Георгий Волжанин / Написанные рецензии

Доброе утро! С наступающим!

Доброе утро! Ваше очень хорошее но ТА сторона несколько отдалена от нас во времени и прострактсве

С наступающим новым годом!

Скребет вдоль нерва рифм случайных поросль
инет плюет ошибок череду, бесцеремонно щеки рвет свинячий хворост
а я не бреюсь чудный мнится гул: гудит огонь сжигая чьи-то лица,
вползает глаз чрез рюмку в декольте и некто с рожками отрыгивая пиццу
мне нагло предлагает револьвер, хватает, плющит, рвет меня рулетка
русалки моют ноги, воду пьют, картавый бесноватый малолетка
добро дает Авроре на салют. В аду метаний лунная собака
вверяет звезды нервному хвосту, за облака швыряя без остатка,-
мурыжит явь по сонному мосту. К воронке времени слетаются эпохи,
как шлюхи на подделанный брильянт а рядом руки-ноги ахи-охи-
жующий мир всезнающих стиляг. Но вот искра, соединение, услада...
вновь в тронном зале свет и шум и гам. Хвостом хлещу придворных ( я из ада!).
-Чем мог, стихи вот
нате,
Вам!  

-----------------------------------------
...Я был как все. То есть жил похожею
жизнью. С цветами входил в прихожую.
Пил. Валял дурака под кожею.
Брал, что давали. Душа не зарилась
на не свое. Обладал опорою,
строил рычаг. И пространству впору я
звук извлекал, дуя в дудку полую.
Что бы такое сказать под занавес?!

Слушай, дружина, враги и братие!
Все, что творил я, творил не ради я
славы в эпоху кино и радио,
но ради речи родной, словесности.
За каковое раченье-жречество
(сказано ж доктору: сам пусть лечится)
чаши лишившись в пиру Отечества,
нынче стою в незнакомой местности.

Ветрено. Сыро, темно. И ветрено.
Полночь швыряет листву и ветви на
кровлю. Можно сказать уверенно:
здесь и скончаю я дни, теряя
волосы, зубы, глаголы, суффиксы,
черпая кепкой, что шлемом суздальским,
из океана волну, чтоб сузился,
хрупая рыбу, пускай сырая.

Старение! Возраст успеха. Знания
правды. Изнанки ее. Изгнания.
Боли. Ни против нее, ни за нее
я ничего не имею. Коли ж
переборщит — возоплю: нелепица
сдерживать чувства. Покамест — терпится.
Ежели что-то во мне и теплится,
это не разум, а кровь всего лишь.

Данная песня — не вопль отчаянья.
Это — следствие одичания.
Это — точней — первый крик молчания,
царствие чье представляю суммою
звуков, исторгнутых прежде мокрою,
затвердевающей ныне в мертвую
как бы натуру, гортанью твердою.
Это и к лучшему. Так я думаю.

Вот оно — то, о чем я глаголаю:
о превращении тела в голую
вещь! Ни горе не гляжу, ни долу я,
но в пустоту — чем ее ни высветли.
Это и к лучшему. Чувство ужаса
вещи не свойственно. Так что лужица
подле вещи не обнаружится,
даже если вещица при смерти.

Точно Тезей из пещеры Миноса,
выйдя на воздух и шкуру вынеся,
не горизонт вижу я — знак минуса
к прожитой жизни. Острей, чем меч его,
лезвие это, и им отрезана
лучшая часть. Так вино от трезвого
прочь убирают и соль — от пресного.
Хочется плакать. Но плакать нечего.

Бей в барабан о своем доверии
к ножницам, в коих судьба материи
скрыта. Только размер потери и
делает смертного равным Богу.
(Это суждение стоит галочки
даже в виду обнаженной парочки.)
Бей в барабан, пока держишь палочки,
с тенью своей маршируя в ногу!18 декабря 1972
И.БР-ский