Тур - 146: "Гордые —не плачут." (конкурс завершен)

(Из романа-сказки "Гуси-лебеди...")

Ты, как Волхов река –
Не смерить, не унять.
И того, что дерзка,
От тебя не отнять.
        Куда Волхов течёт
        Неуёмен и крут?
        Не оденется в лёд –
        Не потерпит он пут.
                Гордости, что воды –
                Своенравен твой нрав.
                Не накинуть узды
                И не втиснуть в устав.

Ты, как Волхов река,
Изменяешь свой бег,
Поменяв берега
Неугодной судьбе.
        Куда Волхов течёт?
        Куда держит свой путь?
        Может, ищет отсчёт,
        Чтобы вспять повернуть?
                То, что было не в счёт,
                Раз не хочет он течь.
                Был Ильменю почёт –
                Нынче Ладоге честь.

P.S.
Согласно легенде, Волхов не покрывается льдом из-за  множества пролитой в его воды людской крови.
Геологи установили, что Волхов неоднократно менял направление движения между Ладогой и Ильмень озером.

Утро, зима, минус жесток,
Буря в стакане – завтрак-заправка,
Радость – ветра новых дорог,
Гордость ума – суммарная ставка.
Сделал – забыл, схему и код,
Доктор сказал – не ходи по кривой,
Кровь рыбака каплет на лёд –
Доброе утро, последний чужой.
Жабры людей как память среды,
Вышли на берег, вырыли ямы -  
Мутные дети чистой воды,
Наши следы страшней чем капканы.
Канули-сгинули, общий итог -  
Все вертикали и параллели
Сводятся в точку.
Минус жесток.
Утро, зима.
Серьёзные ели.

ДЕКАБРИСТКИ

Когда б наверняка Вы знали,
Что будет дальний долгий путь,
В конце которого едва ли
Сойдётся случай отдохнуть…

Когда б Вы знали, как враждебно
Воспримет весь столичный свет
Знак Вашей веры беззаветной,
Любви и верности обет…

Когда б Вы знали, что лишитесь
Всех титулов, имений, рент…
Тогда Вы снова бы решились
На безрассудный тот побег?

В истории нет «если». Было.
А было Вам дано – всё знать…
И сквозь столетья – не забыли
Вас, чести благородной знать.

2001

   Забельмевший зрачок толстокожей и плоской Луны
   Выжигает в глазах моих боль, этот мир правим ею.
   Но к её леденящей душе вознестись не посмею,
   Только горлом ославлю окрест неизбежность зимы.

   Те, кто движутся стаей на юг, знают верно табу:
   Поперёк не ходи – там Изгоя корявая должность,
   Иерархий не чтить – роковая подлунная роскошь,
   Одиночества титул – заблудших сминает в дугу.

   Этот вызов смешон, но единственно честен с собой.
   Я на задние лапы встаю и кажусь выше ростом.
   И запилы когтей на дубовой коре очень просто
   Сообщают мой фатум с шерстистой звериной тоской.

   Молодые готовы порвать заведённый уклад.
   Только что их ведёт? Запах супа из дальней деревни.
   Экзотический мир. А расплата? В расплату – неверный
   Мир ошейников, мисок, подачек – услужливый ад.

   Я один. Мой изреженный след на снегу – что мотив
   Ненасытных щенков, поглощающих матери млечность.
   Странный мир, дай ещё сделать трепетный шаг - в бесконечность –
   Серых лап, на искристый такой Млечный Путь отпустив!..

  

разлетались по углам пух и перья.
до победы ли… до полного краха…
мы с тобой играли… в "верю - не верю".
потрясен  мир был подобным размахом.
разрастаясь с небольших до огромных,
наших Гордостей кружили химеры.
и, блефуя, мы держали фасоны,
напускали друг на друга «инферно».
только "экшена" казалось нам мало,
и критических масс взрыв  неминуем...
Апогеем - "я уйду! ты достала!"
Эпилогом - "уходи! не держу я!"

03.02.2012

Алексей Порошин.  2012.
http://grafomanam.net/works/247853

Вот так всегда, хотя бы разик про нас и нашу молодёжь чего хорошего, нет…грязью, причем за здорово живёшь: „Слабы душой, башкой ослабли“, чушь…просто из  давнишних пор для нас хождение по граблям почти национальный спорт. Как бравые вояки сабли, как море ласковый прибой, так мы свои родные грабли упорно тащим за собой, без них, как без коня Чапаев, как без любовников кровать, всю жизнь на них мы наступали и дальше будем наступать. Не всем назло, не для харизмы, не для кого-нибудь в укор, нет, это просто образ жизни у нас, робятушки, такой.
     Кто тяжело, а кто упругой походкой лёгкой день за днём по этому смешному кругу толпою дружною бредём. Уже глаза от слёз, как блюдца, но наш несокрушим апломб, пусть тычут пальцем, пусть смеются – мы гордо подставляем лоб. Нам не указ чужое слово и даже разум не указ, с утра на те же грабли снова – за разом раз, за разом раз. Мы не какие-нибудь прынцы, но наш пахан – крутой пацан и, если он пошёл на принцип, мы все поляжем до конца. Нет…все законы нам знакомы и мненья умников – их рать, но только вот какого…Ома должны мы это соблюдать?! У нас леса, поля и горы, и вид наш грозен и щекаст, есть даже собственная гордость, ну…если сильно поискать, и, кстати, эти грабли сами нам безусловно дороги, как и придуманные нами такие страшные враги, и хоть под белым, хоть под красным мы флагом снова, но опять мы не согласны! Не со-гла-сны! Ни с кем! Вааще!! Ядрёна мать!!!

это такое движение в прошлое,
в точку отсчёта, обратно в молекулу
потенциальности, ибо от пошлого
что-то ещё отличить-то и некому.

просто свидетельствую непредвзято я,
нейтралитет сохраняя и выдержку.
что до тебя, то ты - дело десятое,
не присягну и не встану навытяжку.

думаешь, ты меня тем огорошила,
что постаралась все вытянуть жилы мне?
на-ка вот, выкуси! ты меня – в крошево?
были подобные, только вот -  живы ли?

были подобные, помню я, но теперь…
не забывай поливать свои фикусы.
а переплыть океан – не дано тебе.
нету фарватера… на-ка вот, выкуси!

на-ка вот, выкуси! онтологически,
в смысле бытийном, то бишь осязаемо.
не переплыть океан атлантический,
в смысле прямом, глядя прямо в глаза ему,

вплавь, не на яхте с красивыми биксами.
чем океана я мельче, скажи-ка мне?
вон как туманы гоняют над Диксоном,
крыльями машут, как пилами вжикают.

это такая, увы, диалектика…
крайности сходятся, не обезврежены.
и начинается снова истерика,
а по ночам пресловутое - где же ты…

это такие осколки империи
после контузии [неоперабельны].
вон как ты взгляд свой в меня снова впЕрила….
на-ка вот, выкуси! о, Боже, праведный…

Знаешь, уже все равно – кто такая Наташка.
Был ли намек, что при мне ты ее помянул?
Вот с кем в глухой темноте я играла в пятнашки,
Вот кто сидит у тебя очень крепко в мозгу!

Поезд ушел – мне уже до нее не добраться.
И до того были руки мои коротки…
Встреча с тобою осталась одною из станций,
Снова в дороге я, планам сойти вопреки…

Все остается Наташке, а мне – только песня.
Слово – заметил народ – не  шальной воробей...
Что за Наташка – как может мне быть интересно:
Птичье занятье – свистеть – и не только тебе.

Лишь у любви и у музыки нет поражений,
Нет мне соперниц; и смерть не угроза всерьез.
Певчая птица всегда в высоте и в движенье.
Мне с горизонта исчезнуть совсем не вопрос…

Я прошу вас покорнейше, как поедете в Петербург, скажите всем там вельможам разным: сенаторам и адмиралам, что вот, ваше сиятельство, живет в таком-то городе Петр Иванович Бобчинский.
Так и скажите: живет Петр Иванович Бобчинский.
Н.В. Гоголь "Ревизор"

Я не печатаюсь в «реале»,
И денег, вроде, лишних нет…
Да, и заметит кто едва ли
Сонет, памфлет и прочий бред,

который глазом, пальцем, мозгом
И авторучкой раз иной
Бывает рано, чаще поздно
В окошко выдаётся мной

той кассы душной, тесной, дальней
От пышных офисных хором,
Я в ней сижу, кассир печальный,
И сейф закрыв, скриплю пером.

Куда уж мне беде-кассиру,
Тягаться с теми, кто мастак,
По части образов и стилей,
Идей и чувства, а раз так…

Я мышью «Яндекс» бодро кликну,
«Stihi» из списка загружу,
И с гонором в пространство крикну,
… А может шёпотом скажу:

«Ребят, вот тут стихотворенье,
А здесь поэма, перевод,
Вы почитайте в воскресенье,
Ведь время есть, вот я тут вот

хотел сказать про то, по это,
А в этом месте про любовь,
Да! Я по наглости поэтом
себя назвал, да тут любой

себя такою кличкой кличет,
На то и сайт для всей страны.
Что? Модератор баллы вычтет,
А на фига они нужны?»

(Нет, правда, хоть кто объяснил бы:
Какое-то число растёт,
Растёт себе, да хрен бы с ним бы,
А всё же любопытно, чёрт!)

Ох, тут я что-то вроде клерка
Довольно средненькой руки,
Есть «кабинет» - из байтов клетка,
Где пыльным множеством стихи.

От «кабинета»... полевее.
Нажмёшь на строчку «публикуй»
И стих твой свежий - на дисплее,
Давай, поэт, гордись, ликуй!

И я ликую, …кую…ую…
Беззвучным эхом Божьих гор,
И вновь, как каскадёр, рискую,
Но, анонимен каскадёр…

Не для него желанный «Оскар»
«Спасибо маме», хохот, визг.
Пакет на грудь он лепит просто,
А на пакете надпись «взрыв».

…Там, в титрах, где-то в строчке сотой
Стихи случайно промелькнут
солдата пишущей пехоты,
Когда все зрители…уйдут.

я  хотел бы жить рядом с лесом,
чтоб не степь и не крики чаек
острые, как кромки лезвий,
только пыль, да и то случайно

я хотел бы жить там, где горы
разгоняют ночь белым снегом,
не приходят друзья, не с кем спорить,
только горцы, да и те с набегом

я хотел бы жить под забором,
храм, деревня, простые лица,
чтоб меня не считали гордым,
на заутрене помолиться

слышал, дважды не входят в реки,
если все менять, так с начала,
я хотел бы жить в прошлом веке,
где страна была величава...

Есть гордость и гордость,
И честь есть и честь.
Неужто так сложно?
Увы, так и есть.

Есть гордость у этих,
Есть гордость у тех,
Для этих – серьёзно,
А тем – для утех.

Есть горькая правда,
Она – не для всех.
Всем – что бы послаще
И быстрый успех.

Зачем же так сложно
Устроен наш мир?
Кто гений, злодей кто,
Кто враг, кто кумир?

Но некогда думать –
Жизнь мчится, не ждёт.
Уж всё разжевали –
Открой шире рот...  

Мы играли лет в девять - десять...
Прошептала ему на ушко:
"Ни Констанцией, ни принцессой -
Быть хочу царевной-лягушкой".
Ну а он, в мушкетерском блеске,
Искривив презрительно губы,
Процедил нелепой невесте:
"Дураком-Иваном не буду!"
Так хотел погони и драки,
Бриллиантов, интриги, сплетен,
И ранения, и атаки,
Громких маршей и грубых песен.
А по мне: тропинка, болото,
Невозможно-большие люди,
Чтоб узнал мою тайну кто - то,
Но, узнав  её, так же любит...
А когда девчонки бежали
Из кустов: "подглядывал, гадкий!"
Поняла: ни капли не жаль мне -
Он не стоил моей загадки.

– Ветер...
– Холод…
– Видишь...
– Сами…
Я подкрадываюсь тайно,
Пустяковыми словами
Отбиваясь постоянно.
– Милый...
– Чаю...
– Больно…
– Буду…
Слишком дерзко, без усилий
Я мгновенно всю посуду
Превращаю в колкость линий.
– Осень…
– Знаю…
– Сердце…
– Метко…
Заманив тебя на голос,
Зверем прыгаю из клетки,
Надвигаюсь словно Хронос.
– Ты мне...
– Первый…
– Выйди...
– С Богом…
И, пуская морок в ход, я
Застываю одиноко,
Захлебнувшись от свободы.

Ленты, сплетаясь туго, хватки, как бечева.
Станет землёй под плугом смятая им трава,
Волны в порогах гложут камни, шлифуют плоть…
Гордость на них похожа – чёртово ремесло.
Ты так спешишь быть гордым? Это удел земной.
Прячется в панцирь город – до самых пят стальной,
Каждый в нём идентичен, выставлен на поток,
Тех, кто не обезличен, ждёт непростой итог.
Слабость людская чужда гордости, как зверью:
Мягких обычно душат, выжить им не дают.
Стонет душа сырая, мягкая, словно медь,
Сохнет и отмирает, чтоб превратиться в твердь,
Стать непривычно гордой. Ну же, вперёд и вверх!
Новых дорог аккорды (новых – читай – потех)
Громче звучат и громче! Чёртово ремесло –
Гордости, между прочим, минимум нужен слов.
………………………………………………………
Гордости хищный профиль мне в этот раз к лицу.
Сдайся, за делом – профи, вряд ли тебя спасут.

                                              27 июля 2015 г.

Сколько б я не молилась - всё мало,
Хоть до Бога осталось так близко.
Праздник боли твоей упивала
Словно грусть из мелодий флейтистка.

Я гуляю в стихах невидимкой
И являюсь по каждому вздоху,
Поседев, жить смиренной блондинкой
Или гордой брюнеткой издохнуть.

На твои отрешённые снимки
Лить глаза в чердаках интернета
И мечтая стать жертвой поимки,
Задыхаться в объятиях лета.

О, счастливая детская нагость -
Мы её понимаем как чудо.
Как природы спасительна наглость:
Утверждать равновесье повсюду!

Бывшим Ангелам грустно родиться
С рудиментами крыльев и нимба,
Примирясь в неуспешности блица,
Ад и рай разделяются лимбом.

Ты пребудешь при мне паладином,
Я болезной души твоей хилер.
Моралист Лафонтен словно киллер
В ареале сюжетной скотины.

И тем более, если ты  русский,
Твоя кровь - это следствие боли.
Я любила по собственной воле,
А клялась ностальгией этрусков!

Я конечно достойна примера,
Раз любовь не за деньги дарила:
Умоляю: ещё до могилы
Испытайте взаимность и веру...

Серёга - новый чемпион:
Техничен, грамотен и ловок,
Вчера итог увидел он
От многолетних тренировок.

Он шансов никому не дал
На пьедестала верх подняться,
Он - восходящая звезда,
А ведь ему всего пятнадцать!

Своим талантом ослеплён,
Он мне кричит: "Сядь тихо с краю,
Учись! Играет чемпион!
С тобой... я больше не играю".

- Ты что-то, парень, слишком горд.
Пора тебе остановиться!
- Да, горд! И вот он мой рекорд!
А есть ли чем тебе гордиться?

- Да, одолеть не смог я всех.
Но на вопрос отвечу прямо:
Собой гордиться - это грех.
Пускай тобой гордится мама.

Талант... - он есть. К нему нужна
Работа, долгая и злая.
Трудись, ты сможешь, цель ясна...
Я от души тебе желаю:

К Олимпу высшему прийти
По многолетнему маршруту,
Но, чтоб не сбился ты с пути,
Гордыню с гордостью не путай.

девчонкой ты любила шоколад, скрипящий снег и алый бок снегирный,
и вой разбушевавшейся стихии за ставнями, и острый бой стекла,
что слева мял нежнейший бугорок, а ты, что ангел северной купели, -
мечтательна. глазами голубея - бессонна антарктической порой...

а как желалось - платье сбросив петь, скользить метелью быстрой меж сугробов.
отдаться - обольстительному богу, чей профиль горбоносый кован в медь...
не глупым золотом, капелью прозвенев быть смехом, северным сиянием, стихией.
не сладким сахаром, но долгожданной хиной. врачующим клинком порвавшим сеть.

был уголок медвежий ликом сер. пластая недра из руды и сора -
плавильней будней, безрассудно гордых, нас время выплавляет по себе.
гудим - набатом ста колоколов, и тенью огненной сгоревшего метана -
скользим вдоль кальки неба, улетая, ночной совой не ведая покой.

весь - словно бы по лезвию ножа. обочиной небес - брел к перевалу.
резиной скользких шин - тянуло краем. там, в мокром спальнике я о тебе дрожал
и - выживал, а спирт из котелка облагораживал гримасы диких Азий...
жалел - раскосо-пьяных, несуразных... лаская их - тепло изобретал.

плетями руки словно корни в берега. глаза погасли в чешуе морщинок.
ну здравствуй! мудрено ли ошибиться?а помнишь? ты любила... шоколад.

Уходя навсегда, оглянись на минуту назад,
Где роскошный цвёл сад, там теперь лишь одно пепелище,
Так ответь на вопрос – кто же в этом во всём виноват,
Что пустыня одна, там, где раньше стояло жилище.

Уходя навсегда, оставляешь ты мёртвую зону,
И сжигаешь мосты – память, счастливо прожитых, дней,
Ты не слышишь, оттуда несущихся, криков и стонов,
Ни молитв, ни проклятий, не видишь ни искр, ни огней.

Уходя навсегда, оставляешь сражённых любовью,
Обречённых калек, истощённых от страсти к тебе,
И печально глядят лица их из холстов изголовий,
На ком крест ты поставила в их незавидной судьбе.

Уходя навсегда, заронила отчаянье в души,
Обрывая надежды последней дрожащую нить,
И теперь ни к чему тебе вздохи печальные слушать,
Ведь уже никого ты не сможешь опять воскресить.

Уходя навсегда, не надейся вернуться обратно, -
Безраздельно царит беспробудная, мрачная ночь,
Ты напрасно гордыню питала свою многократно,
Дух загубленных душ поквитаться с тобою не прочь.

Уходя навсегда, ты запомни: минута настанет,
Когда жизнь попрощаться захочет, гордячка, с тобой,
И тогда перед взором, ещё не угасшим, предстанет
Скорбный ряд пепелищ, что оставила ты за собой!

Почему голова тяжёлая?
Ведь сейчас нет ни мысли в ней.
Налегке ты вчера ушёл, а я
Набрала в чан души камней.

И варю их в кипящей гордости,
Превращая надежды в пар.
Мы пополнили счёт никчёмности
Несчастливых таких пар.

"...Бог, по несказанной мудрости своей, погасил огни и в некоторых людских душах..." Вл. Короткевич

*За прорвой Волотовой - пуща,
где нет ни щебета, ни трелей...
Прости, что я не всемогущий,
и кровь твою не отогрею.
Вновь ветер в пустоши хохочет
над панским гонором и спесью,
звезда прокалывает ночи
под шёпот вересковой песни.
Здесь лес мрачнее, чем у Данте...
Ялины выведя из дрёмы,
летят полесские дрыкганты
машистой иноходью к дому.
А мы, заложники "охоты",
глядим на мрачные портреты,
и ты - краснея, неохотно -
фамильным делишься секретом.
...Идёт охота на лемпарта,
огни болотные мигают.
Твой предок спутывает карты,
и смерть проносится по гаю...
Лежит бесчестие на корде,
пронзившем доблестного Стаха,
и жаждет княжеская гордость -
Яновским - ужаса и страха.
Прости, несчастная паненка,
что ты из проклятого рода.
Здесь кровь шляхецкая на стенах,
и стонут стрельчатые своды.
Хоть тут изысканная пища
для всех этнографов приезжих -
прощай. Я - зритель, переписчик.
Рассвет за пустошами брезжит.*

Ялины (бел.) - ели.
Дрыкганты - вымершая бел.-польская порода. Иноходцы белой масти, в полосы и пятна, как леопарды.
Лемпарт (бел., арх.) - болотная рысь.
Корд - короткий меч.

        
Тонкость различий похожих понятий
путает не безупречный словарь.
Нет, не синонимы «друг» и «приятель»,
хоть и считает по-своему Даль.

Честное слово – надёжно и твёрдо,
В чувстве достоинства – сила и честь.
Но не совместны с понятием «гордость»
Глупость амбиций и вздорная спесь.

Холод во взгляде надменно-пустынен,
задран сверх меры заносчивый нос...
Здесь – не о гордости речь – о гордыне.
Нет, не синонимы «гордость» и «форс».

Чувство контролю должно быть подвластно.
Гордость не в меру способна сломить
высокомерием, гонором, чванством
и оборвать чью-то тонкую нить.