Он любил сидеть за этим старинным кухонным столом ручной работы. Уютно было ему сидеть вот так, локтями упершись в столешницу, а голову опустив в ладони. Старая привычка. Вот уже двадцать лет как она прижилась у него. С того момента, когда на этом самом столе нашел он записку своей жены. Даже не записку, а так, недоразумение какое-то. Всего одно слово, но какое… «ухожу». Одно слово, а сколько в нем было боли… Но Игорь Андреевич стойко перенес уход жены, он даже не пытался ее вернуть, ни разу не позвонил ей. Он знал, что жена не вернется, и виноват в этом он сам.
Он не оправдывал себя, а только укорял за то, что много лет назад, совершенно потеряв голову, увлекся одной молоденькой особой, которая ему годилась в дочки. Ей двадцать, а ему сорок пять. Вроде взрослый мужик, а повел себя как школьник. Целый год таился он от жены, даже называл свою пассию ее именем, чтобы ненароком не проговориться ночью, но не помогло. Застала их его супруга. Совершенно случайно. И принесла же ее нелегкая в то кафе, где Игорь Андреевич с молодой подругой расслабились после коньяка. Он посадил ее на колени, расстегнул на груди блузку и, шепча какие-то банальности, тыкался губами то в шею, то в щеки, а она, кокетливо отворачиваясь, прижималась к нему маленькой грудью и улыбалась. В свое оправдание она могла сказать, что ей нравится этот мужчина, она его почти любит, и она имеет на него виды. Однако это было не так. Она тоже, как и он просто увлеклась им. Да и как было не увлечься: знаменитая личность был тогда Игорь Андреевич, известный режиссер, снявший две картины подряд, которые принесли ему заслуженную славу, деньги, авторитет. И ведь не одна она искала с ним близости, всякие крутились возле него девицы, но он выбрал ее. По каким критериям – неизвестно.
Она была замужем, но семейная жизнь не складывалась. Постоянные размолвки, ругань, обоюдное непонимание ослабили брачные узы, у нее появился воздыхатель, потом еще, еще… сколь их было – не считала и в памяти не берегла. Но вот появился Игорь Андреевич, и она была готова на все, кроме одного – любить его. Она просто перепутала влюбленность с любовью, а когда разобралась – ничего менять не захотела. Так прошел год…
Жена Игоря Андреевича, застав их вместе, ничего не сказала, повернулась и ушла. Навсегда. А через месяц ушла и его пассия, поняв, что замуж ее Игорь Андреевич не позовет. Может и взял бы, но подружки ее много чего нащебетали в уши знаменитому режиссеру. В общем не сложилось.
Вскоре она помирилась с мужем, и они переехали в другой город и след ее затерялся, и только через двадцать лет, случайно, они встретились в одной социальной сети интернета, и Игоря Андреевича снова потянуло к ней. Но это была уже не молодая курочка, а вполне зрелая женщина с совершенно новым мировоззрением. И хотя он понимал, что ничего у них не получится, все равно его мысли были только о ней, вернее о той далекой юной и взбалмошной девочке, которую, как оказалось, он все-таки успел полюбить. Он-то полюбил, а вот она с неприкрытым цинизмом, почти хамски высмеяла его, заявив, что ей просто было скучно ТОГДА, а сейчас она его и близко не подпустит.
Эти слова сильно задели Игоря Андреевича, но позже, анализируя сказанное ею, он понял, что слова ее обманные, лукавые, что она совсем не это хотела сказать, что она на него просто обижена, и эта давнишняя обида за двадцать лет заматерела, ссохлась превратилась в колючку и осталась в ее душе навсегда. Как же он не смог распознать ее чувства, зачем доверился тогда ее завистливым шептуньям- подружкам?..
Он взял ведро, вышел в прихожую, стал надевать куртку и нащупал в кармане шуршащий конверт. Достал его, но от кого письмо не смог разобрать. Он снова вернулся на кухню, снял с плиты закипевший чайник, отыскал очки. На конверте его рукой был написан адрес его мучительницы, а посередине конверта большой почтовый штемпель: «Адресат выбыл». Это было его письмо, адресованное той, из-за которой он так и не смог обрести душевного комфорта.
«Здравствуй, Танюша!
Долго думал, написать тебе или послать все куда подальше. Странные у нас с тобой сложились отношения, ужасные даже. Думал ли я двадцать лет назад, что ты все эти годы будешь причинять мне боль? Сначала размолвкой, потом расставанием, потом случайной встречей в интернете, снова размолвка на долгие два года и вот опять непонятки.
Ты единственная из всех женщин, которые появлялись в мой судьбе, остаешься самой желанной для меня, единственной, ради которой хочется жить, хотя ты давно не моя, но я помню тебя, ту давнишнюю юную девочку с красивыми и умными глазами, которые хоть иногда, но смотрели и на меня. Я каждый день с нетерпением ожидал твоего появления, я старался быть с тобой нежным, хотя с другими был откровенно грубоватым и невнимательным, и не потому, что так воспитали меня беспризорные улицы, а потому, что те женщины всегда чего-то требовали от меня невозможного, капризничали, надували губки, ставили мне какие-то глупые условия, вечно чего-то просили, хотя я ничего ни у кого никогда не просил.
Честно говоря, я до сих пор не пойму, почему ты оказалась рядом? Чем тебя притянуло ко мне? Ты – юная, светлая, красивая, только начавшая жить, и я – развратный взрослый мужчина, который был просто обязан гнать тебя от себя как можно дальше, а я все делал, чтобы ты была рядом. Именно ты, Танюша. Мне и сейчас-то никто не нужен, кроме тебя».
Никогда еще Игорь Андреевич не испытывал такой душевной сумятицы. «Эдак и до неврастении недолго», - досадовал он на себя, но обрести душевного равновесия не удавалось. А дело-то на первый взгляд выеденного яйца не стоило. Подумаешь, нашла его на просторах интернета давняя его знакомая. Ну, нашла и нашла. Почему же тогда эта нежданная боль двадцатилетней давности вдруг забурлила крутым кипятком, обожгла всю душу, содрала с нее кожу? Почему?
Игорь Андреевич перечитывал прыгающие строчки своего письма и никак не мог понять, почему буквы расплываются, будто они написаны не на добротной белой бумаге, а на промокашке? Хотя, какая может быть промокашка? Их, этих промокашек, уже лет тридцать как никто в глаза не видел.
Он не замечал, что плачет, и только, когда слезы совсем застили письмо - опомнился. Он вспомнил, как нашел в интернете адрес Татьяны и ему захотелось именно в бумажном письме сказать ей несколько теплых слов, всего несколько, а получилось целая исповедь.
«Зачем я все это говорю тебе, взрослой и уже чужой, холодной женщине, которая своей неоправданной ненавистью ко мне убивает во мне желание любить ее, не сегодняшнюю, нет (сегодняшнюю я полюбить не смогу), а ту двадцатилетнюю девочку, милую и желанную до звона в ушах до спазма в горле? Я понимаю, тебе эти мои изъяснения ни к чему, но это нужно мне. Я двадцать лет ношу в душе камень разлуки, я каждую ночь вижу тебя во сне, я двадцать лет каждое мгновенье шепчу твое имя. Я перестал стареть, я стал стариться от всего этого безнадежья.
Я не знаю, сколь мне еще отпущено Богом, но я хочу хоть последние эти мгновенья прожить свободным, поэтому я тебе пишу. Называй это как хочешь, но я должен был выговориться. Это как исповедь. Считай, что я винюсь перед тобой, но прощенья не прошу, я его уже и так заслужил своим одиночеством.
Когда ты прочитаешь это письмо, я стану другим. Исповедь уже делает свое дело, мне уже легче дышится, намного легче, еще немного, и я стану прежним, свободным. Нет, я тебя не забуду, я буду любить тебя, я буду творить во имя тебя, я буду боготворить тебя, но уже без камня в душе. И я отпускаю тебя от себя.
И сам ухожу.
Когда-то твой Игорь Андреевич».
Прочитав письмо, он снова прошел на кухню, открыл окно. Вечерняя прохлада заползла на подоконник, забралась за воротник рубашки. Во дворе, на детской площадке, заботливые мамаши играли со своими ребятишками.
«И у меня могли быть дети,- подумал Игорь Андреевич, и может быть от тебя, Танюша. Красивые и счастливые».
Он перевесился через подоконник, глянул вниз. Отсюда с двенадцатого этажа все казалось маленьким, игрушечным, неправдашним. Он почувствовал себя невесомым.
«А что если сильно оттолкнуться, полечу или нет? Долгим ли будет полет? И далеко ли можно будет улететь? А вдруг получится? Полечу к ней. Хотя, как ее найти? Адресат же выбыл… нет, не получится улететь к ней. И она теперь чужая… боже мой, какое страшное слово… чужая» …
Заходящее солнце в последний раз скользнуло по стене дома, на мгновение задержалось в проеме открытого окна на двенадцатом этаже, удивляясь, куда же делся немолодой грустный человек, который только что приветственно махал ему рукой, и торопливо, наискосок, сползло вниз, чтобы завтра совершить свой путь снова.
А в другом городе из окна второго этажа выглядывала красивая женщина с задумчивыми заплаканными глазами. Потом она вдруг улыбнулась, закрыла окно, подошла к зеркалу, подмигнула ему и уверенно сказала:
- Не надо было обманывать почтальона, как это все глупо. Завтра же я ему напишу. Обязательно напишу. Хотя, почему завтра? Сегодня, сегодня!
Отыскав бумагу и ручку, она склонилась над листом:
«Здравствуйте, Игорь Андреевич» - написала она, потом зачеркнула строчку и написала новую: «Игорь, я хочу к тебе» …
Она прикрыла глаза и представила, как завтра утром пойдёт на почту, отправит письмо и будет ждать ответа, и ответ придет, обязательно придет, вот как это солнце, которое пытается ей сейчас что-то сказать, но не может…
