Неподалеку от попрошайки на скамеечках… приютились люди. Жизнь расположилась на оси координат. На оси абсцисс (той, что горизонтально) – продолжительность. На оси ординат – все, что продолжительностью определяется. Взлеты, достижения, победы, диезы, разочарования, упущения, огорчения, бемоли, любовь, дома бракосочетания, железнодорожные вокзалы, аэропорты, крещендо, больницы, дома престарелых, социальные карты, пенсионные фонды, пиано, патологоанатомическое отделения в больничных двориках. Все. Далее – бесконечность…
Сергей Иванович достает сторублевку и кладет ее в футляр от инструмента. Жена одобрительно кивает…Всего один вечер, а эпизоды складываются в приличную, но весьма печальную партитуру. Не попса, но джаз…
…Летний вечер в больнице. Сергей – студент последнего курса медицинского института, именуемого субординатурой.
В крупных городах лето – дачный сезон. Поджаренные летним зноем города пустеют. Вместе с городами пустеют и больничные койки. Плановая хирургия замирает. Хирурги откровенно скучают… жарко.
В ординаторской – много народа. Хирурги, интерны, субординаторы. Накурено. От табачного дыма слезятся глаза. Сквозь искусственный туман слегка пробивается электрический свет… лица – силуэты, фигуры – наброски…
Неглубокие профессиональные беседы, легкое кокетство с молоденькими коллегами и мечты, мечты, мечты…
- Все – на вечерний обход, - ответственный дежурный хирург неохотно вываливается из каркасного синтетического кресла и неожиданно становится быстрым, резким, упругим.
На обходе - доброжелательность и спокойствие. Тактика лечения понятна, медсестры исполнительны. Нет надрыва, нет и трудового подвига. Да и нужен ли подвиг, если профессионализм?
…После обхода – ужин. Чай, домашние бутерброды. Банальность и беспечность спокойно уходящего дня…
В ординаторскую заглядывает ночь. Свет от уличных фонарей вместе с мошкарой скользит по балюстрадам больничного городка. Тепло и прохлада, смешавшись, создают микроклимат летнего курортного ничегонеделанья.
- Ну что, доктора, можно и поспать чуток, - ответственный дежурный хирург сладко зевает, потягивается и перемещается на старенький диван экономического класса. Диван туго набит холлофайбером и обтянут уже крепко поносившимся обивочным гобеленом. Рядом с диваном торчит стеллаж, заполненный старыми рентгеновскими снимками, крошками от бутербродов, немытыми пепельницами и хирургическими журналами за прошлый год…
- Скучно, - вздыхает Сергей, обращаясь к одногруппнику, - ни фига пооперировать не удалось.
А ночью, разрывая тишину воем сирен, к больнице одна за другой подъезжают машины «Скорой помощи».
- Все – срочно в приемное, - ответственный дежурный хирург, заспанный, в накинутом халате и в шлепанцах на босу ногу, спотыкаясь, бежит в приемное отделение.
Сергей пытается обогнать ответственного дежурного хирурга и заглянуть ему в глаза.
- Иван Шалвович, а что случилось?
- Автобус рейсовый перевернулся, - задыхается Иван Шалвович.
- Ого, - только и успевает воскликнуть Сергей.
В приемном отделении ярко, громко, трагично. Часть поступивших лежат на носилках, поставленных прямо на пол. Много стона, много плача, много крови. Всего – много. И тошнотворные запахи бензина, смешанного с запахами пота, духов, дорожной пыли… Это ни рок, и ни джаз. Это, вообще, не музыка…
***
Уличный музыкант технично и вдохновенно берет верхнюю «до» пятой октавы. Пронзительное пение трубы как салют - ослепляет черную московскую ночь. На оси ординат появляется новая точка: восторженное счастье мгновения! Музыка, согласие, вера, любовь чудным образом на секунды слились воедино …
Жизнь восхитительна!
***
Иван Шалвович спокоен и сосредоточен. Быстро осматривает многочисленных пострадавших. Краток:
«В перевязочную; в операционную; на рентген; накройте простыней тело, разве непонятно? …»
А машины «Скорой помощи» все подъезжают и подъезжают…
Сергей в замешательстве. Когда апокалипсис, трудно найти дорогу…
- Что стоишь? Работай! – Иван Шалвович резок.
Сергей подбегает к очередной, только что примчавшейся машине «Скорой помощи».
- Скорее, прошу, тут серьезная черепно-мозговая травма, - кричит выскочивший из машины то ли врач, то ли фельдшер.
На носилках лежит молодая девушка. Джинсы, яркая летняя кофточка, красные босоножки и совершенно белый цвет спокойного лица. Слишком спокойного лица…
- Иван Шалвович, у нее пульса нет! - охает Сергей.
- Делай искусственное дыхание, парень. Спасай! - командует Иван Шалвович.
«Странно…Вокруг стрекочут маленькие такие зеленые кузнечики, уже начинают петь соловьи. Красиво поют, заразы. А тут? Ведь невозможно умереть просто так. Взять и … умереть», - Сергей покрылся испариной и старательно выполняет монотонные, заученные на практических занятиях движения…
- Она мертва, коллега, беги в перевязочную, там больной с рваной раной на голове. Знаешь, что делать? – Иван Шалвович трясет Серея за плечи и пристально смотрит ему в глаза.
- Что? – не понимает Сергей. Он сейчас вообще ничего не понимает.
- В перевязочную беги. Больных много. Им помощь нужна. Шить умеешь?
- Умею, - отвечает Сергей и бежит, бежит, бежит…
Около перевязочной сидит пожилой человек с огромной рваной раной на голове.
Сергей помогает больному лечь на операционный стол и шьет, шьет, шьет…
- Доктор, вы скоро освободитесь? – молоденькая медсестра заглянула в перевязочную.
- Скоро…, – Сергею хочется закурить, спрятаться, залечь на дно.
- В операционные руки нужны. Так вы свободны?
- Лечу.
И Сергей летит, летит, летит….
В операционной - молодой человек с тупой травмой живота. Внутрибрюшное кровотечение.
- Сергей, кровью займешься, - кряхтит Иван Шалвович, накладывая сосудистый зажим на аорту.
Сергей проверяет совместимость. Заряжает капельницу.
Кап, кап, кап… капает жизнь.
«М-да…Не всегда жизнь льется или бежит, - врубается Серега, - жизнь по капле – странная аллегория. Капли дождя..., а если с небес нас омывает сущим? А что, если – благодать?»
- Давление резко упало, - кричит анестезиолог – практически до нуля обвалилось.
- Сергей, лей кровь струйно! Струйнооо! Открывай капельницу на полную!
Да…Жить по капле – странная аллегория…
***
Уличный музыкант рассовывает по карманам брошенную в футляр мелочь. Смущенно, беспомощно улыбается. Музыка, господа! Музыка, впрочем, голод…Закрывает глаза. Живет в трубу. Труба отвечает. Поет! Без фальши – откровенно, чувственно поет. Одна жизнь на двоих. С инструментом. И так, оказывается, бывает.
Зеваки, окружающие музыканта, замерли. Понимают: как это прекрасно – быть!
***
...Всего один вечер. А как он отличается от этого, наступившего, или будет отличаться от того, наступающего…Бывает вечер легкий, безоблачный. Случаются вечера расхлябанные, алкогольные. Вечера запойные, вечера похабные. Откровенные вечера…Каких только вечеров не бывает? Вечера правды. Вечера лжи. И будет вечер последний. Окончательный. Различная философия. Не конгруэнтные решения.
***
На Москву упала ночь. Бродяга положил в футляр медный музыкальный инструмент и побрел искать ночлег. Люди временно распрощались с воображаемой системой координат… Спокойной ночи, Москва! Спокойной ночи, воспоминания! Спокойной ночи болезни, больницы, диагнозы! Спокойной ночи… День умер… Да здравствует день!
Москва 2014-2018 г.г.
