«посвящается Свете»…
…Тут бы роз ей – куст! …да карман его пуст,
на все восемь рублей накупил крем-брюле
и сорвал с губ смешинку милую –
«угадальщик! - моё любимое!»…
… перед Светкой бредёт задом наперёд
и, скользя подошвами по глазурному крошеву
талому самоцветному,
первоцветами путь порошит –
чёлки шёлковые ерошит мать-и-мачехи,
голосит стихи! С куражу басит –
«провожу, а что? вдруг обидит кто»,
оба хором - в смех! …а девчонка в снег
на распутье расклякшем обочинном
из его тетрадки вытряхнула украдкой
инеем крытое, стылое, одиночество их постылое …
Завистью стёкла буравят оконные
недоуменные одноклассники -
«на фиг такой девчонке классной
этот абсурдно-нескладный Карлсон?»…
… в курилке учительской географичка –
старая дева да истеричка –
дым папиросный давясь, глотала
и как-то надсадно, как-то натужено
то ли кашляла, то ли рыдала,
хлюпая носом простудно заложенным,
и по лицу обречённо заношенному
«мадэ ин чина» помаду размазывая
(с получки к восьмому марта заказанную
в интернет-супермаркете «Дёшево»…),
часто крестила окошко чумазое,
щёки тощие морща сеточкой,
в след им сипела надрывно-участливо –
«будьте счастливы, деточки,
будьте хотя бы вы…»…
А физрук лихой да военрук седоватый дородный
от мужичьих самцовых мечт безнадежности
в слякоть роняли бульдожьи челюсти
на мышцы железные (в любви бесполезные)
да банально-брутальные кроссовки модные
(опять же в любви не пригодные)…
…без обиды, что ж,
он и впрямь похож
ей казался на
фантазёра книжного
и надкрышного летуна – Карлсона…
…коротковаты брюки,
и не зная, куда девать руки,
он пропеллером их широко распахивает
и подскакивает легко, да так высоко,
что - обалдеть! - точно взлететь
в купол небесный сводчатый
и обнять необъятность хочет!…
И задорно хохочет! Аж, стал выше ростом,
так просто, оказалось, счастливым быть…
…забыть подростковые горести
и горстями жадными черпать да пить
душистость хмельную тяжелых кос…
вразнос по апрелю кружить, эх-ма!...
и веря, не веря, сходить с ума!...
…Укрыв в задушевные закрома
улыбку её МонаЛизову,
он слизывал нежно молочно-снежные
крем-брюлёвые дорожки
с обветренной, в блёстках зелёнки,
калёной девичьей ладошки…
…Недостижимая Светка-Торпеда,
непостижимая Светка-Газель,
счастьем светясь и едва дыша,
по следу нелепого коротыша - поэта
Светика-Пересвета -
шла, сокрушая зависти рифы,
в пронизанный солнцем апрель безбрежный,
шла и благоговейно-бережно
несла напитанный светлыми рифмами
Светиковый портфель…
