Когда-то давно. (Рассказ)

Когда-то давно… (рассказ).
        
         Это было очень давно. Мы жили на окраине, и коровы ходили прямо по улицам, оставляя после себя характерные следы. Я вел тогда размеренную жизнь бездельника и нимало не беспокоился, так как родителям это нравилось. Как у всякого бездельника, у меня возникали порой разные мечты. Чаще всего я мечтал о вечной жизни, о красавице соседке и о походе на озеро. Все это было очень важно, но трудновыполнимо. Труднее всего было попасть на озеро, потому что на то существовал суровый и недвусмысленный запрет со стороны родителей. Общаться же с красавицей соседкой и вечно жить мне никто не запрещал, и озеро постепенно всецело завладело моими мыслями, тем более что оно находилось недалеко от дома, в котором мы жили. Когда коровы паслись на берегу, я из своей комнаты слышал их скорбное пение и завидовал их независимости. Мне же оставалось только глядеть в окошко на узкую полоску воды и кусочек обрывистого берега. Больше ничего увидеть было нельзя, потому что вокруг озера росли деревья. Озеро почему-то называлось Белым, хотя ничего белого я в нем не замечал. Будь моя воля, я назвал бы его Небесным, потому что оно всегда было цвета неба: ночью – лиловое, на закате – красное, а в дождливые дни становилось серым. Я долго размышлял о неправильности названия, понимая, что без оснований название никто давать не станет, и страшно мучился при мысли, что разгадка скрыта за деревьями, словно с целью подразнить меня – опутанного паутиной запретов бездельника. Я до того дошел в своих переживаниях, что начал думать: озеро специально создано портить мне жизнь, и не будь его, наступила бы эпоха беспросветного счастья.
         А потом я видел похороны. Поднимались с родителями по лестнице домой, и на нашей площадке стояла маленькая крышка гроба. Она была очень маленькая и очень красная. Я испугался маленькой крышки гроба, потому что подумал, что она для меня, но выяснилось, что она не для меня, а для красавицы соседки, которая утонула в Белом озере. Я ходил на нее смотреть. Все плакали, а она молчала, и я молчал, хотя хотелось задать ей несколько вопросов. На следующий день я ел блины и пил кисель, было вкусно и пасмурно, - озеро было серым и настроение тоже. Если раньше мне запрещали только ходить на озеро, то теперь запретили даже думать о нем, и я  мучился оттого, что нарушаю этот запрет, без особого ущерба для аппетита.
         Когда блины кончились, жизнь потекла также размеренно, как и всегда. Я продолжал думать об озере, смотреть в окошко на воду, похожую на небо, и бездельничать. Родители продолжали опутывать меня запретами и ни разу не сварили мне кисель, хотя мне этого очень хотелось.
         Это было очень давно, и осознание собственной испорченности уже не доставляет тех страданий, хотя и сейчас неловко вспоминать, что запрет все ж таки был нарушен, - я сходил на озеро, когда родителей не было дома, а была старая бабушка, следящая с балкона за тем, как я хожу по двору. Но бабушка была очень старая и уснула , а я пошел на озеро и увидел другой берег с белым, как снег, песком, там не было никаких обрывов как тот, на краю которого я стоял, а вода в озере была голубая, потому что голубым было небо. И я засмотрелся на эту воду и упал в нее, потому что обрыв был скользким. Вблизи вода оказалась не такой голубой, как с обрыва, но, как ни странно, еще больше походила на небо, потому что, как и у неба, у нее не было дна. И я тонул в этом небе. Небо затягивало меня. И я тонул целую вечность. Дома уже съели блины, и выпили весь кисель, а я все тонул, и красавица соседка тонула вместе со мной, и еще многие бездельники вроде меня.
         Немного обидно тонуть, когда тебе всего лишь пять лет, но, с другой стороны, все мои мечты исполнились, а когда все мечты исполняются тонуть легко и совсем не страшно.