Тур - 184:"Я подарю простой подарок - ЖИЗНЬ!" (конкурс завершен)

       Г.А.Ерёминой

Я заброшен был в чью-то избу,
Где лежанка, и печка с ухватом.
Немудрёную помню резьбу,
А в закУте дрова и лопаты.

Там в светёлке и люлька, и прядь,
Баба ладная с добрым началом.
Не устанет она напевать
Колыбельную, сына качая.

Давний этот напев мне не чужд!
Я смотрел на комок в люльке этот,
Преисполненный радужных чувств:
Это тот - кто понёс... эстафету!

Плоть от плоти - священный огонь,
Из одной пуповины в другую
По цепочке, ладонью в ладонь,
Рвался к жизни на волю ликуя.

Через голод, разруху и мор,
Через войны и кровь революций,
Через смуты и залпы аврор,
Пронесли его разные люди.

Благодарен я им, но тебе,
Передавшей биенье огня -
Больше всех! После стольких потерь
Жизнь мою донесла до меня.

15/12/2006

Жара плыла – по небу, по земле,
стекала с крыш
до сумрачных подвалов.
Показывая беспощадность нрава,
несла безводье,
предвещала смерть.

Росток цветка искал росинки ртом –
источник влаги, – глядя из пелёнок.
Так ищет новорожденный ребенок
сосок, едва запахший молоком, –
и поиском напрасным изнурён,
тревожно спит – и худ, и нездоров.

...А за него, забрав платком седины,
земля вела с июлем поединок.

Корнями чрево глубже распоров,
спасала жизнь тому,
кто с ноябрём
уйдёт в неё
и станет продолженьем.

Мать иссыхала
до изнеможения,
надеясь, что вот-вот услышит гром.

Была жара. Неистовой была.
А после – дождь, спасительный, наотмашь.
И не беда, что сын стоял намокшим –
ему достанет ласки и тепла.

.
Картина Владимира Куша
http://img-fotki.yandex.ru/get/3114/lalyo.2d/0_7d9b_f8a43621_orig.jpg

http://www.playcast.ru/view/2556951/7f1677dd287734eca3eeff524e8154de766b0b87pl

........Это было не раз, это будет не раз... 
........                     ©Николай Гумилёв

Это было не раз, это будет не раз...
Угасание свеч самых трепетных глаз
той вселенной по имени МАМА.
И останется сердце, печалью полно.
Расставания вечность познает оно
в миг взросленья... трагический самый...
Кто-то жизнь выдыхает, а кто-то, крича,
о себе сообщает... Господня свеча
вновь затеплится в маленьком тельце.
И однажды малыш загулит-запоёт,
и вселенную МАМОЙ свою назовёт.
Верь! Люби! И молись! И надейся!

Экс на:
http://www.grafomanam.net/poems/view_poem/33049/
__________________________________
Автор фото: Savchenko Julia (c) - http://akushergynekolog.ru/_ld/2/66912081.jpeg

Весело, даже радостно, подло
Мечется по палате солнце рыжее,
Врач уставший: „ Извините, поздно,
Что поделаешь - сердце не выдержало“.
Сын, немолодой уже, в морщинах
Лицо и чёрным под глазами выжжено :
Не может быть!  -
Поймите, мужчина…
Оно ведь одно,
Вот и не выдержало…
- Вы бы знали – тихая, скромная,
Худенькая, вроде, вся – кожа да  жилы,
А в ту войну мужиков здоровых
Ползком на себе под огнём выносила.
После войны по полуподвалам
С отцом–инвалидом, больным вечно, -
За ним ходила, нас поднимала
Троих... Вдруг - в секунду! - сгорела, как свечка...
Слова неподъёмные, как плиты;
Лица, словно стены палаты, - белые…
- Ну, что поделаешь…извините…
И сердце матери  имеет пределы!!

Мы ползли, не поделив чипсы,
По седому, словно лунь, парку.
Сын сказал мне: перестань злиться!
Ну а я ему: бросай плакать!

Вдруг обида уползла резво
Испугавшейся огня коброй.
Перед нами, словно луч резкий
Заискрился  луна-парк новый.

Покрасневший подняв носик,
Потянувшись во весь ростик,
Заглянул мне в глаза, просит:
Ну пожалуйста, мам, сходим.

Игнорировать причин нету
Материнской души отклик,
И купили мы по билету,
И ступили в мир кривых оптик.

Мы оставили вмиг скромность,
Хохотали ну до слез прямо.
Мама, я-то, смотри, огромный,
А какая же ты, мама...

Это было давно. Слишком.
Беспокойство на душе гирей:
Как там маленький мой мальчишка,
В  этом взрослом и кривом мире?

Я хочу быть и дочкой, и матерью...
Только дочкой не буду уже...
Расстелилась дороженька скатертью -
Знай, держись на крутом вираже.

Нет теперь наших будней и праздников,
Разговоров за долгим столом
О неправильной жизни и правильной,
О сегодняшнем и о былом.

Самовары и баньки остужены,
И матрёшки давно не нужны,
И беднее семейные ужины...
...А оттуда, из той стороны

Ни письма, ни привета, ни весточки...
Только кажется мне иногда
Будто слышу я: как ты там , деточка?
Но студёная хлещет вода

Из-под сводов тяжёлых и плачущих...
Может быть, там где ты - это рай?
...Я надела любимое платьице...
...Ты, хотя бы, со мной поиграй...

И кто-то тебе говорит: "Ну, еще чуть-чуть!
Еще немножко и сможешь передохнуть."
А ты отвечаешь... Да где там, пыхтишь, как еж,
на рык звериный исходишь : врррешь, не возьмешь!
Скрутившись в баранку, шепчешь в тугой живот:
"Давай же!"
А тот своею жизнью живет:
То дыбом встал, то - командам всем вопреки -
Тихонько горбится в ямку твоей руки.
И ты обещаешь нежить, оберегать,
молочные реки, мятные берега,
котенка, сладкую вату и теплый дом.
Малек вдруг решает: знаешь что? Поделом!
Ловлю на слове.
И все же плывет на свет.
И мир теряет фактуру, объем и цвет.

И ты только думаешь: Господи, не забудь...

И все возникает снова:
палата
дождь
пеленка
муж
пуповина
...в порядке?..

Дочь
лежит устало в руках твоих.
Ищет грудь.

И в этом суть.

Мой сынок, мой мальчик, мой Серёжа!
Вот уже без малого – сто лет
память душу мыслями тревожит
о твоём последнем декабре.
Ты прости меня, мой клён опавший,
что в чужой далёкой стороне
круг замкнулся для тебя, и даже
в час лихой ты не пришёл ко мне.
Был, как Лель – кудрявый, юный, нежный.
Песни о Руси и о любви
увлекли за славой и надеждой,
далеко от дома увели -
из страны берёзового ситца
в мир кабацкий... Мошкой – на свечу.
А ещё корил, что мне не спится!
Сердце материнское – вещун.
И к чему тебе жену чужую?
Вишь – берёзок много у ручья.
Выбрал бы на век одну - родную,
так бы не горчила жизнь твоя.
А судьба решила неминуче.
Не спасла... Поникнув  головой
я склонилась  ивушкой плакучей
над твоей погасшею звездой.

В этой бедной избушке никто не живёт,
Спит хозяйка давно на погосте.
Только белые птицы сюда каждый год
Прилетают домой, а не в гости.

Здесь у аистов свито большое гнездо
На дырявой рассохшейся крыше.
Старый дом. А когда-то вокруг всё цвело
И мальчишеский смех был тут слышен.

Для хозяйки счастливее не было дней,
Но ударила жизнь, словно розги.
В сорок первом она, проводив сыновей,
Долго слёзы лила у берёзки.

А потом у лампадки, лишенная сна,
В ненавистные длинные ночки
Перед старой иконой молилась она,
Чтоб живыми вернулись сыночки.

Но не ведала мать средь ночной тишины,
Что один из сынов в жутком мраке
Упадёт в васильки уж в начале войны,
Захлебнувшись в кровавой атаке.

А второму, Ивану, чуть-чуть повезло:
Он с победой дойдёт до Берлина,
Но, увы, не вернётся в родное село,
По дороге домой где-то сгинув.

Но от веры своей не уйдя ни на пядь,
(Ведь случается, врут похоронки),
Всё ждала и молилась с надеждою мать
И сама угасала тихонько.

Старый дом на краю. У пригорка зажат.
Здесь покой и сейчас не нарушен.
И весною над ним, как и прежде, кружат,
Может, птицы, а может быть... души.

Посвящается моей маме, Пясецкой Полине Романовне,
которая, рискуя жизнью, выхаживала раненых бойцов
Красной Армии в оккупированном г. Старый Оскол

Ты красный крест носила на груди,
Спасала жизни молодых и старых.
Ты строго полководцев не суди,
Что нет тебя в военных мемуарах.

Припев:
Духом сильная, сердцем смелая...
Свято верила в то, что спасёт...
В высь летела мечта-птица белая...
А что страшно, так это ни в счёт...

Тебя, двадцатилетнюю тогда,
Сестричкой звали с нежностью ребята.
Ты помнишь, как ловила иногда
Последний выдох юного солдата.

Припев:

В огне войны недолго и сгореть,
Ведь смерть прошлась вновь по земле парадом.
Но просчитались и война, и смерть,
Хотя всегда свистели где-то рядом.

Припев:

В твоей судьбе душевных мук не счесть,
И не одна в ней разыгралась драма.
Пусть не сочтут мои слова за лесть:
- Ты - героиня, дорогая мама!

Припев:

Растёт в томительной жаре
пустынной почве вверив корни.
Морщин столетних на коре
следы, узором вьются скорбным.

Терпенья дар запечатлён
на теле му'кой закалённой
изгиб лозы одушевлён
теплом любви святой Матрёны.

Не ропщет, не клянёт судьбу,
суровый край считает раем,
по каплям собирает мзду  
и грозди хрупкие питает.

В ней воплощён священный дух
нетленный образ чистой девы,
что матерью зовётся вслух,
в веках свой род берёт от Евы.

Оловянное солнце, кусочек стеклянного неба
В деревянном проёме иконы, картины,  окна.
Исключеньем из правил мир так и не стал, да и не был.
Для любви неземной всем свобода и правда нужна.

«Замуж уж невтерпёж» исключением в жизни не станет.
И бульон со слезами смешать нужно, кажется всем.
Медальон на груди защитит от беды и ушедших помянет.
Павильон на пути обойти, тёмный он и не нужен совсем.

В жизни женщин бывают особенные «приключенья».
О мужчинах, в первые, мне нечего тут рассказать.
Он искал исключенье своё из всех исключений,
И однажды доверил мне матерью девочки стать.

Есть на свете теперь у меня лишь одно исключенье.
Правил жизненных много, но я дорожу только им.
В день особенный тот перед Богом стою на коленях
И молю – дай ей, Господи, стать исключеньем твоим!

Оловянное солнце, кусочек стеклянного неба
В деревянном проёме иконы, картины, окна.
Исключением мир наш не стал, да, наверно, и не был.
Для рожденья детей Богом женщиной ты из ребра создана.

Я дверь открыл, и замер на мгновенье.
Сознанье отказалось понимать.
Как будто сна ужасного виденье.
Не верилось, но это была мать.

Худая, с воспаленными глазами,
Кровь накачалась прямо на ногтях,
И, ни водой не мыта, ни слезами,
Ползла по коридору на локтях.

Свалявшиеся волосы - седины,
И рубашонка старенького ситца.
На кухню. Доползла до середины:
Хотелось пить. Хоть капельку водицы.

Отнёс в кровать. Жена над ней склонилась.
Меня - как кипятком перехлестнуло.
А в памяти - картинка проявилась.
И, тут же всё, как ряской, затянуло.

Но я успел заметить детства щёлку:
Каштан кудрей. На пальце - бирюза,
Тепло улыбки. Новый год. И ёлку.
И голубые мамины глаза.

А где-то там, где город, где не страшно.
Где, вся сверкая, веселится ночь,
Где дышится легко и бесшабашно,
Смеётся беззаботно моя дочь.

где мой февраль студеный  но живой?
где птицы утро рвут краюхой хлеба,
там мама гладит глянцевый живот,
там вечное безоблачное небо...

забывший  - щедро дую на огни.
я дую, дую (тень под образами)
и тянет, тянет-тянет сверху нить -
незримый, что запутался вязаньем.

ласкала - в жуть растянутый живот
и улыбаясь рвущей плоть вселенной -
шептала нежно: - Боже, пусть - живет!
что можешь делать - сделай! делай, делай...

что должно, что желалось подошло:
скользнул -  что шар на утреннее небо.
неслышный ангел вытер потный лоб
и раскрошил для птиц краюху хлеба...

Морозным февралем раздался крик.
Погожий день. Луч света. Наважденьем,
Причиной  - обретенный теплый миг.
Машу рукой. Синица звонко "тень" и...

пропахший светом, теплым молоком -
не знающий вина и хитрых специй,
оставленных на зряшное потом,
я удивленно слушаю звук сердца.

Маленькие детки  - радость велика.
Жизнь в её начале  -  бурная река.
Молодые годы унесёт щепой.
Будет возвращенья мама ждать домой.
Старенькая мама – близкое прощай...
-Не забудь лекарства, но не натощак.
Гречневая каша, свеженький творог...
-Не целуй, невежа, мать через порог!
Голосок скрипучий, тряская рука,
Женских слёз горючих высохла река...
За порогом дома жизнь вовсю бурлит
И душа за внуков у неё болит.

Маленькие детки  - малая беда.
Жизнь рекой спокойной будет не всегда.
Повзрослели беды у её детей,
Крупный счёт остался в банке у потерь.
Нервничает дочка, курит натощак:
-Вот не знаю, мама, гнать или прощать?
Вот... оставил денег… откупил порок...              
Если бы не дети... я бы на порог...
Крест кладёт вдогонку тряская рука,
Женских слёз горючих высохла река -
За Порогом, видно, можно утолить...
Вновь душа за внуков у неё болит.

Маленькие детки  - жалость велика.
Жизнь - не тропка в поле  - бурная река.
Разбивает в щепки крепкие дома,
Но была невестой каждая вдова,
Но стирает память чёрный негатив,
Белую голубку в сердце приютив...
Старенькая мама - светлые глаза -
Смотрит в наши лица словно в Образа.
Старенькая мама - тихие слова...
Тихие родные слышали едва:
-Ухожу... не плачьте... думайте о том:
За прощеньем  будет Возвращенье в Дом.

Любимая мама, прошло столько лет,
Не слышен твой голос, тебя больше нет,
Шаги не звучат, угас любящий взгляд,
Ты к нам никогда не вернёшься назад.

Сыночек твой вырос и сам стал отцом,
Встречал он невзгоды с открытым лицом,
С бедою боролся и смог оценить
Твой подвиг, который не в силах забыть.

Твердила ты сыну: «Себя пожалей,
В анкетах пиши, что, мол ты, - не еврей,
Что русским считался с рожденья отец,
А он – сирота, значит страхам– конец.

Старайся пореже, сынок, вспоминать,
Что жизнь подарила еврейская мать»,
Тяжелые были тогда, времена,
На нашей земле полыхала война.

Война, - вой сирен и погромов пожар,
Родные, что вскоре ушли в Бабий Яр,
А детская память обиду хранит, -
Мне в спину, как брань, кто-то выкрикнул: «Жид!»

О взрывах кричат заголовки газет,
Не стал ведь терпимее нынешний свет?
Зато, есть страна, вот бы жить тебе в ней,
Чтоб гордо сказать всем, что сын твой – еврей.

А идише мамэ, а идише мамэ,
Я перед тобой в неоплатном долгу,
Моя дорогая любимая самая,
Как жаль, что тебя я обнять не могу.

Мой сын, порывистый герой,
Потенциалом сжат и смётан
Упругий ком, гудящий рой
Энергии перед разлётом.

О, если б только я могла,
То в мир крушений и ненастий
Не выпустила б из тепла -
Но нет моей на это власти.

Жестоки проводы, просты:
Вот ладанка да хлеб в котомку
И от порога - с Богом! Ты -
Моё послание к потомкам.

Моё послание сквозь век
В прыщавой подростковой коже:
Пусть будет счастлив имярек,
Пусть сбудется и превозможет!

Носящий первенства черты
Из нешлифованных творений,
Ты - недописанное, ты -
Крылатое стихотворенье!

Я до сих пор не женат: нелегко сделать выбор.
Ну а друзья достают – поженились уж вы бы:
Хоть бы с Алёной она, без сомненья, согласна,
Любит домашний уют, но немножечко властна.

Или с Ириной, красивых таких я не видел доселе:
Золото пышных кудрей и осанка газели…
И согласился б я в ивах Оки проводить с нею ночи,
Быть бы ей чуть помудрей… и …  готовит не очень...

Женщину просто найти, чтоб юна и красива,
Просто найти даже даму, чьи формы как сливы,
Разных нетрудно найти, хоть на час, хоть на ночку,
Трудно – хорошую маму для будущей дочки.

Где ты, мой маленький бог?
Что ты задумал, играя?
Шире вселенной зрачок –
там ни конца, ни края.
Ветры сливаются в ангельском хоре,
это твоё первозданное море.
Тонет нечаянно взгляд,
плещут небесные воды.    
Ты отступаешь назад,
{Богу не больше года}.  

Сын мой, беги босиком.
Море всё ближе и ближе,
ластится мокрым щенком,
пяточку робко лижет.
Башни и мостики, замок песочный  
с лепетом строит неопытный зодчий
{древний какой-то язык,
мне он пока непонятен}.
Ухом к ракушке приник,
к лунной своей сонате.

Кажутся камнем порой
наши земные скорлупки.
Замок смывает прибой.
Мир – безнадёжно хрупкий.
Ты очарован биением крыльев,  
пульсом в ладонях и радужной пылью…
Так же, как твой махаон,  
гибнут озябшие звёзды.
Только не плачь, это сон.
Ты же ещё… не создан.

Ты жива еще, моя старушка?..
... Не ходи так часто на дорогу
В старомодном ветхом шушуне.
               Письмо матери, Сергей Есенин
               http://www.stihi-rus.ru/1/Esenin/93.htm

Ты жива еще, моя старушка?
Мне не сосчитать, как много лет
Ты живешь в провинции в избушке,
В глухомани, где просвета нет.

Ты за тех детей таишь тревогу,
Что хлебают полной ложкой зло.
И выходишь часто на дорогу
В дни, когда ее не развезло.

Не случайны все твои тревоги:
Жизнь не стоит медного гроша,
Пьянки, драки... Надобно ли много,
Нож под сердце – и прощай душа.

Такова кипучая натура,
Бешенство живёт у нас в крови:
Выпьем – и тузим друг дружку сдуру,
Чтоб поклясться, протрезвев, в любви.

Мы обречены чуть не с пеленок...
Пред тобою, мать, душа чиста,
И мечтает каждый твой ребенок
Посетить родимые места.

Он придет, чтоб преклонить колени,
Истово покаяться в грехах:
Пьянстве, слабоволии и лени...
Чаще в прозе, изредка в стихах.

Он в любви признается мамане,
И закончит так, сдается мне:
«Пусть другие носят от Армани,
Ты мила мне в ветхом шушуне».