Ширанкова Светлана / Написанные рецензии

Тот, Который меня придумал
http://www.grafomanov.net/poems/view_poem/55534/

Кто-то выплеснул в стылый вечер разведенный водой пастисс.
Тот, Который условно вечен, выпускает меня пастись
в облысевшие напрочь парки, в лабиринт человечьих нор,
отобрав у старухи-парки мой отсроченный приговор.

Мокрым снегом блюёт предзимье – много выпивки натощак.
Тусклый месяц, маньяк-насильник, сунет руку в карман плаща,
не ножом – вороненым дулом ткнет под ребра, сорвется в визг.
Тот, Который меня придумал, удивленно посмотрит вниз.

Я глотаю бессонный город, застарелой тоской давясь –
современный римейк Гоморры, переснятый в сто первый раз.
Уроборосом вдоль по краю замыкаю неровный круг.
Тот, Который в меня играет, прекращает свою игру.

Поцелую троллейбус в морду, к тротуару прижмусь щекой,
подо мной шевельнется город бестолковым слепым щенком.
Поводок (пуповина? лонжа?) перерезан осколком льда.
Тот, с Которым мы так похожи, улыбается в никуда.

У меня впереди свобода беспощаднее палача:
пить вино, обсуждать погоду, иногда посещать врача,
ездить в Сочи и на Ривьеру, выть от боли и снова пить…
Тот, в Которого я не верю, как посмел ты меня забыть?!

Жизнь – попытка начать ab ovo. Глина лавой кипит в горсти,
тишина заглушает Слово, что могло бы меня спасти –
все равно. Матерясь и плача, огрызаясь, по швам треща,
я уже не могу иначе… нет, ни жалости, ни подачек –
просто встречу пообещай.

Кошка Шредингера
http://www.grafomanov.net/poems/view_poem/74093/

Доктор Шредингер, Ваша кошка еще жива.
Написала бестселлер, прекрасно играет в покер
(На каре из тузов ей всегда выпадает джокер),
Раздает интервью, в интернете ведет журнал,
И, сказать по секрету, весьма популярный блоггер.

Ящик – форма Вселенной, какой ее создал Бог.
Геометрия рая: шесть граней и ребра-балки,
По периметру – вышки, забор, КПП, мигалки.
Иногда вспоминается кресло, камин, клубок,
И его почему-то бывает ужасно жалко.

Доктор Шредингер, Ваша кошка не видит снов,
Бережет свою смерть в портсигаре из бычьей кожи,
Не мечтает однажды создателю дать по роже,
Хочет странного – редко, но чаще всего весной.
Любит сладкое. Впрочем, несладкое любит тоже.

Вероятности пляшут канкан на подмостках стен,
Мироздание нежится в узких зрачках кошачьих.
Ваша кошка, герр Шредингер, терпит невольный плен
И не плачет. Представьте себе, никогда не плачет.

В параллельной Вселенной (отсюда – на юг,
За созвездием Девы – налево),
Средь балов и пиров коротая досуг,
Жил король со своей королевой.

В их династии числились демон, дракон,
Эльфы, маги, вампиры, мессии
Да одна мэрисья – как велось испокон –
Из загадочной дикой России.

Этим летом погода была хороша,
Мандрагору косили на силос,
Топинамбур сулил неплохой урожай
И вовсю белена колосилась,

Отелившись, химеры плевались огнём,
Токовали горгульи в подлеске…
И, в довесок, чудеснейшим солнечным днём
Сын родился в семье королевской.

Но в ночи вероломно напали враги,
Захватили престол и корону.
Как зловеще и гулко гремели шаги
У подножия павшего трона!

Венценосным супругам грозил эшафот
(Опосля грандиозной попойки),
А младенца, в чем был, отнесли в телепорт,
Барахливший с момента постройки.

Телепорт вёл куда-то в тамбовскую глушь,
Где, средь зарослей дикой малины,
Сироту подобрал благороднейший муж,
Бывший воин-монах Шаолиня.

Сколько лет пронеслось – то неведомо мне.
Обучаясь у мудрого гуру,
Принц освоил кендо, карате, макраме
И основы джедайской культуры.

Но учитель однажды в нирвану убрёл,
Позабыв возвратиться к обеду.
В пятый раз облизав опустевший котёл,
Принц решительно всхлипнул: "Уеду!"

Покидав все пожитки в заплечный мешок
(Две катаны, половник и вилку),
Он отправился в путь, но не много прошёл,
Схлопотавши удар по затылку.

А когда перестало гудеть в голове,
Распахнулись геройские очи:
Глядь, над ним возвышаются три челове...
Возвышаются трое, короче.

«Кто такой?» – начал первый. «Какого рожна
Портишь рожей небритой пейзажи?
Нам фамилия, впрочем, не слишком важна,
Мы тебя безымянным размажем.

На раёне нас знает любой бурундук,
Каждый лось уважает, куда там!
Я – Косой, мастер стиля ‘бобруйский бамбук’
И приема ‘серпом по мандатам’».

«Ты реально попал, – цыкнул зубом другой. –
Ни фига не завидую, то есть.
Я – Волчара, дружу с боевой кочергой
И умею кусаться на скорость».

Третий был лаконичен и выплюнул: «Тьфу!
Как с ним драться? Он жалок и бледен.
Я ваще практикую такое кун-фу,
Что меня называют Медведем».

Наш герой отряхнулся от грязи чуток
И к атаке язык приготовил:
«Для врагов я – великий боец  Колом-в-Бок,
Для друзей – уменьшительно – Коля.

Вы, ребята, конечно, крутые спецы,
Но скажите, способен ли кто-то
Генерировать выхлоп энергии ци
И летать на сверхмалых высотах?

Имманентен ли вам солипсизм бытовой,
Если брать денотат предиката?»
Тут лесные бандиты нестройной гурьбой
С глаз долой ломанулись куда-то,

На поляну упала мешком тишина,
Зябко вздрогнули сонные ивы –
И из чащи густой появилась Она
В рыжем блеске ухоженной гривы.

Неуёмная жажда вскипела в крови,
Скрыли свет золотистые пряди.
За надменный излом Её тонкой брови
Он бы отдал половник, не глядя.

Одуряюще пахли жасмин и ирга
(А, возможно, сирень и лещина).
До любви оставалось четыре шага,
Но… Она оказалась мужчиной.

От разрыва шаблона куда-то исчез
Интерес к продолжению рода.
А тем временем ночь опускалась на лес,
Ветер выл, ухудшалась погода,

Луч заката под натиском тучи потуск
(Как-то так это пишется, вроде).
Принц решительно двинулся в город Бобруйск
И… увяз в близлежащем болоте.

Где гештальт, говорите? Подобный конец,
Как отмена ЕГЭ, невозможен.
Принц, к примеру, мог вспомнить про отчий дворец,
Меч отмщения вынуть из ножен

(О пощаде враги бы молили вотще –
Милосердье неведомо принцу)
Или, скажем, в трико и геройском плаще
Пролететь над заснувшей столицей.

Нет финала, увы. Но зато есть мораль:
Будь хоть принц, хоть герой анекдота,
Не помогут кун-фу и священный Грааль,
Если ночью бродить по болоту.

Мифы народов Лукоморья. Песнь вторая.

Когда он выговаривал и пел,
вышёптывал её из сизой пены –
колени и ладони, пальцы, вены,
наполненные солью и виной
за бывшее не здесь и не сейчас,
высокий голос, хрупкие ключицы, –
она вотще пыталась не случиться,
уйти на дно, остаться в глубине
пустой ракушкой, рыбьей чешуёй,
чудовищем ночным в зловонной яме…
Но он, творец, её переупрямил –
и проклят был творением своим.

Как чёрное подходит серебру, как дождь идёт сентябрьской прохладе, как знание о том, что все умрут, в момент экстаза душу лихорадит, как вопиёт остаточная жизнь, толкая обезглавленное тело к соитию над пропастью во лжи: переиграть, продлиться, переделать, как злость и нежность расклюют висок, ошибки и бессонницы листая, как прорастёт надежда сквозь песок – случайная, ненужная, пустая, как «кровь – любовь» оскомой вяжет рот, разбитый поцелуями наотмашь, как ты стоишь, бессмертный идиот, себя из моря выдернув на отмель, где глупой кошкой ластится волна к ладоням демиурга и убийцы…
Так в памяти болит она одна – ни вынуть, ни забыться.

Холодной ночью я бродил
Среди крестов, среди могил,
И водку пил, и волком выл
На месяц тонкий.
И вот, устав, сидел, курил,
Вдруг вижу - не жалея сил,
Бежит зеленый крокодил
И лает звонко.

Я сразу понял - это глюк,
А может подсознанья трюк.
А вдруг - не глюк? Тогда каюк,
Но жить охота!
И, издавая громкий хрюк,
Я взял с земли какой-то крюк,
А крокодил от края брюк
Отъел чего-то.

Я замахал своим крюком,
И, кроя гада матюком,
По наглой морде сапогом
Заехал смачно,
А он моргнул одним глазком
И двинулся в кусты ползком
С моей мобилой, кошельком
И чипсов пачкой.

Теперь на камушке сижу
Наполовину в неглижу,
На небо вдумчиво гляжу,
Давлюсь от смеха,
Крюком в пыли себе вожу,
Черчу фигуры Лиссажу...
Понятно даже и ежу -
С катушек съехал!

Доказательство

- Докажешь?
- Докажу!
И он ушёл,
Надвинув глубже серый капюшон.
Она его ждала. Тянулись годы,
Менялся строй, страна и с нею жизнь,
Но также в небе реяли стрижи
И плечики опять вернулись в моду.

Лет через двадцать, в стылом январе
Гипотезу Анри Пуанкаре
Он доказал, прославившись повсюду.
Она не оценила, се ля ви,
Ведь ей тогда мечталось о любви,
И замуж - раньше, чем соседка Люда.

http://www.grafomanov.net/poems/view_poem/209108/

Да и к чёрту чужую нежность, чумную жалость,
Оголтелую жажду, жасминовый летний снег –
Это финиш, девочка. Выдохни: добежала.
А теперь – на старт, начинаем второй забег.

По загривку – дрожь, неизвестность хохочет в спину.
Настигают, слышишь? Быстрее, ещё быстрей!
Позади асфальт закипает и воздух стынет,
Осаждённый город плавится на костре,

Из багровой тьмы выбираются смерть и голод.
Как бледны их кони, как вычурны удила!
Но страшнее всех та, что следом спешит на волю.
Да беги же!!! Впрочем, поздно. Она пришла.

Всё равно догонит, обрушится смрадной тушей,
Подомнёт, раздавит, сломает тебе хребет.
Да, любовь. Увы, такая. Бывает хуже.
Я прошу, поверь – бывает намного хуже…

Нет, прости, нельзя показывать на себе.