Литературный Редактор / Полученные рецензии

Где Париж – и где Пермь

«Я была бы француженкой - обладала б отменным вкусом,
Говорила б с прононсом "тужур", как Одри Тоту,
И любила б носатого ветренного француза,
От которого прёт молодым божоле за версту...
Я любила б фиалки, гуляла бы по Монмартру...
Обаятельной, милой... Да что ж я в Перми-то? Бля...»

              Я была бы француженкой – Сахара

Мой характер – не сахар, живу я в Перми – не в Париже,
Здесь живут пермяки, и зовут их «солёные уши».
Где Париж – и где Пермь? Соликамск-то гораздо к нам ближе.
Где шанель – где шинель?... Да, края наши несколько глуше.

Не француженка я, не «тужур» говорю, а тужурка,
Без прононса, что свойственен Одри Тоту,
И фигура моя – не совсем как у Одри фигурка...
Но от милого всё-таки пахнет вином за версту.

Рву ромашки, они заменяют отлично фиалки,
Заменяет поэзия мне променад на Монмартр.
Сочиненье стихов благотворно для провинциалки:
VIP-персоной я стала на сайте, где нет графома...

http://www.grafomanam.net/poem/313386

  Музей Памяти

           
Забравшись с головой под одеяло
мой город спит, забывшись до утра.
И для меня опять пора настала  
зайти в музей.
                       Сегодня, как вчера
по сонной тишине просторов гулких
брожу под цокот пульса каблуков.
А стенды разделяют переулки
на «до» и «после».
                        Робость поборов
я подхожу к знакомым экспонатам,
когда-то бывшим сутью бытия.
Одни – забытые, чему я  рада,
Другие – и поныне – боль моя.
Такие давние, но – близкие такие
ушедшие, оставленные мной -
родимый дом и все мои родные...
Прижаться бы, дотронуться рукой...
Но надпись со стены вещает строго,
что неприкосновенен экспонат.
Понятно, что нельзя руками трогать.
Мне остаётся лишь тоскливый взгляд.
Витрины «вещих» снов – в тумане пыли.
Напрасные посулы... Всё – не так.    
Печальный ряд  затраченных усилий,  
приведших  в никогда и не туда.
Найду из зала маленькую дверку.
Она ведёт в запасник, что же там?
Там – детство, юность. Снизу и до верха
засунуты, как устаревший хлам.
За грудой детских игр и первых вздохов
есть важный  шкаф, хранящий  раритет,
ведь в нём сокрыта  целая эпоха -
любви забытой призрачный скелет.
Которая могла... Но – не сложилось.
Которая была! Но не сбылась.
И я парю, забыв свою бескрылость -
У памяти – особенная  власть.

Извините, не уложилась в 28, а кромсать - жалко. Пусть будет вне конкурса.

Когда-то время здесь застыло
http://www.grafomanam.net/poem/313371
Погасли свечи и окончен бал, вернулось всё к истокам,
И снова пуст Концертный зал, готовится к людей потокам.
Врач музыкант студент турист, любуются, какое здесь убранство!
Рабочий служащий и программист, оценивают праздность и богатство.
Лениво щелкая на камере затвор, они несутся сквозь поток людской
Налево, прямо, влево, в коридор, на память фото у дворца с собой…
Им столько мест сегодня надо посетить, и соскочить нельзя, оплачена программа,
Хотя б до вечера музей сей не забыть, и то, какая связана с ним драма.
А где автобус, группа и экскурсовод? А, вон они, ой мама, слава тебе Боже…
А сувенирчик, сколько стоит этот вот? Серьёзно? У Авроры он в разы дороже!
День изо дня, за годом год, особенно в период белой ночи,
Проносится по экспозициям народ, без интереса, как бы, между прочим.
И только ночью, когда стихнет гул, когда утихнут страсти и заботы,
Хозяйничать начнёт пушистый караул, и нет ответственнее здесь работы.
Они на службе уже много лет, и повидали здесь не мало,
И не один хранят они  секрет, ночной секрет торжественного зала.
Когда живых людей в округе нет, становится здесь всё, как было,
По залу вспыхивает яркий свет, однажды время тут застыло.
Оркестр, вальс, великолепный бал и знатные особы в пышных платьях,
Как никогда наполнен жизнью зал, всё в точности как у людей в преданьях.
Здесь роскошь, блеск и торжество, здесь то, что мы утратили навечно,
Коты лишь видят это волшебство, но и оно здесь скоротечно.
Здесь праздник будет до утра, и вмиг исчезнут все аристократы,
Вернётся ночью только эта пестрота, по праву им принадлежат сии пенаты.
И вновь погасли свечи и окончен бал, вернулось всё к привычным нам истокам,
И снова пуст Георгиевский зал, готовясь вновь к носящимся людским потокам…

- Вот, сейчас, в последней фазе
Будет хохолок в экстазе.
- Слушай, хлопец дорогой,
не шали внизу рукой.

Мефистофель
http://www.grafomanam.net/poem/313327
В чужих дворцах, где поселилось время -
Живой портал с отсутствием границ.
В торжественность картинной галереи
Сквозь строй знакомых незнакомых лиц
Иду. Шаги ровней и сердце глуше.
Как свет сквозь шёлк "маркиз" рассеян взгляд.
Тоскливые музейные старушки
С ладонями папирусными... Спят…
«Московский дворик», рядом – Мефистофель.
Ну, здравствуй! Вот и встретились, я здесь.
Недвижен мрамор, сух знакомый профиль,
Немой вопрос застыл… Мне пусто, бес!
Печальный мир надеждами разрушен,
На смену чувства претендует быт.
Несла сюда растрёпанную душу.
Продать? Зачем? Пожалуй, подарить
Тому, кто вдоволь насладиться жизнью
Давно не может, злобою клеймен.
Сутулость плеч,  поникшие ключицы,
Но взгляд  - безумца перед алтарём.
Мой бедный бес, я вижу - ты болеешь:
Ты слишком бледен, холоден и гол.
Уйду, в плечо поплакаться не смея.
- Пойдем со мной!
Он вздрогнул.
И пошёл.

*** Дело было в Русском музее. Слова "музей", впрочем, здесь нет, только "музейные".
Если не подойдёт, пусть будет вне конкурса.

Херсонес
http://www.grafomanam.net/poem/272133

Я видел свет над бухтой Карантинной
и приближался, трогал свет руками –
он тёплый и шершавый, как картина,
где щурится на солнце старый камень…

Свет одряхлел, пропали капители,
и хоть стоически он держит ордер,
над ним сгущаются зловеще тени…
То – легионы римлян, гуннов орды,
купцы из Генуи, менялы Яффы,
опальный папа, галльские мортиры,
помёт смертельный чёрных птиц люфтваффе –
все, все хотели свет затмить – от мира…  

Здесь злыми вихрями сносило башни,
глазницы окон засыпало пылью,
и пылью стало всё, что было важным…
Но к небесам античность воспарила.
Укачивает горечь Понт Эвксинский,
просолены волной и быль, и небыль,
тысячелетья – в крохотной песчинке…
А колоннада стойко держит небо.

Я вижу свет над бухтой Карантинной,
иду – и ощущаю свет руками:
он тёплый и шершавый, как картина…
И щурится на солнце добрый камень.

Петербуржцу

http://www.grafomanam.net/poem/313306

Ты в городе каменном, я - в зеленом.
Ты в городе стынущем, я – в шуршащем.
Ты пьешь, заблудившийся в трех колоннах,
Из мраморной чаши, а я  - из чащи.

Чеканка дождя на листе широком,
Пушистая кисточка серой белки.
Ты чертишь влюленно леса барокко
На выцветшей линии или стрелке.

Щебечут ли птицы в твоем музее?
Встречают ли солнце твои атланты?
Ты видел в кленовой моей аллее
Оленей, танцующих на пуантах?

Эх, надоело все до чертиков,
таскать её - сплошная мука!
Вчера поела, видно, тортика.
Убил бы, но нельзя - супруга!

Ну,  сколько раз ей говорила тренер:
«Не ешь ты бутерброды и пельмени!»