поставь меня, услышать дай
тот одинокий камень…»
(Райнер М. Рильке)
Утро было просто прекрасным – чувствовалась весна, пахло соснами и прошлогодней травой. Тихо – канонада утихла. Майор А. целое утро философствовал о том, что сепаратистам доверять нельзя и, что наши доиграются, отводя вооружение от фронта. Он ходил по лагерю с телефоном, подняв правую руку вверх, стараясь найти точку в пространстве, где есть стабильная связь. Ему, почему то, очень хотелось прочитать новости из сети. Наконец связь появилась, и он начал вслух читать новости. Сразу видно, что замполит. Вчера он до полночи, до хрипоты спорил с другим замполитом – из соседней батареи. Всё о том же: о славянстве, о славянской письменности, о «Велесовой книге», о сепаратистах. Споры мне эти слушать надоело – пришлось уйти на несколько часов в другую палатку.
От безисходной тоски и вынужденного безделия хотелось выть. Моё настроение заметил всё тот же майор А., и сказал сакраментальную фразу: «Ты чего переживаешь? Ты военный. Ожидай приказа, отдыхай, отсыпайся. Читай, в конце концов!» И тыкнул пальцем в томик Рильке на немецком языке, что я держал в руках. За день до того я ему читал стихи Рильке на языке оригинала:
«Wie einer, der auf fremden Meeren fuhr,
so bin ich bei den ewig Einheimischen;
die vollen Tage stehn auf ihren Tischen,
mir aber ist die Ferne voll Figur.»
Послушав, он ответил, что это, конечно, красиво, но его славянское естество протестует. И требует стихов на одном из славянских языков. Избежать слушания порции новостей из сети мне не удалось. Послушав реплики майора А., я поинтересовался, какой ныне курс монгольского тугрика по отношению к японской иене. Лейтенант Н. тут же отметил, что это очень важно узнать, ибо без этого мы просто не проживём. Я озабоченно сказал:
- Упал курс тайванского юаня – это тревожное известие, хоть его ещё и называют тайванским долларом, но для меня он синь-тай-би. О! Я ещё помню времена, когда в Ирландии был ирландский фунт, а не евро. И рисовали на купюрах королеву Медб!
- Кого-кого рисовали? – переспросил майор А.
Пришлось мне кратко тезисно подать «Введение в кельтскую мифологию». Майор А. как-то грустно посмотрел на меня и спросил:
- Общаясь с тобой, я, кажется, начинаю понимать, что такое юмор. А куда ты это намылился?
- Приказали «Пионы» перегнать на другую позицию!
- Сочувствую…
После эпопеи перегонки «Пионов» с грохотом, лязгом, тряской, вонью выхлопов, я опять оказался в том же лагере в той же компании замполита А. Опять пришла тоска и по этой причине я читал ему свои стихи. (Он откуда-то узнал, что я пишу.) Зная его словянофильские взгляды, выбрал стихи на тему средневековья с пацифистским подтекстом: «Рыцарь-паломник», «Рыцарь Начала» и подобное. Ему понравилось. Я спросил – откуда он знает, что я пишу? Он ответил:
- Я знаю всё, что мне нужно знать. Я всё таки замполит.
- А знаете, чем замполиты отличаются от особистов? Замполит знает, что ему нужно знать, а особист знает, что ему не нужно знать.
Замполит А. юмор оценил и даже не обиделся. Ещё прибавил, что терпеть не может замполитов, что он учился на артиллериста.
Во время дальнейших разговоров с замполитом А., я узнал, что происхождение у него – из старообрядцев (когда то они бежали из Московского царства на Волынь от преследований), и кроме всего прочего своё участие в этой войне он объясняет борьбой за истинную веру. В его сознании кроме смеси современных мифов и сказок о славянской древности ещё целая куча всевозможных «теорий заговора». Язык его насыщен колоритными выражениями типа «ёжики носатые». Дивны дела твои, Господи! Кого только не встретишь на дорогах войны! Я видел этого майора раньше – в январе, в бою и не в роли замполита. Это настоящий офицер – мастер своего дела. Потом я видел как он ремонтировал с солдатами самоходную пушку и ещё раз убедился – это мастер. Как в одном человеке это совмещается – ума не приложу. Я раньше, вообще, считал его образцом офицера, чуть ли не идеальным воином, пока не заглянул ему в душу: там хаос. Как то вечером настроение майора А. стало сентиментальным – его понесло на воспоминания. Кроме всего прочего, он рассказал о таком эпизоде своей жизни. В молодости он встречался одновременно с двумя девушками, и обе ему очень нравились. Кончилось тем, что пригласил обоих в гости, подарил им цветы и сказал: «Я вас обеих очень люблю, станьте моими жёнами!» Девушки сначала очень удивились, но потом согласились. И дальнейшая личная жизнь будущего майора А. сложилась гармонично. Ну как это всё может существовать в одной голове: древние славяне, учение протопопа Аввакума, теория заговора, полигамия – не понимаю! Хотя, какое мне дело, что у него в голове? Сепаратистов он валит со страшной силой, солдатами командует как надо, технику и оружие ремонтирует… Все остальное сейчас не важно.
Ночью мне снилась смерть. Всегда она являлась мне днём, в образе хотя и бледной, но молодой и красивой женщины. Сейчас она приснилась мне в образе ужасного отвратительного существа с длинными пальцами, которые напоминали конечности паука. В моём сне это существо схватило солдата и сказало мне: «Я ошиблась! В действительности, я приходила за тобой!»
Вспомнилась цитата из Чеслава Милоша: «Люди старательно пишут дневники, чтобы рассказать, как оно было на самом деле.» Вот это желание и толкает многих людей (в том числе писателей) браться за перо – отобразить эпоху, людей, события, сохранить это в чистоте от фальсификаций и лжи.
Сегодня я увидел около лагеря муравейник и муравьёв, которые проснулись и ремонтировали свой муравейник. Значить, всё-таки весна. Значить, я всё-таки дожил до весны – не смотря ни на что. Но стало грустно и тоскливо: а когда мы начнём ремонтировать свой муравейник? Когда мы, наконец, завершим эту войну? Наверное, никогда… Слишком страшный, жестокий и ярый хищник разрушает наш муравейник. Возвращение домой выглядит как неосуществимая фантазия.
Смотрю на солдат и думаю: как они могут спокойно вот так шутить, смеяться, есть консервы после всего пережитого? Как будто ничего с ними и не произошло. Я пережил меньше и видел меньше ужасного, но изменился в корне, основательно. А они – будто бы никакой войны и не было. Но я то знаю, что они пережили – каждый из них. Например, вот этот солдат. Их взвод попал под неожиданный и очень жестокий обстрел. Взвод кинулся в блиндаж, но тут вспомнили, что оружие и бронежилеты остались в машине. Этот солдат тут же – я сейчас принесу! И начал таскать автоматы и бронижелеты из машины. Тут взрывы кругом, осколки летают, а ему всё равно. В это же время водитель лежал под машиной – перед обстрелом он что-то ремонтировал, там же испугано и застыл. После обстрела его вытащили из-под машины – целого и невредимого, но глаза расширены и наполнены ужасом, в руках зажат карбюратор, который никак не могли у него забрать. Отошёл водитель от этого состояния только через несколько часов. И это был не единственный обстрел в службе вот этого солдата – в его войне. Но он смотрит на это всё снисходительно-шутя, как на что-то не стоящее внимания.
Или вот ещё один солдат. Он был около своего офицера, когда офицеру снесло снарядом голову во время обстрела. При этом снаряд не разорвался, а зарылся в землю. Не успело обезглавленное тело упасть, как в него попал ещё один снаряд, разорвав тело в клочья, и снова снаряд не разорвался, а зарылся в землю. С точки зрения статистики и теории вероятности этого просто не может быть, чтоб в одного человека одновременно попали два снаряда и при этом не взорвались, а рядом были люди, которых даже не зацепило. Но в нашем мире самые невероятные события случаются. И всё это видел вот этот солдат. И это абсолютно не травмировало его психику, он не сошёл с ума, не стал мистиком, остался таким же беззаботным.
Неужели после всех этих ужасов, которые мы пережили за последние полтора года, мы останемся такими же? Неужели ничего не поймём, не изменимся, не станем иначе воспринимать мир?
Ещё одна ночь в военном лагере – одна из многих, многочисленных. Приснился сон. Будто бы мне нужно срочно позвонить, а мобильные телефоны все одновременно прекратили своё существование. Подхожу к телефону-автомату, что стоит над пропастью, прибитый к деревянному столбу. Телефон старый – ещё тот, с дисковым циферблатом. Набираю номер, а в трубке голос: «Сегодня понедельник – тяжёлый день. В связи с этим телефоны не работают. Приносим извинения за неудобства.» Я вешаю трубку и оглядываюсь – а за мной стоит целая очередь к этому же телефону. И все стоят над пропастью. Рядом около меня моя старая знакомая Ш., что узнав меня, говорит: «Тебе нужно немедленно вернутся на фронт, на передовую и погибнуть за Родину!»
Утром я прощался с майором А. – его отправляли с солдатами на какое-то задание. Пожав мне руку, он сказал: «Мы должны как-то встретиться после войны и поговорить о смысле жизни, о поэзии, о Боге, о королях и о капусте. Ибо говорить об этом на войне, это всё равно, что говорить на пьяную голову.» Я согласился с ним. Дожить бы до этого «после войны»…
(Март 2015 года)
(Авторский перевод)