Мы ещё не знаем, что такое жизнь,
Откуда нам знать, что такое смерть?»
(Конфуций)
Знакомство с «батальоном смерти» советской армии у меня началось с КПП. Там дежурили двое солдат с такой глубокой тоской и печалью в глазах, что даже средневековому бродячему паяцу и то сделалось бы тошно. После нескольких вопросов: кто я и куда путь держу, услышал я знакомую фразу:
- Который час?
«И эти туда же! - подумалось мне. - И эти хотят отобрать часы и этих придётся опечалить!»
- У меня нет часов! - и показал им руку.
- Зря ты так. Всё равно к казарме отберут. Лучше отдай их нам.
- Я действительно их не имею.
По глазам вижу - не верят.
- Тогда дай нам немного денег.
- Нету ни копейки.
- Этого не может быть, чтобы солдата отправили из одной части в другую без денег.
- Как видите, может.
Опять не верят.
- Тогда, может, сбегаешь в магазин за бутылочкой водочки? Мы тебе денег дадим. Тебя всё равно патруль не поймает - у тебя же документы. А нас, если мы рыпнемся, сразу на «губу» заметут.
- Нет, за водкой я не пойду.
- Ну, это ты совсем зря…
Далее они мне объяснили, как пройти в строевую часть и найти прапорщика Е. Я уже собирался идти, как вдруг они вскочили с мест, стали по стойке смирно, приложили руку к козырьку и продекламировали:
- Поздравляем Вас с прибытием в войска!!!
Я поблагодарил и даже сказал, что я кому-то там и чему-то там служу. Смысл этой циничной и издевательской шутки я понял намного позже. Я ещё подумал тогда: «Скрипки в руки бы дать этим солдатам вместо автоматов! Ведь они ежедневно играют печальный вальс разложения советской армии!»
В строевой части прапорщик Е. долго переставлял с места на место мои бумаги, потом почему-то поинтересовался, знаю ли я почему меня отправили служить именно в эту воинскую часть (это меня абсолютно не насторожило), начал расспрашивать о моём образовании и о моих планах на будущее, а потом попросил написать на листке бумаги несколько слов и долго рассматривал мой почерк. Потом сказал, что бы я как новоприбывший зашёл к начальнику штаба на собеседование.
Начальник штаба - майор Г. ничем меня особенным не впечатлил, но и антипатии не вызвал. Во время разговора возникло чувство, что он хочет мне что-то сказать, но не знает как - слов не может подобрать. Или слов таких не существует - возможно:
- Понимаешь… Э-э-э-э… Тут у нас служба имеет свои особенности… М-м-м-м-м… В этой части немного всё не так, как в других воинских частях… И не так, как в той части. где ты раньше служил… Ну, как бы тебе сказать… Ну, не всё у нас в порядке… Короче, сам увидишь… Скоро… Не совсем понятна твоя воинская специальность - тут одни цифры. Чему тебя в «учебке» учили?
- Меня в «учебке» учили высаживать в воздух города с помощью ядерных радиоуправляемых фугасов! - признался я честно, ничего не скрывая, наплевав на всякую там «военную тайну». Надоело мне играть в эту глупую игру да ещё перед моим новым непосредственным начальством. Он искренне удивился.
- Назначение нашей воинской части вообще-то наоборот, связь качать. А телевизор ты отремонтировать сможешь?
- Нет! - опять честно я признался. В то время я ещё не знал, что в советской армии лучше скрывать свои знания и умения. Но в этом случае я был абсолютно откровенный. Я ещё тогда не знал, что от этого ответа завесило многое, возможно, вся моя дальнейшая судьба, а возможно и сама жизнь - её длинна и укороченность.
- А жаль, а то я уже думал тебя отправить служить в ремзвод… Хорошо, иди в ПУС-2 к прапорщику П. Становись на довольствие!
Смысл этих слов я тогда ещё не понял. «Ну и терминология у них!» - подумалось мне. Этот майор показался мне художником, что вечно рисует собственный портрет в воздухе кусочками времени. Только сам он ещё не догадывается об этом…
Итак, ремвзвод и порядки в нём я мог наблюдать со стороны (на своё счастье!) - часть их бытия, ибо жили они в той же казарме, что и ПУС-2. Хотя разве это жизнь…
Командовал ремвзводом лейтенант К. Солдаты называли его по разному: литёха План, Ганджубас, Дымок. Впервые я увидел глаза человека, которые ничего не выражали, не изменялись в зависимости от обстоятельств и ситуации. Я до этого думал. что глаза - это зеркало души. Но оказалось, что не в этом случае. Такое было впечатление, что глаза у него искусственные. Или им просто что-то мешает отображать, или им нечего отображать - в глубинах черепа этого существа не было ни души, ни мыслей, ни чувств. Он всегда ходил в кожаных перчатках - даже в казарму к солдатам заходил только в них - без шинели, но в перчатках. В любую погоду и даже летом. Я сначала подумал, что у него шрамы на руках или кожное заболевание, и он это скрывает. Но как-то на плацу, на морозе он перчатки снял - руки у него оказались обыкновенные. Причину этой привычки я узнал позже - в перчатки у него были вшиты свинцовые пластины, поэтому удар его кулаков был особенно тяжёлый и болючий. Я тогда впервые увидел, как офицер бьёт солдат - жестоко, беспощадно, люто, с наслаждением (которое никак не отражалось на лице - лицо так и оставалось застывшим, а глаза стеклянными). Бил он солдат по любому поводу и без повода - при малейшем подозрении на невыполнение задания, многие из которых выполнить было просто невозможно. Ремвзвод постоянно что-то ремонтировал - и днём, и ночью. Техника постоянно ломалась - и новая, только что с завода, и старая, которая просто разваливалась, но должна была ещё служить долго. Совок - он и есть совок, качество ещё то. Командир бил героев-ремонтников без предупреждения - сначала бил, а потом объяснял за что. Для экзекуций он выбирал двоих «основных» - двоих лбов-авторитетов, которые потом жестоко били всех остальных. Но не смотря на это, ремвзвод считался элитой - их редко ставили в караулы и в наряды. Солдаты ремвзвода держались отдельно от остальных, не входили в землячества, мало с кем общались, не принимали участия в массовых драках и разборках, которые происходили в казарме регулярно, чуть ли не ежедневно.
Во взводе господствовала дикая атмосфера жестокости и унижения. Там был один солдат не обделенный интеллектом, но почему-то немного беспомощный и заторможенный в быту. Он превратился на объект постоянных издевательств. Несколько раз его «товарищи» по службе практиковали над ним некую странную процедуру - этого солдата связывали, брили ему голову, а потом били по лицу так, что лицо превращалось в сплошную гематому - мама бы родная не узнала. Потом относили в санчасть, ибо сознание он, естественно, терял. В санчасти он лежал некоторое время и периодически выглядывал в открытое окно на плац и пел голосом, исполненным безнадёги: «Ой, вы, ой, вы, серые шинели…» Особенно он это любил проделывать во время развода. Увидев его замполит - майор Ф. орал: «Ты, идиот! Спрячься!»
Солдаты ремвзвода относились к так называемому «ЧМО» - «чрезвычайно мощной организации» - к обслуживающим подразделениям батальона. Эти солдаты жили своим замкнутым миром, который не любили, в который не хотел вмешиваться и влезать никто.
Ремвзвод был единственным взводом в части, где проводилась строевая подготовка. Остальным было не до того. Это тоже было любимым развлечением их командира - лейтенанта Ганджубаса, хотя никто от него этого не требовал. Другие подразделения периодически маршировали только после развода или перед обедом, или в честь праздника. Но ремвзвод в маршировке отличался неким остервенением в печатаньи шагов - сапоги они подковали снизу металлом - небольшими металлическими подковами и прочими железными деталями. Печатали шаг и звенели.
Однажды во время такого маршировки под ноги ремвзвода бросилась собачка - водятся такие иногда на территории воинских частей. Солдаты их любят, называют смешными кличками - «Дембелем», «Летёхой» и прочая. Почему то эта собачка очень не любила солдат ремвзвода. Загавкала и бросилась под ноги. Но ни одна мышца не дрогнула на лицах «героев-ремонтников», никто не отвёл взгляд, направленный куда-то в пустоту, они продолжали печатать шаг. Собачка только раз успела пискнуть попав им под сапоги, из-под кованных ног полетели какие-то кровавые ошмётки и на плаце осталось пятно некого бурого растоптанного месива.
(Написано на основе реальных событий 1983 - 1985 годов. Авторский перевод.)