И дни просторны, светлы и чисты…»
(Райнер М. Рильке)
За что я люблю степь – так это за рассветы. Особенно, когда стоишь на высоте или на кургане и созерцаешь извечное светило, что выплывает из-за горизонта. (Я так привык ныне мыслить о себе в третьем лице, что это навсегда – я забываю себя.) Тем более, когда всё равно должен постоянно смотреть на Восток – в бинокль.
А рассвет был в тот день особенно красивым и дарил чувство некого особенного спокойствия. Тем более – ни ночью, ни утром не стреляли, дым от пожарищ рассеялся и опять пахло степью, а не горелым порохом. (Постоянно чувствую, что я попал в некую антиутопию, в чью-то безумную выдумку, что всё это не может быть на самом деле.) За что я люблю нынешнюю армию, так это за возможность круглосуточно находится на свежем воздухе. И можно беспрепятственно любоваться рассветами – иногда это просто часть моих служебных обязанностей.
Солнце вздымалось всё выше и выше. Над головой появились ласточки – мои любимые птицы. И где они только гнездятся в этой степи? Рассматриваю в бинокль холмы, что торчат в двух километрах к востоку, закрывая часть горизонта. Вдруг на холме возник сепарский танк и пополз в нашу сторону. Ого! Неожиданно. Без предварительной стрельбы. С чего бы это?
«Танк на одиннадцать часов, «Фаготом» уничтожить!» - это уже мой голос и одновременно чужой.
Солдаты оживились, кинулись к оружию, расчёт «Фагота» (о, эти «фаготчики») к своему «инструменту» - сейчас они заиграют музыку войны. Заметил: в глазах солдата ужас, руки трусятся (это его первый бой) – этот попадёт, а как же!
«В блиндаж!!!» - это я уже не крикнул, а прохрипел и кинулся к «Фаготу» сам.
В голове звучит внутренний голос: «Ногами перпендикулярно ракеты!» «Да пошёл ты! Сам знаю!» - это я внутреннему голосу в ответ. Он не впервые говорит банальности не в тему. Я на него за это злюсь - и тоже не впервой.
За какой-то миг, отметив про себя, что ракета установлена правильно – глазом в прицел. Танк уже в центральном кружке. Быстро получилось его поймать. У меня, возможно, только один шанс. Потом начнут стрелять в нас. И неизвестно чем. Возможно, всем.
Пуск! Бабах! И ракета пошла, полетела моя ласточка, только бы не подвела, иначе нам тут конец. Танк ползёт, я виду прицел за танком, ракета послушно поворачивает. Имею одиннадцать секунд, пока моя птичка долетит. Целая вечность, а не одиннадцать секунд. Вспышка! Попал! Звук долетит ко мне через шесть секунд. Но вдруг на месте, где только что был сепарский танк, взлетает в небо целый гейзер огня и кусков металла. Такого сотворить моя ракета не могла: это взорвался в танке боезапас снарядов. Ещё два сепарских танка, которые было появились на холме, развернулись и поползли назад – испугались, поняли, что дела плохи, тут засели люди с серьёзным оружием. Эх, запустить бы им вдогонку ещё одну ракету, но нет – не успею…
Встаю на полный рост около «Фагота». Я победил. Удача и на этот раз со мной. Бой, который продолжался считанные секунды, окончен. Возможно, я даже изменил ход истории. Вот они – мои несколько секунд триумфа. Короткая эйфория, когда теряется самоконтроль и пропадает чувство опасности. Мои солдаты в окопах и щелях. Я стою над ними и смотрю сверху вниз – и на своих солдат, и на весь мир, в конце концов.
Вдруг справа бабахнуло. Это соседи – третий взвод тоже шардарахнул из своего «Фагота». Эх, что ж вы так поздно – не успеете – те два танка уже прячутся за холм. Ракета взлетает, но вдруг вместо того, чтобы лететь горизонтально в направлении вражеских танков, резко поворачивает вверх и начинает выписывать в небе кренделя. То ли бракованная (совок он и есть совок), то ли контакты подвели – сорок лет всё-таки на складах лежала. Покрутившись, ракета разворачивается и летит прямо на меня. Солдаты смотрят на меня – в глазах ужас – я продолжаю стоять в полный рост над окопом. Кто падает на дно окопа, кто бросается в «щель».
Один солдат, смотря на меня снизу вверх, кричит: «Падай, командир, падай!!!» Сам ты падай! Я со смертью играю в свою игру. Как-то становится всё равно. Просто всё равно: вечная тьма сейчас или когда-то позже. И что будет после и будет ли это «что-то» - тоже всё равно. Сколько раз я был в шаге или за миг до смерти, каждый раз переживаешь эти «последние минуты» иначе, но никогда не было так спокойно и так равнодушно. Продолжаю стоять, даже не пригибаясь, чувствую, что на моём лице появляется улыбка. Вот она, смерть. Но ракета падает в тридцати метрах от меня. Взрыв! Сноп огня, дыма, земли взлетает вверх. Гром и запах палёного. Пронесло. Меня даже не зацепило.
Постепенно всё успокаивается – и степь, и люди. Иду в блиндаж, выгоняю солдат: «На позиции! Наблюдать!»
Сел в блиндаже на ветки, что когда то были руками деревьев и думал о вечном. Несколько то ли сепаратистов, то ли рашистов я только что превратил в ничто: атомы их тел рассеялись над степью, продолжают вечное круговращение. Их души (если они у них были) ушли в Великое Ничто, или в сансару и воплощаются сейчас в живых новых существ, то ли ушли в нирвану (что сомнительно). Ну и что? Что от этого изменилось? Моя карма? Нет. Мир? тоже нет.
Я снова почувствовал, что кто-то стоит за правым моим плечом. Я никогда не оглядываюсь, когда приходит это чувство: знаю, что увижу худую бледную женщину с блестящими глазами одетую в белое платье. Вдруг я слышу тонкий (немного хриплый) женский голос:
- Ты думаешь, что играешься со мной?
- Нет, я ни о чём не думаю. И мне не интересна эта игра. Особенно с Вами, моя госпожа. Я никогда не играю ни в какие азартные игры с женщинами, особенно с теми, каких уважаю…
- И всё таки ты думал, что играешься со мной, но в действительности я играюсь с тобой.
- Если честно, Ваша светлость, я не верю в Ваше существование. Вы моя выдумка, плод моего больного воображения. Вас не существует. Вы только шаткий мост между двумя существованиями, или между существованием и сверхсуществованием – слиянием с первоначалом Вселенной, воплощением в саму Вселенную. Почему Вас, моя королева, боятся люди – я не знаю. Я воспринимал вас раньше как добрую маму, что колышет своих детей и ведёт их к сладкому сну. А теперь я воспринимаю Вас как подругу. Старую подругу, с которой можно поговорить по душам, которая всегда поймёт.
- Хорошо, хоть бабушкой ты меня не назвал, юноша. Хоть я и стара как мир, но женщины не любят, когда им об этом напоминают.
- Вы вечно юны, о, моя повелительница. даже когда мир состарится, Вы всё равно останетесь вечно юной.
- Спасибо за комплимент, офицер! Но согласись, что тебе не хотелось бы сегодня родиться крысой или ёжом, а кармы своей не знает никто – даже я не знаю твоей кармы! А если бы и знала, то всё равно бы тебе не сказала, даже по старой дружбе…
Потом послышался смех – показалось, что зловещий. И всё стихло – в моём сознании, естественно.
В блиндаж зашёл старший лейтенант С. – командир соседнего взвода – того самого, что долбанул случайно по мне ракетой. Он принёс бутылку минеральной воды: проиграл спор. Мы спорили, что сепаратисты и рашисты сегодня не полезут (я сказал, что полезут). Пью воду с наслаждением. Он был той жизни историком, доцентом университетским – я тоже, только не историком. Он продолжает разговор, начатый им несколько дней тому назад:
- Причина каждой войны – женщина. Если мы хотим понять, почему началась та или иная война, нужно искать женщину в той истории. Нынешняя война – не исключение. А причиной столетней войны была не одна, а целых три женщины.
- Тезис какой то не обычный для Вас. Я Вас воспринимаю как конченого прагматика, что странно. Каждый историк – романтик. Вы – редкое исключение. Но, похоже, сегодня Вас потянуло на романтизм.
- Я не прагматик, я реалист. А реалисты не мечтают. Они могут только желать некой конкретики. Вот Вы сейчас о чём мечтаете?
Как-то вырвалось у меня очень неожиданно, вспомнился почему-то Акутагава Рюноске:
- Я мечтаю, чтобы кто-нибудь задушил меня, когда я сплю…
- Говорить это, значит пенять на Бога. Упрекать его.
- Почему?
- Ибо Вы сомневаетесь в его мастерстве, в совершенстве форм, которые он создаёт.
- Так Вы считаете, что я творение Божие, его совершенный шедевр?
- Безусловно! Правда, когда рождались сепаратисты, то Бог спал. И мы должны исправить его ошибку уничтожив их. А может от сотворил сепаратистов с похмелья…
- Ты богохульствуешь.
- Нет.
А над степью снова подымалась жара. Если будет тихо, я вновь буду читать Апокалипсис и думать о временах упадка Римской империи…