Литературный Редактор / Полученные рецензии

На этом языке нечеловечьем
Написаны сонеты и законы.
Мы вязнем в голубиной хрупкой речи –
Приманке для доверчивых влюбленных.

Фарфорово, жеманно, леденцово,
Придумано для севрских статуэток,
Туманное картавое не-слово
Качает горбоносым силуэтом,

Касается горячей нежной кожей,
Зовет виолой, лютней, мандолиной...
Как странно, что они на нас похожи –
Все эти люди с горлом голубиным,

Погрязшие в заботах и расчетах,
Спешащие на ужины и встречи,
Что в языке для птичьих перелетов
Французский язык.

Но чудится особая осанка,
Мерещится мерцание вуали...
Картаво и протяжно – парижанка,
Гортанно и хрустально – пасторали.

Молочны небеса и камни сизы,
И бег времен сменяется скольженьем,
И хочется виконта и маркизы,
Воркующих до головокруженья.

а воздух пах цветами и винцом;
день целился и бил прямой наводкой;
графиня с перекошенным лицом
жевала стейк и запивала водкой.

К полудню я был с городом "на ты",
уплёл "тартар", заел его "фромажем"
и видел,как парижские коты
хвостами день вымазывают сажей.

А вечером, сбежав из Мулен-Руж,
бродил по улочкам и улыбался криво,
рассматривая эйфеля иглу,
как сублимат мужского позитива.

В отеле "Byron" из мансарды
Как на ладони весь Париж:
Плющом увитые фасады,
Линейки улиц, скаты крыш.

На окнах – вечера румяна
Горят по-летнему пестро.
Летит мелодия Леграна
Из полутемного бистро.

Застыв в иллюзии нечеткой
На фоне розовой зари,
Звучат магическою ноткой
Времен Вольтера фонари.

Из окон старого отеля
Глядит туристка на пейзаж.
Приняв иллюзию на веру,
Берет блокнот и карандаш;

Рисует улиц перспективу,
Отель – с поправкой на века –
Зубчатым замком над обрывом,
Где флюгер в виде петуха.

Мой Париж

Мой яркий праздник, задушевный вечер,
Ленивый голубь, быстрокрылый стриж.
Ты романтичен, фееричен, вечен,
Порочен и беспечен, мой Париж.

Кокетливый, роскошный и убогий,
Жемчужно-сер и золотисто-рыж,
Фривольный шут, картезианец строгий,
Торжественный, божественный Париж.

И на прощальном, маленьком причале,
Сорвавшись в небо с черепичных крыш,
Смахну с крыла счастливые печали
К твоим ногам, мой радостный Париж.

Любовь мне снилась к женщине одной -
Она была известной поэтессой.
Бомонд её любил, ругала пресса.
Нас отнесло от Родины волной...

Мы шлялись по кофейням, кабакам,
Дождю и солнцу словно дети рады.
У ветхой домольеровской ограды
Галдели и мешали рыбакам.

Сквозь шторы допотопного окна
Шопеновские слушали экспромты,
Смотрели в зоопарке мастодонтов,
Спасали пожирателя огня.

Она смеялась россказням моим,
Как мы её зубрили в сельской школе,
В фонтане удивлялась пепси-коле,
И нюхала цветочный кокаин.

Её же, очень ранние стихи
Читал ей по распахнутой ладони.
Молчала зачарованно Ротонда
И плакали гуляки-остряки.

...
Уже пробил отсчитанный мне час,
Так туфельки теряют синдереллы,
Но прочны купидоновые стрелы,
Надолго застревающие в нас.

В тот час шагают вместе смерть и сон,
Я сбился с предназначенного курса.
Мне сжало сердце, я же... не проснулся.
‘...Ах, вот и ты! Шампанского, гарсон!’

http://www.grafomanam.net/poem/220633

А Мария была парижанка
С комнатушкой на рю Сен-Дени.
И Мария была куртизанкой,
И знавала хорошие  дни.

А бывало частенько, и  франка
Не давал даже пьяный матрос.
Но Мария была парижанка,
И не вешала попусту нос.

Нет чулок, и вся жизнь наизнанку.
Но не меркнет цвет рыжих волос.
Потому что она – парижанка!
И не тратит бессмысленно слёз.

Со своею хромой  обезьянкой,
В конуре на шестом этаже,
С блеском носит, Мари парижанка,
Королевскую гордость в душе.

Под утро был Париж, как старый франт -
Красив и молод, крайне лаконичен,
И с двойником зеркальным ироничен,
Но, лести отраженья всё же рад.
А я всё думал: кто же мой кумир
/pas tout а fait/ Руссо или Россетти?
И что на карте призрачной отметить,
Чтоб путь держать, не сбившись на ампир.
Тугая гроздь роскошного Merlot
В моём бокале билась, словно сердце,
/просилась рифма - терция иль скерцо,
Чтоб стих наполнить музыкой легко/.
И, вглядываясь молча в Сен-Дени
/Ты всё же франт - красив и лаконичен/
Я понял суть - изящный ряд обличий
В себя вобрали улицы твои.
Здесь жизнь легка, Булонский близок лес -
И жить, и жить... и умереть в Париже.
Но вот, боюсь, что в Петербурге ближе
Мне старый Бог мой, да и старый бес.
Рas tout а fait (фр.) - не совсем так