Новые избранные произведения
Новые рецензированные произведения
Сейчас на сайте
Всего: 483
Авторов: 0
Гостей: 483
|
Говорят, остается на фото частичка души.
Хорошо, если б так… Видел прадеда я лишь на фото:
Опьяняющий запах сирени в объятьях душил
Одного, кто остался в живых из всей маршевой роты. Он смотрел в объектив, как до этого тысячу раз
Он заглядывал смерти в свинцово-пустые глазницы,
Когда прочь ее гнал от испуганных девичьих глаз
По изрытой металлом земле через три госграницы. Эта девочка станет когда-нибудь бабушкой мне,
Но об этом мой прадед уже никогда не узнает.
Для меня он навечно остался в берлинской весне –
Вспышкой магния вырванном миге победного мая. Он глядит на меня: ну-ка, правнук, ровнее дыши!
Дескать, всюду протопает матушка наша пехота…
Говорят, остается на фото частичка души –
Хорошо, если б так. Ну, хотя бы для этого фото… http://grafomanam.net/works/406851
Мы уходили из Афгана на броне,
На раскаленном облупившемся металле,
И траки гусениц, подобно бороне,
В земле бесплодной след глубокий оставляли…
В бездонной сини тонут пики острых гор,
Мелькают МиГи, как серебряные блесны,
И вертолет над нами винт свой распростер
Крылами ангелов-хранителей надзвездных. Мы со стволами, обращенными назад,
Чужой дороги досмотрели кинопленку.
Ну что же, Родина, встречай своих солдат.
Заштопай раны нам, граница, ниткой тонкой. Мы уходили из Афгана на броне –
Непобежденными, да только без победы.
«Прощай, проклятая!» – сказали мы войне…
Не зная, что
война идет
за нами следом. http://grafomanam.net/works/406786
Он, играя со мной, по-отцовски был прост:
То подбрасывал в небо летуньей,
То на плечи сажал, как в седло – выше звезд
Золотисто сиявшей латуни.
А когда он в тоске гарнизонных суббот
Жадно пил поцелуи бутылок,
Я сидела с ним рядом всю ночь напролет,
Молча гладя колючий затылок. А потом в неприглядных портретах зеркал
Незаметно он сравнивал лица,
Будто в разнице черточек ту вспоминал,
Для которой я стала убийцей. http://grafomanam.net/works/406595
Грибы
1. Этот дождик так мал,
Он почти что и не был.
Он не шел, а хромал,
Еле капая с неба. Мы не прятали лбы
От бесшумной капели,
И одни лишь грибы
Дружно шляпы надели. 2. Под березой – подберезовик,
Под осиной – подосиновик,
Между ними в шляпке розовой
Мухомориха красивая. На пеньке – опенок маленький,
А пудовые – хоть взвешивай!–
Грузди сели на завалинку
У кривой избушки лешего… http://grafomanam.net/works/406458
То ли в рамы пасхальной открыткой вставляя пейзаж,
То ли тихо кропившим дождем протерев за ночь стекла,
Кто-то поднял за ниточку шарик – он желт и палящ,
И когда он рванет, будет некому вспомнить Дамокла.
Да и все остальное, что гнуло суставы ветвей,
Что глотали, давясь, и не важно: гнильца, зеленца ли.
… А на небо взлетающей атомным паром плотве
Увидать бы ступни Его в генисаретском зерцале. Перед тем, как воскреснешь, заест для начала среда,
А потом будешь мучиться в лапах Барона Субботы.
Но такими мы созданы. Было б иначе, тогда
Повторяли б молитвы бездумно, как спамеры-боты. Эти почки набухшие не собирают камней:
Брызнут зеленью, высохнут, вспыхнут распадом спектральным.
Воркование голубя сотни трактатов умней,
Мудрость вербы всегда говорит языком невербальным. Солнцем истины за горизонтом когда-то и я
Согревался в бессоннице мыслей, играющих в салки.
Ну, а вдруг то, что мы принимаем за код бытия,
Шутником-Программистом заложено вроде «пасхалки»? Нет, я верю, что замысел есть – только мне ли постичь?
Не дает холод букв понимания вечности Каю.
Беловерхий собор, освящённый рассветом кулич,
Зазвонил.
И как разум, познавший себя,
умолкаю. http://grafomanam.net/works/406435 Вот опять рвется гриф с твоего плеча,
Но четверка жил не пускает ввысь,
А смычок поцелует струну сейчас –
И шепну я: «Время, остановись!» В душном воздухе ты пробиваешь брешь:
Взмахом крыльев бабочки из сачка –
Но в бреду себе горло не перережь,
С рельсов струн срывая состав смычка. В деках – скрип горных елей и ветра крен.
Ты над бездной лет зыбкий мост раскинь,
Раскачай его пульсом яремных вен,
Напои струну теплотой руки. Я катился по жизни, как снежный ком,
И за слоем слой глубже прятал суть.
Ты в кипящем котле помешай смычком
Позабыть о том, что нельзя вернуть. Заколдуй немигающим взглядом эф,
По скорлупке трещина зазмеит,
Разбуди первобытные души Ев,
Пусть Адамы вспомнят своих Лилит. http://grafomanam.net/works/406390
Один день писателя Волосатоваhttp://grafomanam.net/works/252368
«Я сегодня ничего не совершил». Как? А разве ты
не жил? Просто жить – не только самое главное,
но и самое замечательное из твоих дел!
Мишель Эйкем де Монтень
«Опыты» Если правильно живешь – будильник не нужен. * * * Писатель Волосатов открыл глаза. За окном журчал и переливался день. Солнце бодало шторы. Жена убыла на службу. Волосатов потянулся и улыбнулся, ощущая наполняющее каждую клеточку, зудящее, как утренний стояк, вдохновение. Сегодня на рассвете, в зыбком полусне – пришло! В голове клубились яркие образы. Выпуклые характеры сшибались в мощном действии. Пружина интриги готовилась разорвать мир, но ее сдерживал романтический флер не до конца испарившегося сна… Волосатов поздравил себя с добрым утром, сел на кровати, пошевелил плечами и нахмурился. Чтобы очутиться там, куда рвется душа, где чешутся пальцы – за письменным столом, нужно преодолеть целый ряд хозяйственных испытаний: заправить постель, принять душ, сварить кофе, посидеть на унитазе… Когда жена дома, невзгоды уполовиниваются – постель и кофе на ней. Выносливей они от природы, потому что. Но, с другой стороны – туда-сюда, туда-сюда, мусор вынеси, посмотри в интернете погоду на вечер, отбей мясо и позвони маме… Нет той хрупкой тишины, в которой душа художника прочищает горло и расправляет крылья! Нет! – Волосатов мужественно откинул одеяло. – Уж лучше без нее! Потерь меньше… Утренние хлопоты только кажутся мелкими. Волосатов, как творческая личность, привык стойко переносить тяготы и лишения, связанные с жизненной суетой – плевать на всё, когда на сияющем горизонте тебя ждет Главное… Однако, производя туалетно-гигиенические манипуляции, с огорчением прислушивался к себе. Ясность и цельность внутри тускнела и трескалась. Бытовуха выглядывала из щелей и проступала на поверхностях: кофе заканчивается; унитаз подтекает; кот, зараза, опять на покрывале затяжек наделал… Закаменев лицом, Волосатов погрузился в свое кресло и посмотрел в окно. Солнце утонуло в облачной пелене. Пасмурный флер приглушил и стреножил резвящийся день… Так! – Волосатов решительно отхлебнул из кружки. – О чем, бишь, я? Ага… Сегодня во мне родилось! Я должен это написать! Очень важна первая фраза… И она у меня есть: «Если правильно живешь – будильник не нужен». А дальше… На кухне звякнуло и покатилось. Волосатов вздрогнул и вскочил. Выяснилось – пустая бутылка из-под пива помешала коту исполнять ритуальные танцы вокруг миски с кормом. Кто додумался поставить ее тут? – возмутился Волосатов. – Неужели я?! Кот требовательно мяукнул. Волосатов налил ему молока и вернулся к столу. Некоторое время перебирал торчащие из пивного бокала разномастные авторучки. Все они писали разными цветами, с различной толщиной линий, отличались размерами и были полностью готовы к употреблению. Бокал был глиняный, покрытый глазурью, с затейливым рисунком и привезен друзьями из Чехии. Я так люблю процесс письма! – зажмурился Волосатов. – Я обожаю ручки, карандаши, ежедневники, блокноты, пачки бумаги… Я наслаждаюсь, когда они у меня появляются – новые, необычные, прикольные; старые, обыкновенные, унылые… У меня их много. Мне – мало… Волосатов помотал головой. Яркие внутренние образы, и так расплывающиеся, теряющие резкость, от этого движения и вовсе расфокусировались, меняя формы и расползаясь по окраинам сознания, как тараканы. Ясность – от бедности воображения, хаотичность – от недисциплинированности… В музыке только гармония есть! – сказал себе Волосатов. Подумав бровями, он включил ту песню из старенького альбома группы «Pink Floyd», где на заднем плане, фоном, записано, как болельщики футбольного клуба «Liverpool» поют гимн своей команды на трибунах стадиона. С чувством прослушал. Выключил. Открыл ежедневник. Сегодняшняя страница была девственно чиста. Не, ну вот чё за наказание! – с надрывом подумал Волосатов. – Цельный нетронутый день, ни дел, ни жены, покой и воля – а я сосредоточиться не могу! Он резко встал и, чуть не наступив на кота, отправился на балкон покурить. Облака перемещались по небу, формируясь в черную тучу. День набирал тяжести. Сигарета показалась невкусной. Мир переполнен или изделиями подмастерьев, или поделками мастеров. А я тут баклуши бью! – с ненавистью подумал Волосатов и вернулся в помрачневшую комнату. Плюхнулся в кресло, нажал кнопку. Монитор засиял лучом света в темном царстве. Волосатов зажмурился, силясь восстановить ту волшебную картину души, ту легкую ажурность фантазии, тот дивный утренний мир… «У Вас 26 непрочитанных писем», – написал компьютер. Ладно! – рубанул ладонью Волосатов. – Сейчас посмотрю почту, загляну на форум и… По отливу дробно застучало. Звуки дня захлебнулись в дожде. Волосатов, расползшись в кресле, привычно манипулировал клавиатурой. Экран жил напряженной жизнью. Мозг в этой жизни участвовал мало. Виртуальный мир возникал из ниоткуда снизу и исчезал в никуда вверх, повинуясь колесику мыши. Пальцы механически щелкали, глаза автоматически провожали… Волосатов продолжал бороться. Художник! Создатель!! Творец!!! Лауреат Нобелевской премии… Вот высший смысл жизни. Что понимают эти мелкие людишки за окном, жалко суетящиеся по своим глупым делишкам? Они – всего лишь навоз, созданный как удобрение для прекрасных цветов Гениальных Произведений, произрастающих в духовной почве сада, возделываемого внутри себя Писателем… Эх! Волосатов отпихнул мышку, выхватил первую попавшуюся авторучку, придвинул чистый лист и очень тщательно написал: «Если правильно живешь – будильник не нужен». После этого замер. Образы надели характеры, уселись на интригу и нацелились на мир… Чего-то не хватало! Картинка перекосилась и застыла, как пленка в деревенской киноустановке… Волосатов коротко простонал, встал и пошел на кухню. Дернул дверцу холодильника, достал глазированный сырок. Распечатал. Съел… Разверстый холодильник тревожно запищал. Волосатов поперхнулся, закрыл дверцу и вернулся за стол. Дождь за окном прекратился резко, будто нажали кнопку. День ошеломленно молчал. Всё существо заполнял, нарастая, неопределимый дискомфорт… А пива-то в холодильнике – нету! – вдруг понял Волосатов. – И вообще… Где моя мистическая способность отдаться на волю сюжета и вывернуть в конце на потрясающий финал? Как сняться с якоря? Хм… Только движением! Движение – сила! «Динамо», мать его… Волосатов одевался стремительно, точно боясь спугнуть свою решимость. Распихал по карманам ключи, телефон, сигареты, проверил, на месте ли блокнот (а вдруг!) и выскочил из квартиры. * * * Погода на дворе замерла неопределенная. Переоблака, недотучи. День раздумывал, как жить дальше. Волосатов шел медленно, изо всех сил рассматривая окружающее. Окружающее было знакомо до зубной боли. Кинопленка в голове застряла намертво. За углом школы обнималась парочка. Шаловливые пальчики парня забирались под кофточку. Волосатов неожиданно представил себе жену, скачущую на белом коне, голую и с саблей, и почему-то зябко передернулся. Женщины в магазине оказались все поголовно некрасивые, мужчины, как на подбор – омерзительные. Очередь штурмовала кассу, кассирша ее обороняла. У грузчиков в зале был разгрузочный день. Волосатов загрузил пакет пивом и, ни на кого не глядя, побрел домой. Холодильник плотоядно заглотил бутылочную батарею. Волосатов полюбовался ровно выстроившимися этикетками, сглотнул и заглянул в кабинет. Прекрасный письменный стол со стопкой бумаги, широким монитором, эргономичной клавиатурой и удобным креслом смотрел равнодушно. В этой композиции угадывалась даже внутренняя презрительная ухмылочка – а не пошел бы ты, брат-писатель, на 33 буквы? Волосатов закручинился и опять отчего-то вспомнил жену. А, кстати! – он глянул на часы. – Мне вот, может, на голодный желудок и не созидается… Жена пребывала в служебном угаре и потому, рявкнув в трубку: «Пельмени в морозилке!», оборвала связь. Эх, пельмень мой насущный… – почесался Волосатов. – Вот почему все эти люмпены и пролетарии умственного труда такие бодрые? Наглая сытая уверенность в себе – это что? Откуда в них ощущение собственной окончательной правоты – в противовес мучениям писателя, которому не пишется… Вот у меня сосед Серега. Столяр-станочник. На хорошем счету, не алкаш. Зарплата – тьфу. Фигачит на своем заводике с 8 до 16:45 – и на лице его при этом написана чистая и спокойная удовлетворенность от правильности своей жизни, граничащая, по моим представлениям, с дебилизмом… У него жена, сын, двухкомнатная квартира в кредит. У него ясный взгляд на мир, в котором нет места волнениям, сомнениям и незапланированным пертурбациям. Он видит себя на годы и годы вперед. Его это устраивает! Рассказывает – хочу цифровой телек на кухню. Пошарили с ним в интернете, нашли – 500 долларов. Много… – вздыхает, но – за 3 месяца могу себе позволить! Он на столовке экономит, а берет основательные такие ссобойки, и когда ест – на лице разлито все то же умиротворенное спокойствие, каким светится он и возле станка. Ему 27 лет. Ох, каков я был в 27! Какие страсти, какой пламень в душе!.. Любые авантюры, риск и глупости… У него этого нет. Осталось в отрочестве – если вообще было… Хороший, в общем, персонаж. Я его не осуждаю – отнюдь! Это – основание пирамиды нашего мира. На этом – все держится. Без учета этого – все расчеты неверны. Да я и сам такой, когда удается чего написать – пустота в голове, легкость в душе, тяжесть в плечах… А вот и не буду я пельмени! – в порыве гнева решил Волосатов. – Картошки пожарю! С лучком! С сальцом!.. Он прогулялся по кабинету. Но ведь – это же надо ее сначала чистить… – шевельнулось внутри. – Так хочется что-нибудь сделать! И совсем не можется что-то делать! Желаю, чтобы – раз! – и всё… Он остановился напротив стола. Ну – и почищу! Совершу сегодня хоть что-нибудь! – откликнулось нутро. * * * …Волосатов жадно ел, чуя покойное удовлетворение тем, как он героически принял и перенес приготовление обеда. Вот жизнь! – крутилось в мозгу. – Физическая суета и моральные терзания, а на выходе – тарелка картошки… Вот модель жизни! – Волосатов затянулся сигаретой и отхлебнул пива. – Для того чтобы что-то получить, нужно крепко потрудиться. А потом, получив, понимаешь – разве стоило это твоих драгоценных трудов и бесценного времени? И только в искусстве важно не количество сделанного, а объем душевного пламени, сожженного над каждой строкой! Небо приняло ровный оттенок. День с высоты балкона выглядел умиротворенно. Телесная истома накрывала Волосатова. Мужественно следовать своим желаниям – обязанность художника! – вяло подумал он. – Чтобы творить свои бессмертные, или какие получатся, произведения, надо быть свежим. Дреману часок… И потом, с новыми силами… * * * …Я живу как в тумане. Я совершаю тело- и душедвижения, будто продираясь сквозь вязкую пелену. Но иногда… Мысль! Самая поверхностная метафора – солнечный луч. Будто вспыхивает он вдруг из-за тучи – и ты разом видишь что-то большое и главное. И так становится хорошо… Чуешь некоторую даже гордыню – превосходство перед окружающими козявками… Это ощущение клёвое, но отбирает время и энергию. То есть, я не могу отказать себе в наслаждении переживаемым открытием – и трачусь на это наслаждение. А уж потом, вздохнув, берусь за него правильно – осмыслить, сформулировать, запомнить… Но – уж опять мир покрывает муть, нужно бежать дальше, преодолевая вязкость… Сознание отчаянно цепляется за откровение, тщится зафиксировать, обещает обязательно все обдумать как следует, разложить по полочкам, записать… А туман густеет. Приходится концентрироваться на выныривающих из него тенях. Вспышка бледнеет. Отодвигается – назад, вниз, вдаль… И я ее окончательно теряю. Тухнет энергия, потом детали, потом сама мысль. И ничего нельзя сделать. То есть, можно – но тогда нужно немедленно остановиться, не терять ни мгновения, сосредоточиться… И выпасть из жизни. И рисковать налететь на препятствие, материализовавшееся из тумана… И разбить себе лоб. Это похоже на пробуждение после яркого сна. Я не умею запоминать сны. Я страдаю по этому поводу – натурально. Я бьюсь головой в стену. И лоб мой разбит… * * * …Волосатов будильник, разумеется, не ставил, и потому проснулся через два с половиной часа. На кухне шипело и гремело – вернулась со службы жена. За окном темнело. День умирал. Волосатов пришлепал на свет, пошлепал жену по попке и шлепнул на плиту турку. Под ногами заинтересованно вертелся кот. Волосатов сварил кофе и устремился в кабинет. Дедушка Чехов учил: знай себе списывай с мозгов на бумагу! – он взмахнул кружкой, чуть не вывернув на себя содержимое. Лак стола отражал сгущающееся окно. Монитор подмигивал зеленой точкой. «У Вас 13 непрочитанных писем». Потом, завтра! – поморщился Волосатов. – А сейчас… Пасьянс на экране разложился быстро. Даже как-то удручающе быстро. Подло. Волосатов потянул к себе лист… Долой перфекционизм! – твердо сказал себе он. – А то мучаешь себя, формулируешь, крутишь в голове бичом, дабы так щелкнуть словом по бумаге – аж чтоб искры! – и остываешь… Зазвонил телефон. Грянул так неожиданно, что Волосатов выронил ручку. «Ты где сегодня футбол смотришь?» Ах, ты ж ёоуу!.. – изумился Волосатов. – Сегодня же Кубок! Как я мог забыть… Собирался он стремительно. До матча полчаса, а еще доехать… В светлом проеме воздвиглась темная жена. Руки на поясе – в форме буквы «Ф». «Куда?!» «Сегодня полуфинал! Буду поздно», – и Волосатов канул за дверь. * * * …Волосатов не сразу нащупал ключом замочную скважину. Потому что рука была неверна, он старался не шуметь, да и ночь, для полной, видимо, власти над миром, стырила лампочку в коридоре. Жена сладко разметалась по постели. Кот нагло растянулся на волосатовском месте. Волосатов улыбнулся и, оставляя за собой, как следы, детали одежды, поплелся к кровати. Изгнав кота, влез под одеяло и облегченно сник. Жизнь невозможно повернуть назад, и время ни на миг не остановишь, – пришел он к выводу. – Лентяй будет лежать на диване. Баловник станет таскаться по бабам. Пьяница найдет. Человек, живущий бедно, не любит деньги. Писатель не свернет со своего трудного Пути… Да – лентяй встает с дивана, баловник спит один, пьяница трезв по утрам, неимущий зарабатывает. А писатель вынужден, – Волосатов поднял палец, – обречен тратить время на жизнь! Как там у Сергеича было – Еще бокалов жажда просит
Залить горячий жир котлет… Нет, не то. Тьфу ты!.. Как же… А, вот, у Юрьича – Я жить хочу! Хочу печали
Любви и счастию назло;
Они мой ум избаловали
И слишком сгладили чело;
Пора, пора насмешкам света
Прогнать спокойствия туман:
Что без страданий жизнь поэта?
И что без бури океан?
По потолку спальни отблескивали и переливались гигантские, вдохновляющие творческие планы на завтра. Волосатов взвесил в руке мобильный телефон. Будильник ставить не буду! – он закрыл глаза и причмокнул. – Если живешь правильно – будильник не нужен…
Тенёта счастьяhttp://grafomanam.net/works/405291 Благовоспитанный автор надевает на свою фантазию крепкую узду и накидывает на текущие события темную вуаль таинственности
Антон Чехов
«Брак по расчету» Все счастливые семьи похожи, утверждал Лев Николаевич. Нет, он, конечно, человек известный – но неприятный такой вот однозначной самоуверенностью... Впрочем, сознательный гражданин Инакенций Толстого не читал. Он полагал, что для счастья надо крепко стоять на ногах и жить по расписанию. А разнообразные, по уверению того же нечитаного писателя, несчастья – это от распущенности. Надо аккуратно, вовремя, все по полочкам – ходить на работу, пить рюмку после бани, копить на новый холодильник и болеть за «Динамо» – тогда ничего никогда нигде не смешается. Вот и в тот страшный вечер жизнь скользила гладко, по обыкновению... * * * Мирное небо Родины зажигало зарю – красилось, значит, перед сном. Черт знает, зачем оно это делает, лучше бы что-нибудь предвещало – а то ведь, зараза, не предвещало ровным счетом ничего! Инакенций солидно вылез из троллейбуса и походкой рабочего человека – хозяина всей Земли – направился к детскому саду. Сын уже ждал, подпрыгивая у калитки. Розовая ладошка утонула в мозолистой пятерне – пацаны двинули домой. Скупые отработанные движения – и вот раздетый отпрыск зырит мультики, а папка на кухне пилит сало, помахивая семейными трусами. Тихо, по-вечернему мерцают лица. Ходики над сервантом тикают мирно... Лязгнул замок, хлопнула дверь. Клавдия в новом пальто (богатое, в пол, кожа с матерчатыми вставками радикальных цветов – муж справил с последней получки) шумно отдувается, треплет вихор выскочившего сына, вручает жующему Инакенцию авоськи, журчит глупости про соседей и погоду, расстегивает крючочки с пуговицами... – Где ботинок? – грянуло из прихожей. Инакенций чавкнул. – Куда ботиночек Ферькин дели, спиногрызы? – Клавдия воздвиглась на пороге кухни. – Там, ну... – взмахнул Инакенций ножом. – Там – левый, – выразительно сказала Клавдия. – Правый где? Инакенций с некоторым раздражением отложил сало и протиснулся мимо жены в коридор. Напротив зеркала, под вешалкой, на своем, специально обученном месте, стоял с раззявленными липучками детский ботинок. Один. Инакенций долго на него посмотрел, почесал трусы и зачем-то открыл шкафчик, куда ботиночек поставить не мог. Тем более один. – Ферапонт! – дрогнул голосом. Сын высунул голову из зала. – Ботинок брал? Сын помотал головой и скрылся. Отец пошевелил пальцами, будто перебирая струны арфы. «Ну эта... Сперва шапочку... курточку расстегнул... сам разулся, после его...» На кухне засвистел чайник. Инакенций строевым шагом двинулся на звук и налетел на Клавдию. – И чо? – спросила она. В голосе сквозила та неподражаемая ирония, что вырабатывается у супругов годами счастливой семейной жизни. – Ай! – дернул он подбородком. – Иди с глупостями. У меня хоккей счас... * * * Матч не лез в голову. Во что обратилась тихая (в основном, конечно, по ночам) семейная обитель! Квартира ежилась и жмурилась от пушечного гула, с которым Клавдия переворачивала всё вверх дном. Досталось даже проволочному коврику снаружи у входной двери – хотя под ним мудрено было спрятать и спичку. Заплаканный Ферапонт забился в угол. Десять раз сказав, что он не брал, точно не брал, не брал совсем, даже не трогал, и не пинал, и не видел вообще хоть одним глазком, он категорически разревелся и спрятался, прижимая к груди любимый пистолет, потому что жизнь нехорошая. Инакенций запутался, где чьи ворота и кто вообще с кем играет, потому что трижды рассказал вслух и без числа прокрутил в мозгу как они пришли, и закрыли дверь, и кто кого раздевал, и с какой ноги разувались, и вот даже ключи на своем гвоздике висят, видишь ты, дура?!. * * * – ...Нет, ты не понимаешь, Зинка, – Клавдия тяжело привалилась к телефонной тумбочке, промакивая лоб половой тряпкой. – Я всё-всё перерыла! Мало-мало с ума сойду... Это хуже, чем с помидором тем... Ну я ж рассказывала... Как не помнишь? Вот же, по осени... Режу салат, полезла в холодильник за помидором, тут телефон – ты и звонила, кстати! – я его вместе с ножом на холодильник, беру трубку. Поболтали с тобой часок, я и забыла. Потом вспомнила, иду, значит, к холодильнику. Нож лежит – а помидора нету! Бат-тюшки... И дома, главное, никого. Поискала, повспоминала... Нет, и всё тут! Совсем, думаю, с катушек двинулась. Ну вот буквально полтергейст в квартире! Да... Неделю не в себе была... А потом Ферька машинку закатил под холодильник... Ох, у нас же «Орск» этот допотопный, ты помнишь, и когда уже мужик мой на новый заработает... Полезла я, значит, спиногрызу игрушку достать, да и, думаю, дай-ка пыль там смахну... И выволакиваю тряпкой помидор!.. Нет, я смотрела! Даже спичкой тогда светила! Но там выступ такой, для педали... Он же еще педалью раньше открывался, пока не сломалась... И выемка под ней – и помидор этот проклятый аккурат, значит, в нее... Клавдия глотнула из кружки, помахала перед лицом. – ...Батюшка, говоришь? Квартиру освятить?!. Слушай, знаешь что – иди ты в баню, ясно? И вообще, некогда мне с тобой лясы точить, пока. Трубка с лязгом упала на рычаг. Клавдия машинально провела по ней тряпкой. * * * Инакенций с лицом хоккейного защитника бродил по квартире и, как Паша Эмильевич, заглядывал под вазы и передвигал блюдца. Приподнял половик в ванной, как цветок за стебель. Хоккей кончился ничем, зато суматоха принесла неожиданные плоды. Квартира напоминала поверхность рыбного супа. Нашлось, буквально из воздуха материализовалось такое, о чем не сохранилось и памяти в семейных преданиях. Например, свидетельство о браке, определенное, по взаимному согласию, сгинувшим_и_слава_богу. Инакенцьевы ласты, в которых он, бывалоча, гонялся за жабами и бабами в пруду (на месте пруда теперь грибок и лавочки, там после бани хорошо – жена не видит). Или, внезапно, Клавдиин свадебный бюстгальтер, который теперь она смогла бы надеть разве на запястье... В прибыли оказался один Ферапонт, да и то – как посмотреть. Дитя с красными глазами мертво вцепилось в найденный автомат. В свое время ему крепко досталось за его потерю, как считалось, в песочнице, а обнаружился, подлец, в недрах платяного шкафа, между сломанными плечиками и кроличьей шапкой с одним ухом. Сын сидел в своем углу и пускал яростные очереди. Родители передвигались зигзагообразно, мелкими перебежками – и только поэтому оставались живы. * * * В окнах сгустилось так давно, что все расписания вместе с законом и порядком в дому пошли к чертовой матери. Задерганного ребенка еле уложили, сами долго сидели на кухне. Разговаривать было не о чем, думать – нечем: обугленные запекшиеся мозги не работали. Из радиоточки струилась простая мучительная музыка, стол был сладкий на ощупь (Клавдия в рассеянности съела небольшой торт). Обкурившийся Инакенций ляпнул стопкой по липкому этому столу и прокашлял: – Спать пошли. Утро, оно... мудреней. * * * Укладывались муторно. Без конца ворочались, сражаясь с никогда не вылезавшими – а как что случись, поди ж ты! – перьями из подушек. Взбаламученная квартира переливалась тенями. В самых зловещих черных углах клубились шорохи; вздыхал унитаз... Неуютно засыпалось, натужно. А на работу чуть свет... ...Клавдия, существо по-женски выносливое, задышала ровней, всхрапнула и обмякла... ...Инакенций пронзал очами тьму... но вот электрический разряд содрогнул челюсть... богатырский, с подвыванием, зевок... желанное забытье... ... Шшшмяк!!! * * * Мир будто лопнул. Супруги одновременно сели в кровати. Мир молчал. А ведь в гражданской жизни об эту пору по улице проезжали хоть изредка авто, хулиганы у подъезда ругались матом, в гулком колодце двора обязательно гавкала ничья собака. Если же холодало, бабки, торгующие из-под полы водкой у остановки, подогревались собственным товаром, сбивались в кучу и пели песни молодости... Мир набрал воды в рот. Зато стучали сердца. Так молотили, что Инакенций с Клавдией одновременно посмотрели на потолок – не посыплется ли штукатурка? Потом их огромные глаза встретились. – Соседи, – брякнул Инакенций. – Нет, – прошептала выносливая Клавдия, – это ТАМ... Иди посмотри. «А-я-яй!» – заголосило Инакенцьево нутро. Стая мурашек взбежала по плечам. Он включил лампу и огляделся в тошной муке. – Ну! – выдохнула Клавдия, поплотней заворачиваясь в одеяло. Мужчина проклял мужскую долю и сполз с кровати. Пошарил под и нащупал гантель. Двинулся на прямых ногах, щелкая всеми попадающимися выключателями. Мрак под воздействием электричества выдавливался из квартиры, но не отступал – налипал в окнах, грозно там набухая, концентрируясь... Инакенций бережно, как канатоходец, миновал дверной проем, ме-едленно заглянул за угол. Сжал гантель до белых пальцев, вытянул свободную руку... В прихожей вспыхнул свет. Радикальное пальто свисало с крючка как казненный преступник. Под вешалкой стоял с раззявленными липучками сыновий ботинок. Правый. * * * В эту ночь Ферапонт отоспался за всех. Омытый слезами, утяжеленный страстью могучий детский сон был так глубок, что мальца еле добудились. Серые воспаленные родители, прикорнувшие лишь перед самым будильником, шарахались по квартире, рикошетя как бильярдные шары. Лица напоминали соленые огурцы, глаза – перегоревшие лампочки. Всё валилось из рук, ничего не соображалось. Муж молчал, жена бушевала, сын капризничал. Ботиночки стояли посреди прихожей, трогательно раззявив липучки. – Ноги не составляются, грудь ломит... – стенала Клавдия, застегивая крючочки с пуговицами на богатом пальто. Присела и шлепнула ребенка по уху. – Обувайся, кому говорю! – Где пакеты у нас? – бормотал на кухне Инакенций. – Ох, спиногрызы... – скрипнула зубами хозяйка и отправилась на помощь. В прихожую они вывалились вместе. Там стоял Ферапонт и беспомощно оглядывался. В руках он держал ботиночек. Правый. * * * Недостаточная эмоциональная одаренность может иногда спасти жизнь. Клавдия сошла с лица, уронила руки и принялась заваливаться боком навзничь – и если бы не одеревеневший Инакенций, машинально уцепившийся за полу... Он даже не удивился, потому что до конца не проснулся – а во сне не удивляются. Муж прислонил жену к стене, подергал за подбородок. Клавдия поперхнулась, открыла глаза. Зрачки сузились. Супруги вгляделись друг в дружку... ...и подумали одновременно, что живем мы, в принципе, хорошо, у нас всё есть, мечты сбываются, потому что о большом, недоступном не мечтаем, мечтать такое глупости, нечего даже начинать, а лучше заботиться о завтрашнем дне... ...и повернулись, как по команде. Молчание сдавило прихожую. Тишина ползла, как трещина в древесной коре... – Я не брал!!! – заорал вдруг Ферапонт, бросил ботинок и разрыдался. * * * Наши мысли – создания, по большей части, скромные. Это выражается в том, что они просто описывают то, чего не в силах объяснить – и выключаются. Семья вошла в лифт вместе. Они стояли рядом – но каждый был по отдельности. Ферапонт уткнулся в пол, шмыгал носом и шевелил пальцами в старых, на шнурках, полусапожках. Инакенций, по-прежнему одеревенелый, уставился на гирлянду жвачек у потолка. В голове мельтешило и вилось, будто снегопад, не давая ни на чем сосредоточиться. Зато Клавдия была сама концентрация. Она вдавила кнопку первого этажа с силой, способной проломить стену. Антивандальная панель визгнула. «Батюшку! – мысленно чеканила Клавдия, мерцая очами. – Окропить! Освятить!..» Лифт же чувствовал себя отлично. Мерно гудя, он сходу взял крейсерскую скорость, молодцевато промчал дистанцию и лихо тормознул на финише. Сила инерции придавила пассажиров к центру Земли... Шшшмяк! * * * Трое стояли кружком. Чистыми детскими, ясными женскими и мутными мужскими, но ничего ни у кого при этом не выражающими глазами они смотрели на ботинок. Левый ботиночек озорно раззявил липучки – одной всё еще цеплялся изнутри полы за радикальную матерчатую вставку богатого, в пол, Клавдииного пальто, а второй будто отдавал честь, благодаря за внимание...
Кхе-кхе... :)
Сон Якова у подножия Потёмкинской лестницы — Что за дела? — услышь меня, Господи! — Что за дела?
Каждый охотник желает знать — и я вместе с ним,
где кончился цвет — лишь море черно, лишь сажа бела?
Откуда их столько — крылатых, а сверху нимб? То вверх удаляются, то приближаются вниз —
вектор пути начинается с точки, в которой лежишь.
Глаза б не смотрели, но смотришь на женский истошный визг,
а эти, все в белом, не видят — ступени, коляска, малыш! Плывут и плывут потоки белых — целая рать! —
лестница тянется следом — туда-сюда,
скачет коляска по лестнице — им бы сдержать,
секунда-другая — ступени, удар, беда! Я открываю рот, я пытаюсь кричать,
воздух — горяч! — обжигает мою гортань,
в мареве дымном тает несчастная мать —
ракурс меняется — вновь белоснежная ткань по ветру плещется — и тишина, тишина —
где же тут кнопка, чтоб в уши ворвался звук?!
— Яков, — шепчет мне белый, — коляска катится на
небо, а вовсе не вниз — человече, ты близорук! Только представь, он родился — и сразу в рай,
будет весь в белом, с крыльями, сверху нимб,
хочешь — ешь яблоки, хочешь — летай да играй,
не бойся, ему не больно, ведь я вместе с ним!.. /Здесь грубая склейка, здесь не хватает плёнки —
истлела, сгорела, осела в чиновном кармане —
не угадать — и не надо! — чей замысел тонкий
кадр за кадром погиб в черноморском тумане?/ ...Сколь воду ни лей, но последняя капля — предтеча:
грохнула пушка на бутафорском линкоре.
Просыпается Яков, расправляет затёкшие плечи
и держит чёртову лестницу параллельно морю. http://grafomanam.net/works/406454 Иггдрасиль В час недобрый, когда с головой накрывает упадок сил,
с недостижимой для взгляда кроны дерева Иггдрасиль
срывается птица, царапает воздух, садится тебе на плечо —
и начинает петь. Если птичий язык распознал как родной — ты, увы, обречён.
Обречён молчать во веки веков и владеть ключом.
Молчать, даже если тянулся к небу, но пальцы попали в гниль
и на спину обрушилась плеть. Птица, клюв наклонив, пропоёт, что Земля — это ком,
ком налипшей земли на корнях, что укрыты песком,
ствол томится в волнах, что дают свою зелень листве —
в ней покоится шар золотой. В этом мироустройстве таится печальный ответ —
то, что мы испокон принимали за солнечный свет,
есть лишь сон, ибо тьма поутру распускается хищным цветком,
обволакивая слепотой. Видят люди во сне, что летят над Землёй высоко,
что идти и бежать, и дышать — широко и легко,
дети видят во сне, что по дереву лезут вверх
и сидят на тяжёлых ветвях. Рыбы спят — видят сны, как выпрыгивают из рек
и скользят в облаках, где идёт и бежит человек,
человек забирает руками, плывёт на восток,
обжигаясь о шар второпях. Мрак дневной убивает живое — и множится гниль.
Каждый погибший становится семенем Иггдрасиль.
Вырастают деревья. Шатаясь, к плечу плечо,
из корней выплетают сеть. Мой язык распознал как родной? Знай, что ты обречён.
Обречён молчать во веки веков и владеть ключом.
...Открывается дверь, за которой раскинулся лес Иггдрасиль.
Ты начинаешь петь.
______________
Иггдрасиль - мифическое Мировое Дерево, пронизывающее Вселенную. http://grafomanam.net/works/405360 Баллада о великане Человек этот был настолько высок,
что когда наклонялся сорвать цветок,
то царапал живот о кровельный скат
пятиэтажного дома. Он рычал и крышу, как фантик, сминал,
он крушил и метал, так что целый квартал
рассыпался на кубики, и невпопад
солнце металось в проломах. Великан припадал к первозданной земле —
он дышал ею, жил ею, ею болел;
выздоравливая, вырастал над собой
на два локтя — ничуть не меньше. Люди плакали, люди текли на восток,
но и там занимался заветный цветок —
и за этой неодолимой волшбой
шёл и шёл великан неутешный. Сила малая стала однажды большой —
взял кайло в руки если не каждый шестой,
то седьмой и десятый наверняка,
стиснув зубы, полезли на скалы. Люди камни кололи и строили дом,
люди небо молили лишь об одном —
чтобы дом убегал далеко в облака
высотою своей небывалой. Дом поднялся к утру — суров и высок,
а на заднем дворе задыхался цветок;
ровно в полдень на площадь шагнул великан
и взревел, но эхо молчало... Он ступил на крыльцо, он вдохнул облака,
наклонился, но кладка была крепка —
и вцеплялась в разреженный воздух рука,
и начинала сначала. Он боролся, пока не сгустился закат,
он упал — и под звон погребальных лопат
навсегда отдан был первозданной земле:
там, где были разрушены скалы. Люди выжили, новых родили людей,
перепуталось время — герой ли? злодей? —
лишь цветы не росли уже тысячу лет,
словно их никогда не бывало. http://grafomanam.net/works/404901 Дудочка Всё сущее предвосхищает вдох —
и слово, и выдох, и смерть.
Когда б мою душу из дудочки Бог
выдохнул — стала б я петь.
Когда б стеклодув из цветного стекла
выдышал тело моё,
прозрачную хрупкость бы я берегла,
растила бы имя твоё
в тиши и покое живительных вод —
по капле, по букве, чтоб ты,
уплыв, не оставил соломенных вдов,
смеющихся до хрипоты,
скользящих по кругу, где выдох и смерть
плывущих застанут врасплох —
и слово растает, и выдохнет Бог. http://grafomanam.net/works/399371 Ду-да Атанга забывает воду,
вода Атангу — никогда.
Беспалубные теплоходы
гудят — ду-да, ду-да, ду-да. Для малых рек и звёзды — малость,
и небо — малая вода,
и сколько звёзд бы ни осталось
на небе, ждут суда, когда в их перетянутые трубы
вольётся звёздный уголёк.
Но луны катятся на убыль
и горизонт уже поблёк — встают на якорь теплоходы.
Перегоревшая звезда,
шипя, соскальзывает в воду,
в ней растворяясь без следа. Ржавеет плоть, садится голос,
прокручивается штурвал —
и ход необратимо холост,
и вдох неуловимо мал. ...Атанга тянет теплоходы —
как шрам, белеет борозда.
Присесть, набрать в ладони воду
и прошептать — ду-да, ду-да?.. http://grafomanam.net/works/399744 Время разбрасывать лодки Время разбрасывать лодки на отмелях рек —
время разыскивать руль и ветрила в приливах.
Время выдёргивать с корнем разросшийся век —
время высаживать семя священной оливы. Время рождаться молчит — то ли спит, то ли ждёт?
Выстроишь, выплывешь, выйдешь на берег незнамый:
вслушайся — кто там трубит? — через птичий галдёж
не докричишься до впавшего в дрёму Сезама. Пальцы утонут в песке и накличут часы —
полупуста и покрыта морщинами склянка.
Всмотришься, вздрогнешь, поймаешь внезапный посыл:
время сберечь. Собираешь секунды-беглянки. Полнится колба часов, под ногами — вода,
хлюпает и обнажает ростки асфодели.
Время бежать — знать бы только, зачем и куда?
Время погибнуть? А птицы летели, летели... Всё же бежишь — спотыкаешься, падаешь и
видишь попавшую в глиняный плен черепаху.
Плакать не время, но плачешь. Копаешь, спешишь —
сердце колотится. Взлёт за мгновенье до краха — руки сжимают искомое. Время сполна
недостающее рушит, печали не внемля.
Вслушайся — кто там трубит? — три упрямых слона,
стоя на панцире, держат зеркальную Землю. http://grafomanam.net/works/400365
мало, представлено мало. а написано много хорошего (читал). и просмотров мало. жалко!нашел у себя : "Сережка" - как раз в тему, очередной валентинов день. пусть будет, не возражаете? Сережка Сережка получил этот подарок на Новый год от самого Деда Мороза. Да, да, настоящего Деда Мороза! Не того, в которого был переодет дядя Самир и который на детском утреннике громко и как-будто не своим голосом, но с хорошо знакомыми интонациями, говорил:
- Здравствуйте, дети! Я к вам приехал на оленях с крайнего севера, привез вам подарки и настоящую снежную зиму!
На улице и правда шел снег, но настоящей зимой это назвать было нельзя. То ли снег, то ли дождь, даже снежок слепить не получалось – таял в руках. Что уж говорить о снеговике с носом - морковкой! В этом южном городке, может, только один Сережка и знал о настоящей зиме с морозами, белым искристым, скрипящем под ногами снегом. После прогулки на морозе щеки становились пунцовыми, с бровей свисал иней, пальцы рук горели и при этом пот по спине – потому что катание на санках с горки сверху вниз, а потом бегом наверх - и снова вниз, и так до бесконечности, пока мамка не крикнет, не позовет. Вот только его мама никогда не звала, была тетя. Сначала одна, потом другая, а потом он приехал в этот город. Он живет в большом доме – целых два этажа! Здесь, как в детском саду, много детей, только домой никто никого не забирает, это и есть их дом. И это очень грустно…
*
Сережка это видел по телевизору: в ночь на новый год нужно повесить на гвоздь большой вязаный носок и тогда Дед Мороз принесет и положит туда подарок. Носка не было, да и гвоздя тоже, поэтому на спинку стула он повесил наволочку, подумав, что Дед Мороз сам разберется. Вечером Сережка долго не мог уснуть, ворочался, пыхтел, два раза вставал и подходил к стулу проверить на месте ли мешок для подарка. Наконец в изнеможении свернулся калачиком на краю кровати и провалился в тревожный сон. Среди ночи вдруг проснулся, обеспокоенно прокрался к стулу, нащупал наволочку: «Ух, ты!» Там что-то было – твердое, прямоугольное. Коробочка! Подарок? Подарок от Деда Мороза! Хотелось сразу открыть-посмотреть, но ведь ночь и в темноте ничего не видно. А главное, ему не поверят дети. Они все были старше его и давно перестали верить в чудеса - детдомовские взрослеют рано.
Сережка вернулся, лег в кровать, аккуратно укрылся одеялом с головой:
- Вот пусть они все увидят…
Ему снилось что-то красивое, голубовато-нежное и солнечное. Может это река под прозрачным льдом на рассвете, может ясное небо с пушистым белым облаком или сказочная бабочка с прозрачными крылышками…
*
Сережа Машин. Сережа попал к нам в центр для детей с ограниченными возможностями странным образом. Его привела пожилая женщина – молдаванка. Христа ради просила взять мальчика: племянница, приехавшая из столицы, внезапно пропала, оставив его на руках больной старой женщины, а у нее свои проблемы - неизлечимая болезнь. Вдруг что случится, так малыш один без присмотра останется. Потом дважды еще приходила навестить мальчика, да тоже пропала.
Все документы на ребенка были исправны, подготовлены по всей форме, будто кто изначально готовил его к отправке в Детский дом. Была там странная папка с бумагами. Я не очень-то разбираюсь в юридических терминах, но все же поняла - Сережа стал первой жертвой суррогатного материнства. По какой-то причине биологические родители не захотели взять ребенка, выношенного и рожденного суррогатной матерью.
Самир – наш единственный мужчина (и дворник, и садовник, и строительный рабочий) ругался:
- Совести у них нет. Не люди это! Скоро совсем детей не будут рожать. Им зачем? Им только по магазинам, по макияжам ходить! За ребенком уход нужен, мать ему нужна, а не нянька. А эти - вон, зад ребенку помыть не хотят, испачкаться боятся, говорят - он только радость должен приносить. Дуры! Радость в чем? В заботе и любви, а какая любовь, если ты его раз в неделю по часу видишь. Поигралась десять минут, надоело – и бросила. Дуры бабы, дуры! С жиру бесятся. Денег видно много, о себе видно много думают, а о будущем совсем не думают!
К мальчику Самир относится по-особенному, взял его под свою опеку. Всегда они вместе: то мастерят из палочек кораблик, то подрезают кусты или косят траву. Смешно на них глядеть: Самир везет газонокосилку, а рядом мальчонка – мужичок с ноготок, тоже за рукоять держится – помогает. Увидит Самир, что уморил малыша, присядет - вроде как устал, пот с лица вытрет, а Сережка тут же рядом тоже пот утирает.
Все дети гораздо старше Сережи, но, несмотря на разницу в возрасте, относятся к нему по-доброму, он для них вместо младшего брата.
Мальчик тихий, спокойный, характер мягкий, да только очень, как бы сказать - опасливый что-ли, будто обманывали его часто. (А ведь на самом деле так и есть!) Не верит он никому… и все время сам в себе. Если какую игрушку возьмет, так в нее один и играет; машинку катает в углу где-нибудь, а если кто подойдет – к груди прижмет и затаится, или отвернется: «Не мешайте!» А то вдруг обратит внимание на группу детей, внимательно так посмотрит, даже шагнет в их сторону, остановится. (Ну, давай, решайся – включайся в разговор, игру, ну!) Нет, помолчит, опустит голову и отойдет. Настоящая черепашка – прячется под своим панцирем.
За те семь месяцев, что находится у нас, Сережа поправился, окреп физически, а вот душевно не раскрылся. Наш психолог говорит, что только постоянная забота и любовь могут помочь мальчику преодолеть последствия перенесенных стрессовых ситуаций. Все другие врачи не находят у малыша никаких болезней. И хирург, и невролог, и ЛОР и даже логопед – все в один голос утверждают, что, по их мнению, мальчик «практически здоров».
А что не разговаривает? Так тут практическая медицина бессильна. Ну, нет медицинских причин, не-е-ет... Обязан он говорить, просто обязан… Но Сережа МОЛЧАЛ!
*
Сережка был очень рад подарку. Это был детский столярный набор. Там была маленькая ножовочка, напильничек, даже стамеска с молоточком, и еще - лобзик. Никто на свете не знал, что он хотел именно такой подарок, даже дядя Самир, даже Маша не знала, никто-никто! Сережка давно задумал, что он будет делать с такими инструментами. На следующий же день дядя Самир показывал ему, как правильно держать инструменты, как правильно ими работать. Сережка был способный и сноровистый, схватывал все на лету, хоть и совсем маленький. Вечерами он скрывался, прятался в беседке, стоящей на улице под фонарем, и что-то беспрерывно пилил, чистил, а Самир улыбался – может, оживет мальчишка?
*
Девчонки подсмеиваются: «Сережа-то - Машин, твой что ли, Машка?» Я отмахиваюсь - мне он правда очень нравится, да только какой он мой, он сам по себе. Я к нему и с лаской, и с вопросами, и книжку почитать. Нет, замкнулся в себе, никого не подпускает. А сегодня вдруг подошел – в руках что-то несет: пакет полиэтиленовый, а в нем комками полотенца бумажные. Усмехнулась – стянул из столовой. Стало интересно: что он туда завернул? Подает мне сверток, осторожничает, смотрит внимательно. Глазищи большие – черные, а в них ожидание и вопрос. Спрашиваю: «Это Мне?» Кивает. «Подарок?» – догадалась я, снова кивок и радость в глазах, мол, открой, открой! Стала разворачивать, один слой второй, третий…
- Ой, что это такое красное, липкое?
Так вот куда делась моя губная помада: она была вся здесь - вымазана на деревянную выпиленную фигурку. Пригляделась, пощупала, уколола палец – дощечка от ящика из-под фруктов была лохматой и кололась. Это было сердце! Деревянное сердце… выпилено не очень ровно, обработано, видимо, стеклышком, в отдельных местах лохмушки, но это точно было сердечко! Господи! Сегодня же день Святого Валентина! «Валентинка» от Сережки?! Глаза у меня на мокром месте, как это трогательно… Ну, откуда, откуда у пятилетнего малыша такое тонкое ощущение жизни, такое своеобразное понимание мира? Кто ему подсказал, кто надоумил на такой поступок? Маленький напряженный комочек со спрятанной в глубине души тоской по недополученной материнской любви!
Обняла, прижала его к груди:
- Спасибо, спасибо Сережа, замечательный подарок! - а он смотрит на меня внимательно снизу вверх, с некоторым страхом и решительностью в то же время:
- Мама Маша, а можно ты будешь моей настоящей Мамой? – два глубоких колодца черных глаз наполнились влагой – слезами, а на дне ярко полыхнуло фиолетово-лиловым.
- Заговорил! - ой, девки, что я наделала! Ведь я же ему сказала – ДА. *
Вчера на день рождения внучка принесла мне подарок – слегка помятый рисунок. Сразу видно, что рисовала сама.
- Бабушка, поздравляю тебя с Днем рождения - и протянула листок бумаги. Наверху посредине большой круг с исходящими из него палками – линиями. Слева треугольник с завершением кружком на верху, справа фигурка из квадратиков; из обеих фигур тоже торчат палочки по две снизу и по две с боков.
- Что же ты здесь нарисовала, Машенька?
Внучка – тоже Маша, в честь бабушки (очень приятно!)
- Ну, бабушка, ты, что ли, не видишь? Это солнышко, оно улыбается - детский пальчик коснулся загогулины, выскочившей за пределы желтого круга. Сколько я видела таких незатейливых детских картинок, а свое, родное трогает особенно! Скрывая улыбку, произнесла:
- Да, деточка, бабушке надо надеть очки - внучка мигом схватила их с тумбочки и водрузила мне на нос, продолжила:
- Это вот девочка, она идет по дорожке
Действительно, вот же коричневая почти горизонтальная полоска вдоль нижней границы рисунка.
- А это мальчик – он дарит девочке свое большое сердце - Машуля тыкнула пальцем в жирную, несколько раз обведенную красным фломастером «каляку». И все-таки это было оно - сердце:
- Нежное, ласковое и совсем не колючее… – обняла я внучку. http://grafomanam.net/works/356684
Конфеты с того светаhttp://grafomanam.net/works/406586 Под Рождество, когда все начинают верить в чудеса, они, как будто услышав позывные, просачиваются в наш мир из других параллельных вселенных, где чудо - так же обычно, как и... съеденная конфета. Яшка жил с бабушкой. Родители погибли в автомобильной катастрофе.
Этим утром он встал ожидая найти под ёлкой традиционные, связанные бабушкой, шарфик, или варежки. Яшка очень любил сладости, но бабушка его этим не баловала. Она считала их вредными для ещё неокрепших яшкиных зубов. На этот раз там лежал... шерстяной носок. Интересно, подумал Яшка - а второй нужно ждать до следующего Рождества? Но в самом носке на этот раз что-то похрустывало, наподобие конфеточной обёртки! И точно - там были конфеты, какие обычно дарила ему... мама. Он их развернул. Да, точно такие и так же пахнут, и... нет, съесть, и даже попробовать их он не мог. У него ком встал в горле. Он подошёл к загадочно улыбающейся бабушке:
- Ну что, внучок, как твой носок?
- Спасибо, бабуля. Тёплый и... Яшка сделал долгую и многозначительную паузу, - сладкий!
- Сладкий?! И не надейся.
И тут началась очередная лекция о вреде сладкого. И вдруг он вспомнил о просачивающихся в наш мир чудесах, о которых ему когда-то рассказывал отец.
Может, конфета – это то самое чудо? Сначала он хотел заплакать, потом засмеяться. Значит теперь его родители обитают в стране чудес?! Ему захотелось их обнять, расцеловать, или хотя бы поблагодарить.
Но как это сделать? Взгляд его упёрся в бабушкин подарок. Жаль, что она не связала ему свитер! Но разве можно передать в другую вселенную... любовь?
"Можно! Посредством искусства!" Так говорил отец.
Яшка схватил цветные карандаши, нарисовал и бабушку, и себя со шерстяным подарком на одной ноге. Он положил рисунок под майку, чтобы тот хоть немножко пропитался... его душой.
Перед сном он сунул его в бабушкин носок и загадал самое сокровенное желание. Его разбудил шорох, как будто кто-то тихо, чтобы его не разбудить, прикрыл дверь.
Яшка рванул к 'порталу'. Рисунка там не было! Он подошёл к окну и посмотрел на звёзды...
Нет, может быть та, другая вселенная огромна, но его папа с мамой должны быть где-то рядом. Он вернулся в кровать и с этими мыслями наконец-то крепко уснул. Немного погодя, вытерев слёзы, заснула и бабушка.
Последнее плавание Бриггаhttp://grafomanam.net/works/4065851. Старого Бригга списали давно. Наверное, списали и все те суда, на которых он когда-то ходил в дальние страны. Он жил и работал на старом, позабытом богом и людьми маяке. Так ему было удобно, да и жизненно необходимо. Самое главное - море всегда было рядом, оно было повсюду. Всегда с ним рядышком было и его одиночество, каковым он тоже очень дорожил. Раз он изменил женщине, которую любил, и которая очень любила его. Море - было его второй любовью, и с ней он решил не расставаться никогда. Бригг и сам был похож на старый корабль. Мускулистые руки – канаты, потрескавшееся загорелое лицо, покачивающаяся походка. Кое-как постриженная борода и кепка, с которой он никогда не расставался, она прикрывала его лысую крепкую голову. Он смастерил корабельный штурвал там, где мог быть капитанский мостик, если бы маяк был кораблём. Работа была нехитрая - зажигать по ночам и в непогоду мигалку. А если случится - поймать сигнал бедствия, который каким-то образом не доходил до спасателей, и передать SOS в самые надёжные руки, зная, что те спасут терпящих кораблекрушение. За долгие годы работы на маяке он побывал (конечно, в мыслях) и капитаном, и боцманом, и шкипером, и... даже юнгой - на всех судах, о которых знал, во всех эпохах, с чьими перипетиями он познакомился в потрёпанных книжках. Наступила ночь перед Рождеством, он планировал провести её как всегда... Но он и не мог предположить - насколько необычна будет Эта ночь, и насколько удивительным будет его новое приключение. Начался праздничный вечер с традиционного полстакана рома, нехитрой закуски, состоящей из крабового салата и жареной рыбы... Потом Бригг ощутил небольшой толчок, 'за бортом' негодовала стихия. От полстакана рома 'штормовая качка' в его голове никогда не поднималась выше 3-4 баллов. Но в этот раз всё пошло не так. Сначала послышался ужасный скрежет, как будто старое, но крепкое судно взяли в тиски две огромных скалы и стали проверять его на прочность. А тряхануло с такой силой, что всё, что находилось в комнате, вместе Бриггом было откинуто к захлопнувшейся двери. Треснуло окно у штурвала и в комнату ворвался морозный ветер с шипением волн, превратившихся в настоящих монстров, почуявших очередную добычу, жалящих всех подряд. Бригг дотянулся до 'непроливайки', как он называл плащ, предназначавшийся смотрителям маяка - тёплый и плотный. Ему удалось накинуть его на трясущееся тело и доползти до штурвала. Он не верил своим глазам: маяк, вместе с обрывком скалы... нёсся в открытое море. Сбоку на него накатывала огромная волна, готовая его поглотить. Бригг инстинктивно крутанул руль, чтобы развернуть корабль навстречу волне. К его удивлению судно повиновалось этому движению. Он не помнил сколько боролся с бурей, не знал - где находится. Но буря постепенно утихла. 'Вот теперь самое время и проснуться', - подумал с усмешкой 'Капитан Бригг!', как себя он мысленно называл. Но чудеса только начинались! Вдалеке он увидел огни и направил туда свой ‘корабль’. ...
Как ни старался Бригг - маяк врезался в берег с такой же силой, с какой от него оторвался. Очнувшись от удара, Бригг поднял голову. Всё было тихо. Только откуда-то издалека до него доносились звуки фокстрота. Он спустился на песчаный берег. Неподалёку виднелся кабак, который, очевидно, и был источником суеты и веселья. Бригг отворил дверь и ввалился в салон. По замызганному полу скользили слипшиеся пары, за одним из столиков одиноко сидела пожилая дама, ни на кого не обращая внимания, она уставилась в точку взглядом, тонущим где-то далеко в море. Бригга охватило непонятное тёплое чувство к этой женщине. Он подошёл к ней. Они долго смотрели друг на друга, будто силясь что-то вспомнить. Женщина была немолода и похожа на несбывшиеся надежды: потухший взгляд, нездоровый цвет лица, не первой свежести платье. Хотя общие черты лица выдавали когда-то симпатичное и озорное лицо. Наконец, Бригг сказал:
- Мадам, можно мне в ознаменование нашего знакомства угостить Вас? Что Вы пьёте? Тут же подбежал официант:
- Салли пьёт бурбон. Бриггу он принёс его любимый ром.
- Так Вас зовут Салли? - сказал он, усаживаясь рядом с женщиной. - Я – Брайан Бригг. Его собеседница при этом имени как-то вздрогнула и с бесконечным удивлением уставилась на него. После этого, какие бы попытки Бригг не предпринимал – все его старания разбивались об этот удивлённый, пронизывающий его насквозь, взгляд. - Может, потанцуем?
- А мы... не рассыпемся? Ведь прошло столько лет! Это были первые слова, произнесённые Салли. Голос был скрипучим и осипшим, очевидно, от длительного употребления виски.
Бригг делано засмеялся:
- Ну, я ещё крепкий. Рано меня списывать на берег. Салли внимательно на него посмотрела и протянула руку. Они с трудом поднялись и доковыляли до центра площадки, где уже не осталось никого из танцующих. Послышались сальные ободряющие возгласы и... аплодисменты. Когда они вплыли в бодрящий поток фокстрота, в его освежающий ритм – Бригг почувствовал, что движения его партнёрши стали более плавными, да и старый окаменелый артрит стал постепенно его отпускать... Бригг вспоминал давно забытые па фокстрота и искусно вовлекал женщину во всё ускоряющийся ритм. Он почувствовал как Салли вздрогнула, как будто сквозь них прошла какая-то волна. Рука, которую держал Брайан перестала быть шершавой, как наждачная бумага, лицо стало наполняться румянцем, глубокие впадины морщин постепенно исчезали. Ресницы удлинились, зубы побелели, волосы постепенно приобретали цвет и блеск. - Ну что, мой юный друг? Теперь-то ты меня узнал? Брайан вдруг понял, что давно знает эту женщину... ту, самую, что он оставил тогда... на берегу и к которой никогда уже потом не вернулся. Он резко остановился и обернулся в единственное зеркало, на него смотрел давно забытый им Брайан Бригг, каким он был лет 50 тому назад. Весь кабачок превратился в декорации – и скалящий зубы официант, и пьяные посетители, и музыканты. А музыка теперь доносилась с видавшего вида патефона, но и она превратилась в шипение и смолкла С улицы послышался грубый громкий крик:
- Где его черти носят?!
- Бригг, мы через час отходим! Опять захотел под арест? - Ну что, мой юный герой? Наше время истекло? - Салли смотрела на него испытующе, глаза горели одновременно и любовью, и презрением.
- Нет, - прошептал Райан. - У меня есть вещи поинтереснее.
- Вещи? А может... жизнь? Они схватились за руки и рванули в темноту, до того в как этот декорированный кабак не ворвались тёмные силы из прошлого. 2. (альтернативная концовка)
Они скрылись в чаще. Бригг инстинктивно тянул Салли к разбитому маяку, который он оставил совсем недавно. - Вон они! Держи их! – послышались радостные окрики. Они вскарабкались по высокой скале до маяка, а потом – на самую его вершину.
Как хорошо быть молодым! Даже дыхание не перехватило и не было никакой усталости. - Ага! Попались! - один из преследующих показывал на него сквозь разбитое окно.
- Я не хочу тебя опять потерять! - взмолилась Салли.
Брайан очистил окно от осколков и они вступили на карниз. Внизу плескалось море и виднелись острые камни. - Делай как я! - выкрикнул он, и набрав в лёгкие побольше воздуха и раскрыв руки как крылья, прыгнул вниз. Салли автоматически кинулась за ним. Мелькание скал перешло в туман, а затем в мелькание волн и... всё успокоилось. Они летели низко над морем и оно отражало двух прекрасных белокрылых чаек. Первым опомнилась Салли: - Ну что, надо подкрепиться перед дальней дорогой?
- И я знаю где! - выкрикнул Бригг. - За мной! Они подлетели к кабачку из которого совсем недавно так поспешно бежали. Подкрепившись хлебными крошками они собрались было лететь, но тут увидели направленный на них удивлённый, но уже мертвенный взгляд одинокой женщины, которая совсем недавно была Салли Хопкинс. Зрелище было жуткое, Салли не могла оторвать взгляда от застывшей в неподвижности женщины. - За мной! – выкрикнул Бригг, и звук был таким отчаянным, какие Брайан не раз слышал, от кружащих вокруг маяка чаек. Они сделали круг над островом. Маяка нигде не было видно, как будто последний корабль Бригга потерпел кораблекрушение и ушёл на дно вместе со своим хозяином. ...
Они долго летели в открытое море. - Куда мы летим? – спросила Салли
- Мне нужно кое-что проверить! – отвечал Брайан. К концу дня они долетели до старого маяка. Они влетели в разбитое окно. За столом сидел старый Бригг уткнувшись лицом в стол. Они долго смотрели на него. - Не жалей их, - наконец промолвила Салли. – Они были несчастными и одинокими. Она уже осматривала заброшенное помещение:
- Надеюсь, теперь-то мы совьём себе гнёздышко! Вокруг маяка кружили многочисленные чайки и о чём-то кричали. Но их язык был им непонятен.
1. Владимир Узланер. На озере Симко http://grafomanam.net/works/398746 У озера Симко с тобою в обнимку,
По парковым тропам, по жухлой листве,
Шагаем 'по Грину', как два пилигрима,
Пока над водою закат не истлел. На озере Симко протяжнее зимы,
И ночи длиннее, навязчивей снег.
И озеро Симко - замёрзшая льдинка,
На ней мы кочуем, как будто во сне. На озере Симко меня ты спроси-ка:
- А можно я буду последней из Герд?
- Ох, сколько же силы! И как ты красива!,
Ей пряди поправил в ответ на виске. Я справа налево пишу Королеве
О Вечности Симко, стареющий Кай.
- Здесь Вечность другая? И есть ли у края
Значение родин, уставов и карт? На озере Симко так мало России,
Хоть есть и церквушка, и купол большой.
И улицы 'Волга', 'Берёзка', а толку?
Без них или с ними - мне так хорошо! На озере Симко сверкают росинки,
И чайки, и ветер, и стаи гусей.
На озере Симко в улыбке - морщинки.
Чем осени больше, тем мысли грустней. 2. Владимир Узланер. Зимнее ночное
http://grafomanam.net/works/398747 Снова прогнозы пророчат осадки и ветер.
Зимы приходят откуда-то с севера что ли?
Окна совсем залепило и что за примета,
Если твой домик в заснеженном сумраке тонет? Вёсны ползут к нам настырно откуда-то с юга,
Нам не нужны, чтоб оттаять, протяжные годы.
Ну, а пока, запоздало пусть, тешится вьюга,
Нам вон и так перепали осенние льготы. Солнце нас держит на выгодном всем расстоянии -
Выглянет, как-то лениво из-за горизонта,
Путает в нас многосложные ини и яни,
Будто пытаемся вспомнить в стихах мы о чём-то... Крутят планетами мрачные зимние вьюги?
Сплюснуты с двух полюсов мы - и всё пресловуто?
Тайно ночами стихами питаются люди,
Времени нет им иного на свете как будто... Тихо скрипит - так устала бедняга бумага
От бесконечных 'увы', восклицаний, вопросов.
Поиски смысла... А это кому-то ведь надо!
Кто нас одних во вселенную эту забросил? Тайно ночами стихами питаются люди,
Их уплетая со звёздами, вместе с туманом.
Мы, гуманоиды, строчки межзвёздные любим,
И потому так всегда безобразно гуманны. 3. Владимир Узланер. Любимое облако
http://grafomanam.net/works/396727 Звёзды свои наблюдаю туманного облика
Где-то в четыре утра - так прохладно-цветастого,
Но между ними вплывает прозрачное облако,
Словно забытое там чудаками-фантастами. Не Магелланово и не какое-то Млечное -
Из повседневного света и пара намешано.
Наше, земное такое привычное вечное,
Что постоянно парит над поэтами нежными. Видно, от горных вершин не спеша оторвалося.
Может, спешило ко мне через волны Атлантики?
И переплыло из образа белого паруса
В розово-синие и аппетитные ломтики. Пять Аризон пролетело, до этого - Мексику,
Лишь для того, чтоб критически я оценил его.
Вот, как могу опишу, хоть хромает и лексика,
И запятые не там от пиита немилого. И потеплели небесные звёзды холодные,
Я опустился с небес вместе с росами ранними.
Солнце расплылось в улыбке плюмажными хлопьями,
Будто напомнило мне - вот такие земляне мы. ...
Вот и совсем рассвело, звёзды все выключаются.
Облако - здесь, да куда оно, милое, денется?
В космос, с тобой не возьмут нас, но чуда случаются.
Облако, словно услышав, загадочно пенится. 4. Владимир Узланер. "Улиточные притчи"
http://grafomanam.net/works/398878 Я уехал от прекрасных мадонн,
Поселился в заповедном краю,
И улитки атакуют мой дом,
Птицы певчие Осанну поют. За озёрной проживаю водой,
Подо мной животрепещет земля
Сколько ползают под нашей пятой
Всякой твари - и козявка, и тля. От столичных я уехал громад,
Оторвался от мирской суеты.
Не спеша улитки тащат дома,
Огибая и меня... и цветы. Воздух сладок и душист, как нектар,
Разбираться стал я в пении птиц.
И жалею - сколько в жизни 'тогда'
Не увидел отпылавших зарниц. Да смогу ли я войти в этот ритм,
Где как будто воздух тонкий застыл?
Где улитки не быстрее зари,
А приметы так у счастья - просты. Я мелодии сменил и тона,
Не привыкну к тишине я никак.
И ажурные приносят дома
Эти твари к огрубевшим ногам. Может, это вот такая игра?
И улиточные притчи о том,
Как непрочен мой искусственный рай,
И насколько хрупок собственный дом. 5. Владимир Узланер. ...надцатый год
http://grafomanam.net/works/398741 А на улице - апрель и... метёт,
Словно спутались во мне времена.
Как увязли мы в 16-й год!
Ох, теперь ужо достанется нам! Дотянули... Доросли, доползли!
Доскрипели, докряхтели! Пою?
В прошлой жизни знал цветение слив
По апрелю, ну а в третей – каюк.
...
Довстречать ли торопливый рассвет?
Было столько их на длинном веку!
- Да тебе, приятель, сколько же лет?
- Растерял их – и не счесть! Но... бегу. Эпилог не ясен, как небосвод.
Да наступит ли зараза-весна?
И каким он будет ...надцатый год?
И ему какого надо рожна? Ох, и круто нас берёт в оборот –
Оглянуться не хватает минут,
Я со счёту сбился... надцатый год!?
Ну, а мне... О, столько брат, не живут! А снежинок тени бьются в стекло,
И дрожит в ночи упрямая ель.
По судьбе моей проходит циклон,
Что пригнал сюда проказник-апрель. Апрель 2016 6. Владимир Узланер. "Тени для одинокой Марии"
http://grafomanam.net/works/390411 Окружают Марию призраки и домовые.
Но ведьмой её обозвали тогда не вы ли? Устраивает им стриптиз на маленькой кухне,
Где ужин под стать хозяйке - простыл и тухнет. Демонстрирует она сердечко на длинной шее –
Подарок одного хлыща! Не сняла! Неужели? Расстегнула рубашку медленно и бесстыже,
Распахнула прекрасные волосы пышно-рыже. Призраки впились в неё, её же глазами!
Обнажённое тело взглядами истерзали. Широко расправив ноги от нетерпения,
Она впускает тени в свои сновидения.
* * * Черное утро и белая тьма С тусклой Луною в стеклянном сосуде… Я и забыл, что такое зима. С хрустом ломаются кости сосулек. Ветер морозный – пощечина… И Перемешались дыхания наши. И невозможно сказать о любви Даже влюбленным и даже обнявшись. Падает с крыши кусками вода. Все иллюзорно и все это «как бы»… Что удивляться? Опять – как всегда: Женщину ждешь, а приходит декабрь. http://grafomanam.net/works/405238 ***
Горит костер луны холодной
И сыплет искры острых звезд,
Дым облаков в степи бесплодной
Клубится на сто тысяч верст.
Чадит фонарь, тоскливый, утлый.
Тьму разогнать ему невмочь.
Похоже, не наступит утро,
Когда вокруг такая ночь.
Я не мечтатель, не ребенок –
Мне впасть в уныние легко.
Хоть сердца колокол и звонок,
Его слыхать недалеко.
Пою впотьмах о светлом рае…
Струн на гитаре точно шесть,
Но я их всё перебираю,
Никак не в силах перечесть.
А в песне, древней и дремучей, -
Про горькую судьбу мою…
Ей нет конца, но будет мучить,
Пока ее не допою. http://grafomanam.net/works/395086 * * *
Я был тогда лесным и смелым,
Драконов бил камнями влет,
Пил деревенский воздух с мятой,
Водил по лужам гордый флот.
Две стороны: июль - по обе!
Лежал на юго-север путь.
Тогда казалось – я способен
Подкову радуги согнуть.
Но даль укрылась голубая,
Июль в тумане и золе.
И мелкий дождик пригибает
Меня к земле… http://grafomanam.net/works/358822
* * *
Мой друг, какая долгая зима!
Усталый снегопад торчит в окне.
Ты говоришь, что справишься сама,
Но думаешь все время о вине
(В значении вины), когда вода
Из крана перекручена, как жесть,
И время замирает навсегда:
Тебе вчера и завтра – тридцать шесть
И шесть... Не закрепляется в уме
Из мрака
с мясом
вырванный ответ:
Свет нам дает понятие о тьме,
Во тьме нет указания на свет.
На кухне, как надгробие, плита.
Свой день кладешь в исчерканность листа.
Ты полагаешь, смысла нет взлетать,
Поскольку над тобою чернота.
…
Так будь же трижды он благословен –
Горячий ток по магистралям вен!
И мысль, озаряющая мрак,
Благословенна, так ее растак!
Так пусть резвятся (плохи ль, хороши)
Львы, павианы, кролики души,
Кричат тревожно рыбы на заре
И молния сверкает в январе.
И даже засыпая, жди вестей
Из мира, где – ни боли, ни страстей.
Пусть в изголовье лондонский оркестр
Играет гимн всему, что есть окрест.
Читая недосказанность во всем,
Ты можешь ждать и думать о своем,
О вечности, стоящей в полный рост,
Узнать по многоточьям белых звезд… http://grafomanam.net/works/371836 * * *
Облака разгоняются ветром.
Звезды тихо скрипят на весу.
Разрывая сплетенные ветки,
Расстаются деревья в лесу.
Разбегаются темные реки…
Покидая привычный уют,
Глупо мучаются человеки
И друг другу житья не дают.
Только мы в старом доме – с огнями,
В стороне от печали и лжи.
И как будто не крыша над нами –
Это ангел ладони сложил. http://grafomanam.net/works/369875 Прощание славянки
Не плачь, хорошая, при мне,
Когда горят в вечернем треске
Овраги, реки, перелески,
И деревенька вся в огне…
Не стой печально у столба.
Разумной не найти причины:
Такая доля у мужчины –
И горькая твоя судьба.
Клубится грозовая рать.
Нам скоро – в полный рост под пули.
Нет, никого не обманули,
Сказав, что едем умирать.
Настало времечко расплат.
И вновь по ветру вьется – точно
Тот самый синенький платочек –
Прощальный плач… http://grafomanam.net/works/361550
Кит и Айсберг. Чукотская сказка.Давно это было, однако. Сильно давно. Так давно, что айсберги плавали по морю куда хотели, а не только куда их море несет, как сейчас. Да ты, малыш, и не знаешь, поди, что такое айсберг. А это – гора такая, ледяная. По морю плывет, а размером – больше парохода. Да! Cам видел. А еще жили в море киты. Очень киты айсбергов не любили. Как завидит кит айсберг – так сразу еще товарищей позовет, и давай они этот айсберг в теплую воду толкать. Чтобы он там, однако, растаял. Потому, что чукчи на китов охотились, а на айсберги – нет. И это китам, однако, было очень обидно. Киты айсберг, значит, толкают, а тот наоборот, к северу жмется, где холодно. А китам там тоже холодно – они к югу. Так и толкаются, кто кого. А чукча умный был уже – он на лодке подплывет, и ждет, пока кит устанет. А тут кита хоть острогой, хоть гарпуном, у него уже и нырнуть силы нет. Так вот. А однажды случай такой случился. Сам я не видел, но деду моему дед его рассказывал. Совсем чукчи кита одного окружили, и вот уже сейчас поймают. Гарпунщик уже замахнулся, а другие веревку крепкую держат. А кит совсем устал. Товарищи его еще кое как уплыли, но недалеко, однако. А этот – еле дышит, фонтан пускает. И тут вдруг море забурлило, волна лодки в сторону отбросила, и кита могучей силой подняло высоко вверх. Это айсберг перевернулся и кита пяткой своей подхватил. Высоко так кита утащил – никакой гарпун не достанет. Ну, чукчи – охотники подождали немного, да и домой поплыли ни с чем. А когда уже отплыли, дедов дед, однако, оглянулся. А айсберг тот – раз – и опять обратно. Кита то есть в воду, а сам плавает, как ни при чем вроде. Так вот. А того кита поймай, поди. Не догонишь! Другие охотники, ну, те что в лодках были, и те, что в стойбище, дедова деда - на смех. Никогда такого не было, чтобы айсберги китам помогали. А дедов дед – на своем стоит, однако крепко. А только с той поры китов ловить труднее стало. Чуть что, они за айсберг спрячутся, ищи их. Куда там. Или вот еще - охотники за китом, а айсберг раз – и вылезет прямо у лодки перед носом, только успевай в сторону рулить. А то – разлетится лодка вдребезги. Айсберг – он ведь как скала крепкий. Это я сам знаю, бывало не раз. Да ты, малыш, наверное и кто такой – кит, не знаешь. Это зверь такой, в море живет, огромный. Больше его – только айсберги. Их теперь, китов этих, мало осталось. Даже чукчи на них уже не охотятся. Увидишь если – не трогай кита, пусть себе плывет своей дорогой. А ты – своей...
Бумеранг и Война. Еще одна австралийская сказка.
Здравствуй, мой маленький друг. Сегодня я расскажу тебе сказку про бумеранг. Знаешь, что это такое? Это такая изогнутая дощечка, которая должна всегда возвращаться назад – туда, откуда ее бросила рука воина. Почему должна? И что будет, если не возвратится? Вот об этом я тебе и расскажу. Итак, слушай... Давным давно жил в самом центре Восточной Австралии, там, где теперь штат Квинсленд, воин по имени Быстрый Опоссум. Мало кто мог сравниться с ним в ловкости. А уж в метании бумеранга он был всегда первым. А надо сказать, в те времена бумеранг был совсем не таким, как сейчас. Был он прямым и, пущенный крепкой рукой, летел далеко вперед, на сотни шагов, а то и дальше. Воины кидали бумеранги, чтобы поразить врага. Бывало, что в ответ прилетал другой бумеранг, пущенный такой же крепкой рукой. Нередко он попадал кому-то прямо по лбу, и это было очень даже больно. Ударенный чужим бумерангом воин бросал все свои и с криками убегал к ближайшей реке лечить холодными мокрыми камнями быстро синеющую шишку на лбу. Обычно, победители (те, у кого шишек было меньше), с радостными боевыми криками собирали брошенные вражеские бумеранги и это называлось – Победа в бою. Толку от этой Победы было не очень много, потому, что все - и земля, и вода в реке, и деревья, и горы, и небо и крокодилы, и страусы, и даже ленивые коалы на ветках – все равно оставались ничьими. Их нельзя было унести и сказать – это мое. А куча чужих бумерангов годилась только для следующей войны – кинуть их обратно в бывших хозяев. Так продолжалось много лет. И вот однажды Быстрый Опоссум с товарищами пошел воевать с соседним племенем Желтых Кенгуру. Как обычно, увидев противников, они радостно закричали, кинули в них свои замечательные бумеранги и стали ждать бумерангов в ответ. Но не тут-то было. В ответ ничего не прилетело. Это было не по правилам. В бою полагалось кидать свои бумеранги и ждать бумерангов в ответ. Если, конечно, не получал бумерангом в лоб. Тогда тоже было ясно, что делать. А тут... Опоссумы не знали, что теперь. То ли уже пора кричать Победу и бежать вперед, то ли наоборот. Постояв некоторое время, послали на разведку самого маленького Опоссума. Оказалось, что Желтых Кенгуру давно след простыл. Вместе, между прочим, с Опоссумьими бумерангами. А какая же это тогда Победа?! Расстроенные, ни с чем возвратились воины - Опоссумы в свою деревню. Стыдно им было, что не принесли они ни полученных в честном бою шишек, ни чужих бумерангов. Да и свои неизвестно где потеряли. Быстрый Опоссум переживал больше всех. И вот вечером сел он делать себе новый бумеранг взамен потерянного. Стал Быстрый Опоссум перебирать сухие ветки, что он припас для новых бумерангов. И тут ему попалась одна, изогнутая. - Нет, эта мне не подойдет. Выброшу ее прочь, - сказал Быстрый Опоссум, кинул ветку в темноту и наклонился за следующей. - Бум! – что – то ударило его по лбу, и здоровенная шишка немедленно появилась на месте удара. - Что такое? – воскликнул Быстрый Опоссум, - Кто тут кидается бумерангами? Кривая ветка снова попалась ему под руку. Он снова кинул ее в темноту, и вторая шишка появилась рядом с первой. Так продолжалось еще некоторое время. Но, когда новым шишкам на голове уже не осталось места, Быстрый Опоссум задумался. Кривая ветка, удар по голове, шишка, снова кривая ветка. Несомненно их что-то связывает! Он изо всей своей немаленькой силы размахнулся и запустил кривую ветку в сторону невысокой в ту ночь полной луны. Ветка, крутясь, почти долетела до ее блестящего диска, потом повернула и, чуть погодя, крепкий удар по лбу подтвердил правильность едва родившейся теории. - ЭВРИКА! – закричал Быстрый Опоссум на своем австралийском наречии, что означало, как и на любом другом – «НАШЕЛ!» Так случай привел к открытию чудесного свойства правильно изогнутого бумеранга возвращаться назад к своему хозяину. Это открытие, кстати, совершенно изменило способ ведения войн в Австралии. Стало вовсе ненужным искать настоящего противника. Достаточно было с криками выбежать к реке, кинуть свои бумеранги, получить по лбу, собрать бумеранги и с радостью Победы вернуться в свою деревню. Так было значительно быстрее, да и, в общем, менее больно. Все же, свой бумеранг кажется всегда немного гуманнее чужого. Хотя, этого слова Опоссумы и Кенгуру еще в те, далекие от нас времена, и не знали. Мой маленький друг. Сегодня ты знаешь вообще много всего, чего не знали герои этой истории. Однако, вспомни о них, когда тебе вдруг захочется ощутить радость Победы в какой-нибудь своей войне...
Жили-были ласковые бабы. И были те были суровыми, как их мужики. (Диптих) (Несуразмы) (Диптих. О чудесах любви и трагедиях нелюбви.) . http://grafomanam.net/works/322566. Часть 1. Чудесная.__________________ Жил-был один ласковый и нежный зверь. Звериное в нём было от рожденья: мужиком родился. А вот ласковым он стал неожиданно. Пошла одна ласковая баба в лес грибы-ягоды собирать. Вышла на полянку, где ягод видимо-невидимо. И давай корзинку наполнять. Собирает и чувствует, что наблюдает за ней кто-то. Оглянулась и видит чёрные живые внимательные ягоды-глаза: умные-преумные и голодные-преголодные. Испугалась баба, глаза зажмурила, выронила корзинку да как заорёт. Когда воздух в лёгких кончился, стала баба молча вдыхать и в этот момент услышала странные звуки, будто чавкает кто-то. Открыла глаза от любопытства и видит: огромный волосатый мужик держит в руках её корзинку и с блаженным выражением лица, перепачканного ягодами, доедает пирожок, что взяла баба с собой в лес. И такое забавно-умильное лицо было у этого мужика, что не удержалась баба и погладила его по шевелюре. Тут мужик и вовсе стал ласковым и ручным зверем. Так и вернулись они домой вдвоём. А, как через девять месяцев выяснилось, вчетвером. С тех пор живут дружно и счастливо. А тот ласковый и нежный зверь окончательно очеловечился. Часть 2. Трагическая.
_____________________
Жила-была настоящая русская баба. И всё у неё было по-настоящему: то коней на скаку останавливает, то горящие избы штурмует.
И вот однажды, когда был у неё перекур, задумалась баба о том, что нет у неё настоящего мужика.
А как жить настоящей бабе без настоящего мужика?
И "скучно, и грустно, и некому..."
Решила она с конями и горящими избами повременить, и отправилась на поиски стОящего мужика.
Да вот незадача: всех стОящих мужиков давно поразбирали бабы глупые и беспринципные.
Загоревала-заплакала тут баба.
Печалилась она три дня и три ночи. И превратилась в Бабу Ягу: женщину мудрую, решительную, но одинокую.
Так и живёт теперь в избушке на курьих ножках, летает на ступе, промышляет колдовством.
А ведь всё могло быть совсем иначе!
Фламенко - дуэт дуэнде «Правит терпкий дуэнде, необузданный и одинокий».
«Дуэнде сметает уютную, затверженную геометрию, ломает стиль;
это он заставил Гойю, мастера серебристых, серых и розовых переливов
английской школы, коленями и кулаками втирать в холсты черный вар…”
«В арабской музыке, будь то песня, танец или плач, дуэнде встречают неистовым
"Алла! Алла!" ("Бог! Бог!"), что созвучно "Оле!" наших коррид и, может быть,
одно и то же»
Федерико Гарсиа Лорка Движенье пальцев, изгиб руки и искре страсти из струн гитары
Идти сквозь сердце под каблуки, дробь разгоняя… аллегро в престо!
Веди испанка! Твой силуэт, то топит тени, а то взметает
От точки, кинутой на “мольберт” искусным мастером – мим-маэстро…
Отточен чёткий частящий ритм, очерчен в небе кистями шали;
То оттолкнётся… Вскрик:
- Розмари!
То отуманит…
- …(Вдох):
розмарин…
Кисть гитариста: аккорд печали!
Хлопки ладоней: отметить такт, и ткать в терпении нитью танца
Искрящих, хищных хвалы «Алла!»… Бог вдохновляет! Тебе без “башни”
Творю дуэнде! Ритм выбивать… Быстрей! Быстрее костяшки пальцев…
Отдёрну руку, прерву слова, заткну за пояс…
края рубашки.
От дёрна в небо, как кипарис! Из неба в землю клинком испанца!
До одержимости…
- Воспарил!
До одурманить…
- …(Вдох):
«Мон-Пари»…
Кисть гитариста: узор компаса…
*Компас исп. Compás — испанское слово для обозначения понятий метра и такта из теории музыки. Также оно относится к ритмическому циклу или, иначе говоря, ритмической схеме того или иного стиля.
http://m5zgcztpnvqw4ylnfzxgk5a.cmle.ru/works/396462 Старик и рыба Мощнейший шторм на Балтике бушует, кровавыми слезами сентября
Янтарь выносит - тысячи чешуек таинственной неуловимой рыбы,
Что прячется в бездонности пучины и обрывает часто якоря
В заваренном ветрами капучино. Такие агрессивные порывы
Навеивают ей осенний сумрак и холод, поражающий моря.
Я слышу трётся… трётся днище судна… о спину рыбы – рыбы Янтаря.
Десятки лет потрачены впустую в попытке раздобыть морской трофей.
Берёт измором, думает спасую и брошу наконец… Не перетрётся,
Звенит струной натянутая леска. Ты не сорвёшься, выкормыш морей!
Но вновь фортуна отвернулась резко: затишье шторма, на закате солнце
Янтарным глазом заглянуло в воду… Пусть грянет буря – буря поскорей!
Я вырезаю в ясную погоду портрет Хемингуэя в янтаре...
http://m5zgcztpnvqw4ylnfzxgk5a.cmle.ru/works/377900 Опадает закат Опадает закат, как листва, в синеву.
Скоро кончится день, как закончится осень.
Ты дождёшься весны и утра как-нибудь…
«Как-нибудь – это как?», - кто-нибудь переспросит. Ты впрямую не скажешь, а с чем-то сравнишь:
С перекатом воды, с нотой памятной песни…
Опадает закат… только лишь… только лишь…
Только лишь тишина чашу слов перевесит. И тенями друзей тень ночная придёт,
Понесутся года кукованьем кукушки.
Это будет вчера, как вчерашним был лёд –
Лёд, который сковал прошлой ночью опушку. Повториться дано, в ту же воду войдём
Отпечатками этих цветных фотографий…
Ностальгия пройдёт проходящим дождём –
Проходящим дождём в неизбежное завтра... http://m5zgcztpnvqw4ylnfzxgk5a.cmle.ru/works/363855 Поминальное утро «Год прошел. Ему нет больше дела
До того, что в душах он наделал.
Воскресим в прощальный с прошлым вечер,
Чем был год для нас с тобой отмечен…»
Светлая лошадка из «Визитки» на Хит Мне придётся опять повторять то, что сказано тысячи раз,
Но, конечно, не вслух – про себя: безнадёжно, в надрыв, неумолчно…
Так сгорает листва сентября, разнося разноцветные клочья!
Мелкой мошкой в огне янтаря застывает беспомощность фраз. Ветер выбьет скупую слезу из осевших под тяжестью туч –
В этот грозный небесный мазут в…вязнут звуки любви и блаженства.
Я хотел бы сказать…
Не свезу воз судьбы против божьего жезла!
Эхо слов…
Эго лов…
Образумь, не пусти за ночную черту. За… не чокаясь, тост говорить. Пусть же примут тебя там, где ждут
Зачарованных душ рыбари из апостольской райской артели.
- Воспари!
- Воспари!!
- Воспари!!!
Говорим о душе, не о теле…
Чёрных туч хлеб на стопке зари, как прощание с лучшим в году… http://m5zgcztpnvqw4ylnfzxgk5a.cmle.ru/works/398607 Фея времени «…сбросили лебеди перья и превратились…
Тут сами собой зазвонили в городе все колокола…»
Г. Х. Андерсен «Дикие лебеди» Сходят к грешникам небеса, чтобы царствие было ближе;
Словно розовый палисандр, расцветает огнями степь;
Странный город из миража выплывает, как тайный Китеж!
Стынут руки, слегка дрожат, но сжимают стальную цепь. Ты стремительно рвёшься прочь мотыльком на оконный морок…
Так от утра сбегает ночь! Так сгорает на полдне тень!
Тянет пленницу мир иной, только я умудрённый ворлок –
Твердь разверзнется подо мной… Мне бы душу спасти, Отец! «Темпоральность» и «небоскрёб», «электричество»… чёрта в ступе!
«Темперамент», что там ещё… “пела” рresto… ещё быстрей…
Тем не менее, я поймал удивительный темп летучей
Темы радости от ума феи сказочных лебедей! Верит сердце чудным словам, но мой разум вместить не в силах.
Вечность времени – Валаам! Это скаредный прохиндей…
Век овечий судьбы-Далилы – девка волосы мне остригла!
Вековечный тик-так долины смертной тени… лишь для людей. http://m5zgcztpnvqw4ylnfzxgk5a.cmle.ru/works/391916 Ветеран Как вам живётся Фридрих Иероним?
После российской службы какие мысли?
Горькою правдой сказки легко раним
Перед стаканом пунша у полной миски. Дым из пенковой трубки прошёл в мундштук;
Кашель понятен: лучший табак – ядрёный.
Ядра летают – сверхскоростной маршрут
Первого класса для одного барона. Нечего зубоскалить! На турок – зуб:
Палец потерян – это привет Очаков;
Пальцы не смотрят, если в бою везут
Кони, разрезанные войной случайно. «Для исправленья крайних насущных нужд», -
Пишет в Россию письма в надежде, слёзно…
Но, как известно, тех, кто прошёл войну, Помним мы свято, но…
вспоминаем поздно. http://m5zgcztpnvqw4ylnfzxgk5a.cmle.ru/works/395431
с днём рожденья, папочка!. http://grafomanam.net/works/369963. ты глядишь спокойно сквозь боль-окно из пространства «прошлое», сказки детства. за окном – рассвет. расстаюсь со сном октябриный сумрак в метель оделся. тихо кружит времени порошок меж землёй и небом снежиным утром. – папа, правда, будет всё хорошо?... ____________ …смотрит вечность взглядом отцовским мудро… первый лучик солнца в его глазах зажигает жизни ушедшей прану… по щеке тихонько течёт слеза, а слова в молитву никак не встанут… тихо глажу карточки полотно, прикасаясь нежностью к воскресенью. и шепчу тихонечко лишь одно: – с днём рожденья, папочка! с днём рожденья… ... А мама глядит, улыбаясь, и лечит молчаньем. http://grafomanam.net/works/405407. Грустнеешь, конечно, ныряя в такие глубины, Куда и Господь не гонял матерей голубиных (с) Татьяна_Коновалова Себя перебрав, как молящийся – пальцами – чётки,
К рассвету ныряю я в сон. Он тревожно-нечёткий.
Меня колыбелит – баюкает памяти гамма.
Мгновенье – и снова я девочка. Рядышком – мама:
Живая весёлая. С нею легко и спокойно,
И всё разрешимо. И вдруг понимаю: «Не больно.
Не страшно. Я справлюсь. Всё сладится». Тают печали.
А мама глядит, улыбаясь, и лечит молчаньем.
И, вынырнув дню суетливому в тёплые руки,
Я чувствую, верю, что временны боль и разлуки.
Со мною любовь. Ей подвластны любые преграды.
Уютно желтеет за окнами дар листопада.
...
Открываться любви и не помнить зла
.
http://grafomanam.net/works/393527
.
А в глазах твоих – сакуры нежный цвет,
А в моих – бесконечной аллеи даль.
Вечность знает все тайны ушедших лет.
И горчинкой на сердце – любви миндаль.
А вокруг – лепестков облетевших боль.
В их дыхании сонном – смертельный ритм.
В кронах сакуры древней – шумит прибой.
Ветер листьям о времени говорит.
Ворожит потихоньку поток минут
И баюкает жизни, струясь тепло.
Миллионы соцветий легко уснут.
Нам увидеть их сказочность повезло.
Забрели мы случайно в вишнёвый сад,
Оказавшись у времени на краю.
Здесь волшебные слышатся голоса
Райских птиц, что, скрываясь в листве, поют
Сладко-дрёмную песню про жизнь и смерть.
От которой густеет в коре смола.
Мы познали урок: «В каждом миге – сметь
открываться любви и не помнить зла».
.
Помолюсь о тебе, горький город. Пойми… и прости!
.
http://grafomanam.net/works/375222
.
Здравствуй, город мой, будь же ты проклят,
храни тебя Бог!
Антон Стрижак Здравствуй, город мой, проклятый «слугами», Богом храним!
Чертовщиною образов Босха изранен твой нимб.
И ночлежки Бугровской не стало – ушла с молотка.
А бездомных и нищих – всё больше. Такая тоска! Миллионы твои утекают давно за бугор.
Солнце зимнее ласково гладит ледовый ковёр,
что расстелен морозом февральским по Волге – Оке.
Бродит память по улочкам грязным (в беды колпаке). Горький город! Всё глубже твоё театральное дно.
Всё страшнее и круче обрыв между явью и сном.
Возвращаться в реал мне мучительней день ото дня.
Век минувший повсюду сквозит, кандалами звеня. Привидением – Фамусов. Чацкие – в жёлтых домах.
Здесь судьбу человека упорно сшивают в тома.
С плеч долой, подписав, направляют в судебный архив.
Скалозубов – всё больше… Заволжские дали тихи. Центр Поволжья, России карман… Это в прошлом твоём.
– Судьи кто? – шепчет странником ветер. Молчит окоём.
Нищета окружает дворцы, что вросли в берега.
Белой рясой ложатся на землю родную снега. Прогуляюсь под вечер, пытаясь тревогу унять.
Может, вера вернётся в сердечную келью опять?
А надежда: и жить не живёт, и не сдохнет никак…
На распутье дорог я рассыплю бессоннице мак. Помолюсь о тебе, горький город. И Волжский откос
покачает печально нагими ветвями берёз.
Крест, что выдан мне этой землёй, я смогу донести…
– Ты откликнись мне… Благовест. Утро…
– Пойми… и прости!
.
Когда человек человеку – Брут, иконой кровит земля
.
http://grafomanam.net/works/374140
.
За мной пришли. Спасибо за вниманье. Сейчас, должно быть, будут убивать! ( Роберт Льюис Стивенсон)
Мороз под шагами хрустит, как соль. (Асадов)
Ланцелот. Всех учили. Но зачем ты оказался первым учеником, скотина такая? (Евгений Шварц. Дракон (пьеса)) Мороз под шагами хрустит, как соль.
Вспорол небеса рассвет.
И огненной лавой струится боль,
ведь истины больше нет.
Распята на тысячи мелких правд
на дне океана лжи.
У смутных времён подловатый нрав.
Не люди, а миражи. Игру кривосудия – без пощад –
продажный йадус ведёт.
И снова спешит в Гефсиманский сад
Иуда Искариот.
Бумага – покорнейшая из слуг –
издревле и до сих пор.
Растаял надежды последней круг.
И вынесен приговор. Имбирной полынью горчат слова,
ломая судьбы хребет.
Безвинная катится голова
на плаху безумных лет.
Пришли беспощадные времена.
Последнее снимет власть.
Стоит на коленях давно страна,
а вера в полон сдалась. Театр сумасшествия и мошны.
Абсурда кромешный ад.
Всё явственней запах и вкус войны.
И время течёт назад.
Туда, где Освенцима печи жгут…
И в пепле людском поля… Когда человек человеку – Брут,
иконой кровит земля.
...
Я - сумасшедшая Алиса
.
http://grafomanam.net/works/327262
.
Ты слышишь музыку? Я тоже её не слышу. Нет её.
© Александр ФРИДМАН
____
Весна идёт. Светлеют рожи. Простите, я не вижу лиц.
Вам музыка слышна? Мне тоже её не слышно. Жизнь как блиц,
где на обдумыванье хода мне шансов не даёт слуга...
закона. Он "слуга народа"... лишь на бумаге. И врага -
в позиции раба - валяет сей подчинённый из "господ".
Одних - на нары отправляет. Других - в психушку. И народ
бурлит, как брага. Едкий запах. До граждан нам как до Луны.
Погост для многих ближе. Папок - конторских - дух страшней войны. Вам музыка слышна? Мне тоже её не слышно пару лет.
Весна идёт. Мороз по коже. Страх колет сердце как стилет.
И вроде всё как раньше: небо и взрывы почек на ветвях...
И опьянеть от счастья мне бы: свободно песни трелит птах...
Ему - крылатому - неведом мир подлости звериных стай.
Здесь балом правят гномы, ведьмы и зазеркалья календарь.
Я - сумасшедшею Алисой - вхожу к слуге в дворец-нору.
Он от избытка власти злится и ждёт, когда же я умру. Но чудакам закон не писан. А я - одна из чудаков.
Я - сумасшедшая Алиса. Я верю в силу добрых слов,
в любовь, семью и человечность... Всё это нынче не в чести.
Выводят Каи слово "вечность" в АПОЖе... Господи, прости...
Иду с открытыми глазами. Зачем мне это - не пойму.
А номер "ПРАВДА" - вечно занят. Иль посажён на трон-тюрьму...
Вам музыка слышна? Мне тоже её не слышно. Только бред.
Молюсь: "Откликнись, милый Боже! Дай сердцу помощь и ответ... Позволь тот крест, что Ты мне выдал, достойно к цели донести...
Голгофа-жизнь не съест, не выдаст свинья от ближнего... Прости!"
Полётом над гнездом змеиным проходят дни который год...
И откровения - лавиной - сметают сон. Ночь - чёрный кот -
мигает звездоглазьем бездны, мурлычет ветром за окном.
Однажды, верю, я воскресну. И зазеркальности дурдом
уйдёт в историю седую. И, наконец, придёт весна...
Любовь, я по тебе тоскую! Лишь ты для жизни мне нужна!
Простая сказка на ночь о числе Пи Присказка
Прежде чем рассказать сказку, я сообщу тебе пару неинтересных вещей. Вернее, они были бы интересны математику. А так как ты, возможно, им станешь, то тебе будет интересно потом.
Вещь первая: существует магический квадрат, составленный из неповторяющихся чисел, сумма которых одинакова, как бы ты не считал: слева направо ли, сверху вниз ли, по диагонали ли – сумма всегда равна пятнадцати.
6 7 2
1 5 9
8 3 4
А вторая вещь – это длинное предлинное число 3,14159265…
Уф, однако, какие длинные эти присказки!
Сама сказка
Жил-был простой мальчик. Настолько простой, что даже имени у него не было. Поэтому его звали просто три целых, четырнадцать сотых. А почему? Да, просто он жил в огромном доме под номером 3 корпус 14. Так вот, каждую ночь ему не давал спать стук в стену из соседней квартиры. А так как, кроме как спать, делать было нечего, он решил выяснить причину этого грохота. Пошёл к соседям, заглянул за дверь, а там... Да, кстати, почему ты не спросишь: почему было не заперто? Но я тебе все равно отвечу: я не знаю, да и вообще, зачем задавать глупые вопросы? Кому же придёт в голову запираться от простого мальчика, у которого даже нет имени?
А увидел он там удивительную девочку, которая жила в квартире 834, и звали её Камышевка. Почему? Ответить не просто, но я постараюсь. Дело в том, эта девочка была непростой девочкой, поэтому-то и имя у неё было непростое. К тому же она носила юбку из камыша, даже когда спала.
Ах, ты спрашиваешь, почему в квартире 834! Но ведь должна была Камышевка где-то жить, вот она и жила в квартире под номером 834. Так вот ей во сне снилось... Если тебе не снятся, даже когда ты не спишь, это ещё не значит, что другие не видят сны, когда спят.
А простой мальчик увидел (когда заглянул в её комнату)... Да, он спросил разрешение у мамы. У неё? Ну, конечно! Где? Во сне, конечно! Какой ты, однако, непонятливый.
Что он там увидел? Вот это и надо было спрашивать... Хотя, наверно, не нужно, я всё равно бы тебе рассказал, но уже поздно. Ладно, он увидел, что ей сниться, что она, то есть Камышевка, шалит во сне. Она мчалась галопом по стене и со всего маху ударяла по ней кистенём. От этого и был такой грохот.
Как он мог видеть сон Камышевки? Но если простой мальчик из дома 3\14, находясь у себя, в комнате мог слышать звуки её сна, то почему находясь в квартире 834, он не мог смотреть сон Камышевки? Ведь он тоже любил пошалить.
Это всё? Нет, конечно! Они подружились. Нет не во сне, наяву. Они всегда были вместе, выросли, поженились...
А потом? Надо спросить у мамы... Камышевка-а, у ребёнка вопрос!
Не пора ли ему спать?
А пока мама думает, что нам ответить, я нарисую, как пройти в спальню непростому мальчику:
Думаю, что стрелочку от 6 к 5 ты поставишь сам ещё до того как станешь математиком.
Ого сколько выскочило!
Рождественский сад Мой юный читатель, тебе будет сложно поверить в одну непреложную истину, ибо в неё сложнее поверить, чем в правдивость истории, которую я поведаю. А истина заключается в том, что и я когда-то был ребёнком. Да-да, почти уверен, так оно и было со мною на самом деле, но порою сомневаюсь, а не приснилось ли мне это однажды под Рождество? В чём я действительно не испытываю сомнений, так это в том, что, будучи маленьким мальчиком, я посетил удивительный сад... Однако, ты не находишь, что интересную историю следует начинать рассказывать не с начала, а задолго до её начала, а иначе какая же это интересная история?
Знаешь ли ты о Летнем саде в Петербурге? Если нет, то расспроси родителей. Я уверен, они не задумывались, зачем потребовалось различать сады по временам года. Дело в том, что существует и Зимний сад. Искать его нужно под Рождество в Зимнем дворце. Взрослые не понимают, что идти гулять можно и не на улицу, а приходить в гости не обязательно в дом. В то время как любой ребёнок знает, что когда сад находится в доме, то в нём и зимой тепло, и не надо одеваться, чтобы отправится на прогулку. Мир странно устроен: будучи маленькими, мы посещаем Зимний Сад во дворце, а когда вырастаем, идём во дворец Летнего сада. Я впервые узнал о саде от девочки, которую застал в тот момент, когда она выцарапывала своё имя камнем перстня на стекле одного из окон дворца. Проказница сказала, что если я её не выдам, то она отведёт меня в Зимний Сад. Так что не обижайся на то, что не говорю, как её звали – я же ей обещал, и это наша с ней тайна.
Сад - удивительное место! Сколько бы там ни находился, возвращаешься всегда вовремя. Нет, время за пределами этого места движется, но его проходит ровно столько, сколько остаётся до назначенного часа возвращения. Можно ли описать сад? Наверное, можно, но это всё равно как описывать сказку. Право же, туда лучше один раз попасть. Скажу только, что в саду есть Деревья Желаний, но я помню теперь лишь о двух: Дереве Большого Желания и Деревце Малых Желаний. Только это вовсе не деревья. Прохожие на улице принимают тела грифонов за скульптуры, но души всех сказочных животных живут в саду. В этом месте ничего невозможно перепутать, даже если захочешь – это единственное что там не сбывается, я проверял. Ещё помню: если в городе встречаешь пару “статуй” грифонов, то можно обратиться через них. Сад услышит желание и исполнит. Но надо помнить, что за маленькое желание отвечает грифон, находящийся от тебя справа, а за сокровенные – тот, что слева. Или наоборот… Тут важно не перепутать!
Другие души-деревья тоже что-то могут, но я уже не помню, что… Когда дети вырастают из своего возраста, они примеряют новый, но при этом увлекаются и многое забывают. Они становятся взрослыми и делают в своих домах зимние сады, не понимая, что это их детские воспоминания о том единственном на земле Зимнем Саде Зимнего дворца неповторимого города моего детства – Санкт-Петербурга.
1. http://m5zgcztpnvqw4ylnfzxgk5a.cmle.ru/works/403994
2. http://m5zgcztpnvqw4ylnfzxgk5a.cmle.ru/works/372935
Вот всегда меня эти ограничения смущают. 40 строк - а если оформлено, как у Маяковского? или - в формате "А4"?
Ну, с этими как раз просто - строки посчитаем по рифмам. Сложнее со "стихотворениями в прозе", например. Впрочем, у них шансов победить довольно мало, подавать не советую.
|
