и нужно играть по правилам.»
(Джером Дэвид Сэлинджер)
Лагерь переполнен. Это огромное столпотворение усталых людей. Человейник. Усталых, но снова готовых идти в бой. После эпопеи с «Пионами» - перегонки этих железных динозавров из пункта А в пункт Б, чувствую себя таким же разбитым, как старый бэтээр. А ещё постоянно возникает чувство, что я козёл отпущения. Если разобраться, то мы все принесены в жертву нынешней войне и сумасшедшим идеям людей из соседней страны, что потеряла рассудок (похоже, что окончательно).
Солдат из моего взвода (теперь уже бывшего) отправляли на передовую. Это всегда щемяще - прощаться с людьми, с которыми служил и воевал, которым верил, за которых готов был отдать жизнь (взаимно) - они едут, а мне приказали оставаться здесь. Каждому пожимаю руку, говорю обычные уже фразы, что, мол, встретимся после войны в шесть вечера в кабачке «Якорь» в Одессе (шутка).
Мне дали новый взвод - не так давно мобилизованные, ещё не были в боях. Знакомлюсь: как обычно, настоящий Вавилон - кроме того, что есть люди из всех областей Украины, двое моих земляков из Донецкой области, ещё один китаец - гражданин Украины, мобилизован. Войну воспринимает как факт бытия, как данность, с неким философским спокойствием, говорит, что уничтожит всех врагов нашей страны. Для него теперь Украина - «наша страна», он тут живёт и любит эту землю. Зовут его И Чунь Сы. Я, конечно, не спросил, как его имя пишется иероглифами - постеснялся. Но судя по звучанию его имя можно перевести как «один весенний монастырь». Подумалось невзначай: если бы они заселили бы нашу землю, они бы её любили и не пустили бы сюда никаких иноземных захватчиков… О, как мне не хватает вот такого философского спокойствия этого китайца. Пускай и не спокойствия Будды или его чёрного монаха, но хотя бы спокойствия Григория Сковороды: «Каждый человек состоит из двоих противоположных начал или натур: из горного и подлого, то есть из вечности и тлена…» Вот так бы и мне смотреть на мир и на людей. Но не получается: слишком уж на войне добро и зло противопоставлены, слишком удалены - или, или…
Когда комбат впервые посмотрел на список взвода и на солдата И Чунь Сы, он промолвил: «Тут не разберёшь, где тут имя, где отчество. Как же тебя называть? Буду называть тебя Сансаныч!» Рядовой И или солдат Чунь или боец Сы был не против…
Ещё один солдат - монгол с именем Унасан Целерхег. Попал в армию по той же оказии - гражданин Украины, труба зовёт, а он и не против повоевать. Ещё больший чудак. Любимое его занятие - смотреть на огонь. Если ему не дать некое задание, будет на огонь смотреть часами. Ему бы в монастырь, а не в армию. Созерцать Пустоту и ожидать просветления. Смотрел я на этих Детей Востока и вспоминал строки Кима Соволя:
«Воспринимай жизнь, какой она есть!
Нужно жить, просто нужно жить.
Воспринимай жизнь такой, какой она есть.
Пусть ветер плачет за опалой листвой…»
Целый день грузили снаряды, потом чистили орудия. Устал я дико: командиру взвода не годится просто дать приказ и наблюдать, как солдаты работают, нужно со всеми и начать первым. От переутомления долго не мог уснуть. Потом среди ночи проснулся и не мог понять - где я? Какой то склад с металлическими стенами и крышей, посреди склада куча дров, вокруг спят люди - больше трёхсот человек, около дров железная печка в которой горит огонь… Где я??? Потом подумал: «А может, меня в армию забрали? Нет, не может этого быть - преподавателя университета, доцента, в мои то года и вдруг в армию! И если бы забрали в армию, я спал бы в казарме, а не в каком-то складском помещении. А мет война началась? Абсурд. Как может начаться война в Европе в современном цивилизованном мире? Или, может, кто-то напал на нашу страну? Не может этого быть!» Потом я понял - мне это всё снится. Вот сейчас я засну, проснусь утром, и всё станет на свои места. Я сладко заснул и действительно - утром всё стало на свои места: на мне погоны капитана, нужно командовать взводом, издали доносятся звуки канонады… Как всё просто…
На следующий день около лагеря поймали сепаратистку. Наркоманка. На вид лет двадцать пять. Но явно моложе - наркоманки быстро стареют и выглядят старше своих лет. В состоянии наркотического опьянения стреляла в наших солдат из пистолета. Наверное, дали сепары дозу и сказали - иди, стреляй. Не попала ни разу - по причине того же наркотического дурмана. Солдаты забрали у неё пистолет и приковали наручниками к металлическим воротам лагеря. Она сидела около ворот, пребывая и далее в своём мире галлюцинаций, и периодически произносила бессодержательный набор слов. Собралась небольшая толпа бойцов. Подошёл один старый седой солдат с длинными седыми усами, натруженными руками и лицом, испаханным морщинами и сказал: «таких нужно на месте расстреливать!» Солдаты молча согласились. И тут меня охватил ужас - стало жутко как никогда. Сейчас солдаты учинят самосуд, а я тут единственный офицер - и это будет на моей совести, ибо остановить выстрел я просто не успею. Или ещё хуже. Сейчас кто-то из солдат скажет: «Командир! Ты вёл нас в бой, иногда просто на смерть, приказывал быть беспощадными к врагам, мы выполняли твои приказы ценой собственной жизни. Расстреляй эту мразь!» И придётся. Толпа живёт своими законами. Этих солдат мне завтра вести в бой, и нужно, что бы они выполнили любой мой приказ - там в бою. А если сейчас я этого не сделаю, то это будет не гарантировано. Тем более, если я попытаюсь их остановить. Я никогда не думал, что попаду вот в такую ситуацию: расстреливать безоружных пленных, ещё и девушку. И как с этим я буду жить дальше? Но мне повезло. На моё счастье, в этот момент приехала машина с контрразведчиками и сепаратистку забрали.
Следующего дня в пять утра нас подняли и отправили на огневую. Почему то приказали осуществить марш-бросок на пятнадцать километров пешком - пушки, мол, уже прямиком туда повезли, то ли привезут их туда, как только мы дойдём. Наверное, все «шишарики» были заняты. Сомневаюсь, что они пожалели горючего. На огневой было тихо, пели жаворонки, солдаты тосковали в траншеях и блиндажах, орудия молчали, замаскированные в ямах.
Я уже подумал, что нам так и суждено проторчать тут несколько дней в качестве живых мишеней, когда впереди послышалась канонада. А потом голос СОБа: сепаратисты открыли огонь по нашим позициям, нужно «ответкой» уничтожить их миномётную батарею и группу пехоты в укрытиях. И началось! Наши «Гвоздики» заработали. «Первый. Прицел 368, угломер 18-07 по основной, осколочно-фугасным, огонь! … Второй. Прицел выше 10, угломер левее 12, три снаряда, быстрым, осколочно-фугасными, подрывник фугасный, огонь!»
Отстреляли почти всё, что нам привезли, когда я вдруг увидел в бинокль, что в километре от нас выползает из «зелёнки» москальский танк. И поворачивает пушку в нашу сторону. Откуда он взялся?! У меня в середине всё похолодело: «Это конец! Сейчас нас тупо расстреляют!» Нашим старым утомлённым «саушкам» где там было тягаться с современным танком. Кроме того, у нас были только осколочно-фугасные снаряды. Мне, конечно, нужно было бы крикнуть экипажам: «Танк левее ориентиры один двадцать тысячных!» Но я не успел - успел только подумать: «Жизнь завершена. Точку сейчас поставят.» И краем глаза заметил, что первая САУ опускает пушку в положение прямой наводки и одновременно поворачивает башню в сторону танка. Наводчик «первого» заметил танк раньше меня. Выстрел! Первый же снаряд попал прямо в башню танка раньше, чем он успел выстрелить. Снаряд был осколочно-фугасный, но танк буквально подбросило в воздух. Защиту брони, конечно, сорвало. Оптика, естественно, тоже накрылась. Танк затих и не подавал признаков жизни. Я не представляю, что чувствует экипаж, когда в башню попадает снаряд с «Гвоздики» ещё и полный, и прямой наводкой. Танк так и остался стоять около зелёнки. Разведчики сказали, что никто из танка не вылизал. И ни у кого, естественно, не было желания пойти и посмотреть, в каком он состоянии и что с экипажем.
Об этом эпизоде солдаты забыли и почти никто никогда это не вспоминал. Только комбата иногда заносило на философию (неожиданно): «А я всегда говорил, что САУ может завалить современный танк!» Хотя все понимали, что нам просто повезло.
В тот же вечер нас забрали с огневой - в лагерь ехали на броне - на «САУшках». Трясло и подбрасывало так, что я думал, что лучше было бы идти пешком. А вечером я снова читал Достоевского, а солдат-монгол созерцал огонь в буржуйке.
Весна 2015 года
Авторский перевод