Тур - 319: "Мой ласковый и нежный зверь!" (конкурс завершен)

Я боюсь говорить о личном, -
Лучше вовсе о нём не думать.
Враз с утра ноябрём подуло:
Катаклизмы в миру обычны.

И душа, зверь отнюдь не гордый,
Навидавшись всего и много,
Притрусит к твоему порогу,
В снег уткнётся замерзшей мордой.

Станет слушать, как хнычет осень,
Как метель расстилает простынь.
Всё до дури банально просто:
Это зиму справляют осы.

И свернувшись комочком боли,
Прошепчу сквозь колючий ветер:
«Будь счастливей меня на свете!»
Губит зверя безбрежность воли.

Зверь-инстинкт не позволит быть слабым.
В холке - шрам, девять граммов свинца
как печать, обагрившая право
стаю в битвах вести до конца.

Я - вожак. Знают серые волки,
что однажды ушёл за флажки.
Поцелуи-следы от двустволки 
в мир свободы боль-проводники.

С каждым годом труднее быть первым.
Подрастает ватага щенков.
Сплетены сухожилия, нервы
в трос-канаты крушенья оков.

Мир прогнулся навстречу однажды,
разомкнулся традиций капкан.
Победила звериная жажда 
быть живым. Для волков я - пахан.

И теперь не позволю иначе
ни себе, ни матёрым своим.
Егеря от бессилия плачут.
Для охотников - неуловим.

Зверь-инстинкт закрепляется в генах.
В холке - шрам, девять граммов свинца
как печать. И пульсирует в венах
сердца ритм: "Первым быть до конца!"

09.06.12
р.s.фото из интернета.

Последняя ночь крадётся в полночь на задних лапах
И время крадёт по-кошачьи мягко, мурлыча: «Спи…»
Ты станешь, встав, шататься по крышам на шпилях завтра…
А что пока? Пока что последняя ночь пред мартом,
Склонившись луною, над полным счастьем твоим корпит.

Грядущая ночь принесёт мимолётные встречи,
Восторженный рык и острую боль от любовных ран.
Ты вспомнишь о том, что время-то… никого не лечит!
Ты с нами останешься снами февральской предтечи.
Спи же. Никак… Как только солнце встало в такую рань?!

В море всё, как у людей,
По системе либо-либо –
В мутной водится воде
Только порченая рыба,
Так же правит мир теней,
Так же слаб, икру кто мечет,
Так же те, кто покрупней,
Жрут нещадно тех, кто мельче,
Так же бьют по плавникам
Тех, кто самый наглый, так же
Сильно хочется малькам
Побыстрей стать рыбой важной,
Наглою, как кашалот,
Быстрою, как рыба меч, но…
Есть одно – никто не врёт,
Потому здесь жизнь полегче.

По дому забот немало.
Устало расправив плечи,
присев отдохнуть под вечер,
в газете я прочитала,
Что кто-то замучил котёнка,
по-зверски его изувечив.

Для выродков человечьих
есть слово одно – подонки.

Мне ночью спалОсь тревожно –
мерещились плач и слёзы.
И мне показалось (серьёзно!),
как будто я – дикая кошка.

Припомнила слово «зверски»
и зарычала с обидой –
Люди забыли, как видно,
те истины, что известны.

Ведь мы не глумимся над слабым!
У хищных диета – мясная.
Добычу свою хватаю
когтистой тяжёлой лапой.
И кровь брызнет струйкой тонкой,
лишь клык перекусит вену,
И смерть наступает мгновенно.

... а кто-то замучил котёнка ...

Бездомный пёс на клумбе сжался,
Под рыжий хвост упрятав нос.
Он неухоженный и жалкий
До спазмов в горле и до слёз.
Лежит как лист опавший рыжий
Среди такой же вот листвы.
«Проснись, бродяга, не обижу!», -
Коснусь косматой головы,
Поглажу: - «Эх, ты, мой болезный…»,
Подам кусочек колбасы.
Слова о добром бесполезны,
Когда вокруг бездомны псы.
И я шепну ему, прощаясь:
- «Не падай духом, братец пёс!
Ведь я и сам, как ты скитаюсь,
В свои стихи упрятав нос.»
Гуляет ветер по бульвару.
Пойду и я. Пора, ей - ей.
И рыжий пёс со мной на пару
Уйдёт как тень души моей…

А знаешь, мне кажется, я была  птицей…

-  Скорей стрекозой-егозой, это точно!
-  Или цветком, в который нельзя не влюбиться…
-  А может лошадкой? Сидишь в седле очень прочно!

Знаешь, мне кажется, я была птицей…

- Поёшь ты обычно, не то чтобы очень.
- И самолёты не любишь, помнишь, до Ниццы?
- Птицы поют и летают легко, между прочим…

Мне кажется, я была птицей…

- В сад тут синичка одна по утрам прилетает.
- Кружит, щебечет, потом так тихонько садится.
- Кажется, будто она меня знает…

Я была Синей птицей!

Но однажды ей подрезали крылья…
Стала Любви твоей самой преданной жрицей…
И выросли крылья, и вот улетаю  я…

Без умолку лаял кобель,
Тряся неопрятною шубой,
Наверное, нёс похабель
Напористо, звонко и грубо.

Но лай тот, похожий на визг,
Мог быть истолкован иначе?
Не ведаю, я – не лингвист,
Знаток диалектов собачьих.

Тут вспомнилась Индия мне,
Под русским стоящему снегом,
Что живность от блох до коней
Когда-то была человеком.  

Внушал мне такой постулат
Очкастый, задумчивый лектор:
«Ты, брат, был веков сто назад
Собачьей породы субъектом».

И, слушая пёсий концерт,
Мне так побрехать захотелось
Про рост продовольственных цен,
Про всё захватившую серость,

Про жизнь, что скользнула как мышь,
В чужую холодную норку,
Про то, как доверчиво мы
Глодаем бесплатную корку.

Но пёсик замолк, знать устал,
Пролез под калитку и сгинул,
Их много в окрестных местах -
Заборов модели единой.  

А вдруг то гремел Цицерон
В расшитой орнаментом тоге?
Но были лишь снег, я и он
На зимней неровной дороге.

И ветер с Атлантики дул
Противный как тёплое пиво,
Как мало в собачьем году
Мгновений отчасти счастливых.

Я рабыня своих иллюзий.
А теперь и своих терзаний.
Ты слегка был не мною занят –
Перед носом, перед глазами
Всех подряд облизал, как Тузик.

Я тебя по наивной дури
Опрометчиво наделяла
Всеми свойствами идеала.
Оказался псом захудалым
В двухсторонней потёртой шкуре.

Заблуждалась я в чувствах сильно,
На доверие сделав ставку.
Не при мне будешь дальше тявкать.
Если ж впредь пожелаю шавку –
Подберу в подворотне псину.

Во мне – глубоко, между долгом и болью
(Пока не понять – то ли зверь, то ли птица),
Не смея поверить в тревожную долю,
Живёт это нечто, сумев затаиться.
Но жжёт изнутри, не давая покоя,
Колотится слева - птенцом из скорлупки…
И страшно, что стану совсем не собой я,
И кажется тело до ужаса хрупким…
Не то, чтобы верилось в Неба законы:
Мол, людям несвойственны к звёздам полёты –
В себе обуздать я пытаюсь Дракона,
Что рвётся наружу из немощной плоти.
Ну, кто ты, живущий во мне первородно?
Характер ли, сущность ли, блик подсознанья?
А может, послание дикой Природы,
Вживлённое в душу тревожною ранью?
Но, если клокочет кипящая ярость,
Огнём полыхая в разверстых глазницах,
И пламя внутри, не погаснув, осталось –
Себя усмиряю. Но может случиться,
Что будет всей жизнью,  всем плачем оплачен
Полёт твой меж звёзд… И свобода, и крылья…
Ты мной приручён… И приучен… А значит,
Тебя я в себе ни на миг не убила.
Минута придёт – ты над буднями взмоешь,
Блеснёт под Луной чешуя золотая…
Я выйду из тела – и стану тобою.
Я стану - собою. И в небе растаю…

От предка общего мы с ним произошли.
Не различить бы нас, не будь того нюанса,
Из-за которого нас судьбы развели:
Он получил свой шанс, а я лишился шанса.

Со мной от новизы всегда случался стресс,
Мой брат же в новизне не ощущал изъяна,
Пробился в люди он – его манил прогресс,
Покоя жаждал я – остался обезьяной.

Загляни за поворот - там увидишь осень.
Прибавляют нам хлопот в это время осы.
Как хозяева они лезут в таз с вареньем.
Сколько ты их ни гони - лишь гудят с презреньем.

В гамаке братишка мой ел, качаясь, грушу,
Так примчался целый рой грушу эту кушать!
Квас созрел - они уж тут, ползают по банке...
Жизни, в общем, не дают эти хулиганки!

Мы их - в дверь, они - в окно. Целый день сраженье,
Хоть признали мы давно наше пораженье.
"И откуда столько ос?" - бабушка вздыхает
И с ватрушками поднос марлей накрывает.

Но вчера нас ждал сюрприз - папа красил рамы...
Заглянувши под карниз, вдруг зовёт он маму:
"Вот оно, гнездовье ос, шарик серебристый."
И у всех в глазах вопрос: "Мы же не фашисты?!"

"Сжечь бы надо их", - сосед нам сказал с ухмылкой.
Услыхав такой совет, братик мой захныкал.
Груши спелые отнёс он им в сад на блюде -
"Папочка, не жгите ос! Осы - тоже люди!"

_______________
"ПНС" Тур - 319, 2-е место

Не пылает лампада, не тлеет…
Он ушёл, ни о чём не жалея,
я опять виновата сама…
Осень сердце с потерями мирит.
В опустевшей бесшумной квартире
одиночество сводит с ума.

Пустота наслаждается зверски.
Даже если раскрыть занавески,
одиночество смотрит в глаза.
Выхожу из проклЯтого круга,
что ж, пожалуй, куплю себе друга,
чтобы было кому рассказать…
…

«Нужен друг, чтоб внимал мне и вторил!
Даже, нет, - просто пусть в разговоре
он кивает и лишь иногда,
не прервав моего монолога,
восклицает, наивно немного:
Врёшь!? Потрясно! Не верю! Ну да!?...

Где мой друг?»  - повторяю я снова…
Ни единого тёплого слова
за солидностью жирных фигур
свинок, кроликов, рыбок и кошек,
никакой диалог невозможен…
Лишь кудахтанье пушкинских кур…

«Не квохчать: ваше место на гриле!
Если б кони со мной говорили,
я б полцарства дала за коня!»
…
Птичий рынок растерянно слушал,
их звериным нетронутым душам,
может, было всего не понять.

Был красив их таинственный хор, но
попугаи молчали упорно,
лишь сопел озабоченный ёж,
петухи кукарекали звонко…

Вдруг из старой корзины болонка
прорычала разборчиво: «Врёшь?!»

В настоящем отыскать систему
Не даёт пустая болтовня.
На поверхности сорочья тема –
Разговоров птичьих трескотня.  
                                              От того, что в глубине я львица,
                                              Осложняется повестка дня:
                                              Принимают многие за птицу,
                                              За парящего в эфире журавля.
Сочетаются во мне двойные корни
И живут по-разному они,
Коль кошачье верх одержит в споре –
Журавлиное над этим воспарит.              
                                              А, когда журавлик побеждает,
                                              Убирает львица хищный нрав,
                                              Наблюдает пристально за стаей,
                                              Аккуратно голову задрав.
У живой души всегда есть крылья,
Был бы повод, чтоб качнуть крылом:
Свиристели, аисты, синильги  -
По полёту птицу узнаём.
                                             Многогранны сущности частицы                                                
                                             Отыскать в себе умеем всех:
                                             Обезьяну, лошадь и тигрицу –
                                             Человек на то и человек!