Первый Конкурсный Проект / Полученные рецензии

…Он был одинок и привязан к стене пуповиной шнура,
Стоял на столе, иногда дребезжал, но всегда не без повода,
Он ждал и надеялся голос услышать, ведь он умирал
Без милой вибрации, нежной идущей по тонкому проводу.

…Хозяин его, обожающий блюз, молодой человек,
Любил покупать раритетные вещи, в растянутом свитере
Ходил по квартире, лелея в душе девятнадцатый век,
Не думал о будущем, тихо старел, никому не завидовал.

…Она не придет, никогда не вернется, он помнил её –
И запах волос, и движения рук, и на платье горошины.
«Я буду звонить,
я когда-нибудь буду…», - враньё.
Седые виски - паутиной забвения диск припорошило.

Он верил и ждал, вот отступит зима, пробужденья черед,
Хозяин очнется, как местный проток ото льда просыпается,
Потянется к трубке, немного помедлит, А-ОН- наберет
Заветные цифры, которые были потеряны в памяти.

Нахлынет весна, и затопит квартиру задорная трель,
Внутри у него задрожат конденсаторы, поле магнитное
Притянет любимую с именем бога-создателя – Белль,
Умрет одиночество, сшитое ссорой, как белыми нитками.

Монисто

Позабыла... Почти позабыла,
Как держал это сердце в ладонях,
Как дрожащею осенью стылой
Наши серые в яблоках кони

Рядом шли... Не скрипела подпруга,
Но монисто бренчало не к месту.
Я была беспечальной подругой,
Я была безупречной невестой.

И невесть бы откуда им взяться,
Но догнали - по звону, по следу
Разудалые добрые братцы,
Я рыдала: "Умру! Не уеду!"

Но одними глазами: "Так надо"...
И орла заменили на решку.
Так и замерло сердце от взгляда
И осталось навек замеревшим.

...и не тянут в монистах монеты,
И не манит побег - я бескрыла.
Берег мой - оберег мой заветный,
Позабыла...
                    почти
                                   позабыла...

V

„Небо самой чистой пробы (послезимней) сделал выше...
Вот и кончились сугробы, из воды сухими вышли.“
-----------------------------------------------------------------------------

http://www.grafomanov.net/poems/view_poem/134300/

„В году, в котором мало январей,
Растает снег по каплям, как и год...“

-----------------------------------------------------------------------------

http://www.grafomanov.net/poems/view_poem/171388/

Вода нас делала кривыми,
теряла нас в рябинках пёстрых,
и будто не было прививки,
что нас могла б спасти от оспы.

-----------------------------------------------------------------------------
http://www.grafomanov.net/poems/view_poem/173220/

„………………………………………………………………Не светят зори
В том месте, где малиновый закат так воспалённо жгуч, как вирус кори.“
----------------------------------------------------------------------------------------
http://www.grafomanov.net/poems/view_poem/207350/

„Мудрые мысли и глупые, злые, нелепые,
Те что порхают, почти не касаясь ума,
Шляпой не ловятся, не застревают в берете, и
Даже антенна зонта их не в силах поймать.“
----------------------------------------------------------------------------------------

Андрей Хаданович
http://magazines.russ.ru/authors/h/hadanovich/

Ложные друзья переводчика

Он верил в Деда-Мороза, она — в похищенье Европы,
его родители — в коммунизм, ее — в гороскопы.
Он — февральская Рыба, она — июльский Рак,
ее предки терпели его на первых порах.

Они были яйцеголовой элитой:
папа — юрист, мама — просто мегера.
Кавалеру их дочери было восемь лет с половиной.
Все его звали Гоша, она называла — Гера.

Она была вундеркинд, знала какие-то крохи
латинского. “Carpe diem, Гера! Переведешь из Горация?”
Он ощипал отрывной календарь. После стоял на горохе:
отец тогда не попал на поезд, а рука у отца горячая.

Через десять лет он встретил ее: пляжный сезон, Юрмала.
Увидел — бросился в море. Она от него юркнула.
Она кричала: “Тону!”, а он: “Не утонешь, пончик!” —
и переводил ее с волны на волну, как опытный переводчик.

Она ему: “Што ты робіш?”, он в ответ: “То и делаю!” —
и целовал ее в Балтийское море, все как положено.
Потом шутил, что выше ее на целую
голову. А она ему: “Голову? Ты ж на нее — отмороженный!”

Ее отец сказал ему: “Сам уйдешь — или гнать пинками?”
А он в ответ: “Carpe diem! Это Гораций Флакк.
Вы шьете мне дело стежками, я вам — стишками”.
И хлопнул дверью — так, что сломал косяк.

Ее мать рыдала на кухне, обрабатывая дочку,
восемь часов подряд, не убавляя звук:
“Доча, если хочешь учиться на переводчика,
учись, только запомни, Гера — твой ложный друг!

Хочешь на переводчика — меньше всякой поэзии!
Хочешь в Лингвистический — дружи с головой!”
Ночью ей приснилось, что голову ему отрезали,
и она с ней общалась, как будто с живой,
любовалась улыбкой с беларусьфильмовским прикусом,
и закопала в горшке с маминым фикусом.

Один назовет это сказкой или мистикой,
другой скажет: “Мир — театр, что начинается с вешалки”.
Сегодня она работает высокооплачиваемой синхронисткой.
Он сидит у нее на шее и переводит стишки.

Баллада о тридцать восьмом троллейбусе

Тридцать восьмой троллейбус зажигает свои бортовые огни:
нечего делать на остановке — что мы стоим, как пни?

Полеты зимой? Никогда. Ясно и ворону.
Но у водителя звезды в глазах светят уже во все стороны.

Погода шепчет — нелетная, правды и в крыльях нет,
и светофор заикается, включая свой красный свет.

“Красная Маска Смерти”, — сказал бы тут Эдгар По.
Но тридцать восьмой троллейбус не пойдет сегодня в депо.

У зевак под зимними шапками волосы дыбом встают,
когда тридцать восьмой покидает наш ледяной приют.

Как от вальса, головы кружатся у пассажиров и их дам.
“Троллейбус летит на небо. Следующая остановка — там…

Не забывайте оплачивать, — слышится, как пароль, —
на воздушной линии сегодня работает контроль…

Не отвлекайте водителя, набирающего высоту.
Убедительно просим держать леденец во рту.

Не компостируйте талоны, если есть проездной билет.
Уступайте ангелам пожилого возраста — правды и в крыльях
нет.

Бизнес-класс для пассажиров с детьми и инвали…”
Больше объявлений с неба не доносится до земли…

Троллейбус летит вверху, внизу летит его тень.
Небесный диспетчер сбился со счета:
тридцать восьмой троллейбус за день!

      * * *

сны о потерянном времени приходят без вариантов
дятел стучит по дереву — знай о своей судьбе
в этом мире все больше и больше качественного антиквариата
и все меньше и меньше места некачественному тебе

но есть еще солнце анфас и месяца желтый профиль
и лирики-дилетанты и делирики-профи
и броуновское движение от вечных прух и непрух
на ощупь к палаткам подружек и просто подруг

отряды новых писателей все перепишут начисто
высокопарные парни с рифмами парными
и новый плохой поэт родится под знаком качества
чтоб антикварные опусы стали когда-нибудь кварными

переводчик Игорь Белов

Участники блица (в алфавитном порядке):

Валерий Носуленко
Виктория Дворецкая (Элеонора Счастливая)
Ирина Корнетова
Марина Иванова
Михаил Кульков
Анонимный автор

Победители определяются открытым голосованием участников и читателей под этой рецензией. В шорт-листе необходимо указывать как минимум номер анонимного автора.
Шорт-листы от неизвестных читателей, не имеющих статуса, не принимаются.

При желании можно пометить одно стихотворение в своем шорт-листе как «лучшее» (1 место). Ему будет засчитано 2 балла. Всем остальным стихам в шорте участника, читателя и ведущего начисляется 1 балл.
Каждому экспромту проголосовавшего участника автоматически добавляется по 1 баллу.
Голосование за себя не засчитывается.

Максимум в шорт-листе – 2.

Голосование продлится до 19-00 по времени сайта (20-00 по Москве) 3 июня.

1. так и надо

это будет недобрая сказка, но лучше правды, чего ты морщишься.
правда пахнет парадной после ухода уборщицы.
это будет сказка, она никогда не кончится, я не хочу обратно –

туда, где на кухнях пляшет и прячется синий газ,
туда, где в любые будни по мокрым шоссе на исходе ночи
бегают в белых кроссовках, с собаками, парами, поодиночке,
торопятся на работу, не открывая глаз,
курят, складывают зонты и кутаются в пальто
бывшие ангелы.
ныне – не знаю, кто.
туда, где никто не дышит – затем, что не знает, как.
Боже, сыграй один, я твой лучший зритель!
дай мне последний звонок, подари мне знак, я хочу увидеть,

как вечером со стороны реки в тяжелую стынь двора
выходят зеркальщики, часовщики и кукольных дел мастера;
выходят, встают, и смыкают круг, и движутся посолонь;
как с их беспокойных горячих рук стекает живой огонь…
и жить – покуда несут огни под окнами вдоль мостовых.
никто не видит их – но они бессмертнее всех живых.

чем тебе дышится вечером, как тебе верится,
когда ты чуешь, ладонью прижав висок,
как под кожей крутится страшная божья мельница,
резное латунное колесо;
и тот, изнутри, кто будто бы враг,
шепчет: гляди, ты достоин ада,
все это теперь твое, так тебе и надо…

он прав.
мне надо именно так.

2. вода

теперь гляди, какой стеклянный март,
окликнешь - все равно не отзовется:
кто очарован, тот не виноват;
а завтра солнце
перетечет из мартовской слюды
слежавшейся, нетронутой, нетленной,
в сквозное одиночество воды,
стоящей по колено.
и руки врозь, и небо пополам,
и завтра нехорошая погода -
вода, вода, прильнувшая к стволам,
и корни, утекающие в воду.
под ними молодой придонный ил,
над ними свет летает снежной солью,
так осторожен, будто сделал больно.
так равнодушен, будто разлюбил.

3. дом а потом дым

в жаркую землю летом толкались посохи,
звезды текли дорогами птичьих стай.
долго ходил по болоту как посуху?
а вот теперь - летай!
жди на пустых полях голубых проталин,
в небе всю зиму темно - не видать ни зги.
знаешь, как сделать, чтобы твой дом летал?
сожги.

спрятано под снегами, а до сих пор болит,
сажей рисует по белому пройденную версту.
летом мещерские девочки щурились в выгоревший зенит,
и были глаза их - как ягоды, прозрачные на свету.
ветер одних загонял под крыши, другим - пел,
нес над кронами и над кровлями красный горячий сон.
в нежилых домах по углам собирался пепел,
в уголках глаз - соль.

что отжило - засыпано этой солью,
не стирать белья, со стола не сметать крох -
не поет вода, никого не хранит осока,
никого не ловит за щиколотки мокрый мох.
все равно зима, над землей долго стоят льды.
по утрам так сонно, не разлепить век.
это был дом.
дом, а потом дым.
а потом снег.

4. который построил дом

пальцы разжать за шаг до знакомой двери,
выпустить и смотреть, как берет вода -
лучше бы так,
чем носить на плечах оловянные перья,
деревянные спицы,
стеклянные города.

встать поперек огня и навек обжечься,
подлечиться и жить
в своем никогда-нигде -
лучше, чем быть дурацким английским джеком:
в волосах побелка, в котомке кило гвоздей.

чтобы без спросу гости - и чтобы на них не злиться:
чтобы стелить им постели и наливать вина,
чтобы всю ночь стирать с них чужие лица
и писать на ладонях прежние имена.

будет долгая ночь, а когда ты отсюда выйдешь,
знаешь, что я тебе отдам?
подожди до рассвета и сам увидишь:
открываешь окно - а там
в небеса глядят оттаявшие колодцы,
шевелят ресницами из глубины земли.
переходи небо.
перекати-солнце.
посторожи меня ночью.
мало ли.

5. perfectum

никуда не надо, постой, остынь,
что ж тебе не терпится - руку в реку?
на земле прекрасно: весна, латынь,
мокрые газоны, фонарь, аптека.

потому-то здесь так спокойно быть,
проплывать украдкой в зеленый полдень,
где стоит студенческий хрупкий быт,
нерушим и нежен, как дом господень.

потому что и этот случайный дом
отлетит с земли невесомым паром.
потому что чудо всегда - потом,
а сегодня дождь и четыре пары.

хорошо бы - майская суета,
чтобы лоб горячий к прохладной парте,
чтобы снились сумрачные места,
до сих пор невидимые на картах,

чтобы горький дым и плохая связь,
чтобы в небо глянуть - а небо рядом.
заблудиться заживо и пропасть -
и пускай меня не найдут, не надо.

будто разрисованное стекло -
держишь и не дышишь: не расколоть бы.
а иначе все, что цвело, жило
обрастет чернильной латинской плотью,

ускользнет, как ветер по волосам,
желтое, зеленое, голубое...
говорят про добрые чудеса -
мне не надо добрых. сойдет любое.

"Веселое выражение лица постепенно отражается и на внутреннем мире" И.Кант

Экспы - как обычно,  мне в личку на эту страницу, и только если будет зависать сайт - на e-mail: blitz-pkp@yandex.ru
Всех участников приду повешу в специально отведенной реце ровно в 21.00:)
Удачи:)

   Мальчик играет, конечно, в мячик, мальчик от девочек мячик прячет, если найдут эти дуры мячик, бросят в соседский терновый куст. Мальчик ушёл далеко от дома, местность не очень-то и знакома, но по неписанному закону думает мальчик: «Сейчас вернусь». Мячик цветной и живой почти что, праздник для радостного мальчишки, в первом составе у «Боавишты» или, на крайность, у «Спартака». Гол — аплодируют все трибуны, гол — и ревёт стадион безумно, уно моменто, всего лишь уно, слава настолько уже близка. Воображенье ему рисует: все вратари перед ним пасуют, он переигрывает вчистую всех Канисаресов на земле. Он — нападающий от рожденья, через защиту промчавшись тенью, сеет в соперниках он смятенье, кубки красуются на столе. Мяч улетает куда-то дальше, через дорогу, пожалуй, даже. В следующий раз-то он не промажет, хитрый кручёный — его секрет. Мальчик бежит за мячом вприпрыжку, не замечая машину, слишком быстро летящую на мальчишку. В этот момент замирает вре...

   Мама готовит обед на кухне, рыбе два дня: не сварить — протухнет, после, закончив, устало рухнет, будет смотреть по ТВ кино. Пахнет едой и чуть-чуть духами, пульт управления под руками, что по другой, например, программе, тоже какое-то «Мимино». Рыба всё варится, время длится, ночью без мужа давно не спится, хочется днём на часок забыться, чтобы ни звука и темнота, только никак, ни секунды больше, нужно успеть на работу, боже, строже к себе — да куда уж строже, слышите, это я вам, куда? Ночью — сиделкой, а днём — на баре, маму любая работа старит, тут о каком уж мечтать загаре, губы накрасить — минута есть. В маму внезапно стреляет током, что-то сынишка гуляет долго, в ней просыпается чувство долга, тяжек, поди, материнский крест. Мама выходит, подъезд свободен, улица тоже пустует вроде, мама кричит, мол, ты где, Володя, быстро темнеет в пустом дворе. Мамы ведь чувствуют, где их дети: что-то не так, это чует сердце, что-то не то, ощущенье смерти. В этот момент застывает вре...

   Виктор сегодня почти доволен, утром пришло sms от Оли, Оля свободна: в бистро, в кино ли, это неважно, но мы пойдём. Виктор влюблён, как мальчишка глупый, зеркалу поутру скалит зубы, носит букеты размером с клумбу, ждёт у окна её под дождём. Виктор на съёмной живёт квартире, классно стреляет в соседнем тире, Виктору двадцать, кажись, четыре, молод, подтянут, вполне умён. Вот, на неделе купил машину, планы на отпуск теперь большие, ехать с друзьями в Париж решили, Олю, возможно, с собой возьмём. Радио бьёт танцевальный ритм, Виктор пьёт пиво с довольным видом, надо себя ограничить литром: всё-таки ехать потом домой. Друг говорит: погоди, останься, скоро начнутся такие танцы, Оля заждётся, поеду, братцы. «Оля, — смеются, — о боже мой!» Виктор садится за руль нетрезвым, скорость он любит, признаться честно, медленно ехать — неинтересно, если ты быстр — то ты в игре. Виктор себя ощущает мачо, красный мустанг по дороге скачет, тут выбегает на трассу мальчик. В этот момент замирает вре...

   Время застыло и стало магмой, патокой, мёдом и кашей манной, чем-то таким безусловно странным, вязко-текучим, пустым на вкус. Время расселось в удобном кресле, время не знает «когда» и «если», так как все эти «когда» и «если» пахнут не лучше, чем старый скунс. Если мальчишка не бросит мячик, мячик, естественно, не ускачет, мама, естественно, не заплачет, так, отругает, и это всё. Если водитель не выпьет пива, Оля не будет слегка игрива, сложится паззл вполне красиво: жулик наказан, Малыш спасён. Время не знает, на что решиться, вроде не хочется быть убийцей, только надолго остановиться — это неправильно, сто пудов. Там ведь немного, не больше метра, хуже для паузы нет момента, тут уж какие эксперименты, чуть с поводка — и уже готов.

   Здравствуйте, дети. Себя устроив в шкуре любого из трёх героев, пишем об этом красивым строем, на сочинение — полчаса. Пишем, пожалуйста, аккуратно, буквы желательно, чтобы рядно, почерк красиво, легко, нарядно, так, чтобы радовались глаза. Мальчик застыл в двух шагах от смерти, Виктор не видит его — поверьте, маме — бумажка в простом конверте, пишем об этом сквозь «не могу». Пишем о том, что ни дня покоя, пишем о том, что мы все — изгои.

   Если рискнёшь написать другое — я у тебя в долгу.