Тур -81: "Надежды маленький оркестрик" (конкурс завершен)

Бессердечно поздравить любимую с бёздеем – ну не цинично ли?
Небесспорно, коль сердце (в сердцах ли?) под койкой гостиничной брошено.
Вот уж любит без памяти – хоть и гангреной изъедено. Спичками
Пальцы нервно (наверно, неверно) любимые контуры сложат, но

Той столешнице липовой по лиху – лики ли, крестики-нолики.
И до лампочки тумбочке бред весь, что шепчется в клеточки пледовы.
Но пострел-домовёнок причухал – он чует, где роли, где ролики.
Он реалити ценит почище обмылков сюжетных по «Первому».

Как он ждал эпизод с этим мачо, что в марте ещё обесценился!
Ах, каков крупный план: вот с похмельною дрожью к мобильнику
Потянулась ладонь. Да на кнопку попасть бы. Включился. Прицелился.
Два звонка в нитуда. Но не сбросила Прелесть: «Алё!». Подзатыльником

Нотка прошлого счастья смела весь запас пожеланий банальностей.
Нитка пошлого – странно? – но в умностях строк их (романа ли?) повести.
Там хрусталь затостило. «Удачи, короче…», – и что-то без крайностей.
Он сказал бы «люблю». Не к столу. Это – крик между «честно» и «совестно».

Не до крика. До кашля, до слёз разговора саднит послевкусие.
Он в любовь не играл, только вот проиграл все кому-то. Так вляпаться…
Спать устал. Домовёнок достал. В этом зрителе самое сучье –
Ни воды поднести, ни помочь прикурить – и не сдвинется, задница!

Домовята в гостиницах – не для услуг. Их забота – вести наблюдения.
Вот лицо (да лица ж на нем нет), вот бескровные губы надеются
На затяжку, рюмашку. В глазах – плюс один, минус пять самомнения
И улыбка её. Перспектива – забыться и сдохнуть. Успеется?..

Смерть не слишком спешит в эпатажи страстей, лжестерильность постельного.
Он, похоже, ещё поживёт, а пока же – запился, отбабился.
Только сердце оттельно лежит и лелеет надежду последнюю:
Именинница вдруг в эту срань от гостей убежит... и расплачется.


P.S.
Вот и титры. Устал домовёнок, шатаясь, уходит с задания.
Он шарашится то по пустым номерам, то по души порожние.
Домовёночья миссия тютится в тютельку, ежели в здании
От распятия – шаг до распития, от божества – до убожества.

Мы тебя отпевали всю ночь, безотрадно рыдали,
Погребли глубоко под жестокой сырою землёй.
Я уехал за тысячи миль в непролазные дали,
БездушЕнной коростой оброс, как дракон чешуёй.

И ни время, ни толща земли, ни моря-океаны
Не затмили тебя, ты как призрак брела по пятам.
И теснил всех других, и впечатывал зло и упрямо
Нестареющий образ, с отметиной чёрной: 'Беда'.

...
Тень мелькнула в окне, отозвалась на имя 'Надежда',
Словно роспись разрушенных стен из былых византий
В тусклой раме оконной возникла иконой и нежно
Мне сказала: 'Открой же мне дверь! Дай, родимый, войти!'

8 февраля 2011

Фото Сергея Тышковца.

                                        Но это у нашей зоны была серая форма.
                                        У большинства зэков – чёрная.
                                        Им-то на что надеяться? Разве только – на нас с вами.
                                        (И. Ратушинская*, «Серый — цвет надежды»)

Лёгкий дорожный паёк: полбуханки да сельдь –
Лёгкое тело и лёгкий мешок за плечами.
Хлеб – хорошо, а селёдку не стоит и есть:
Не принесут ни воды, ни, тем более, чая.

Серый рассвет по-предательски сводит с ума –
Нудно скребётся в окно надоедливой мышью.
Выпала доля такая: тюрьма и сума.
Всё, что имела – теперь в категории «бывший».

Ненависть – спутник плохой – выгораешь быстрей,
Зря переводишь кипением душу и силы.
Серые лица размножатся серостью дней,
Небо отсыплет последних щедрот на могилы…

***************

Выжила – вырвала жизнь из застенков глухих –
Мир оказался не глух, открывая объятья.
Ей повезло, что любила людей и стихи
И что не чёрное – серое выдали платье…

*Ирина Борисовна Ратушинская – российская поэтесса и писательница.
3 марта 1983 осуждена по статье 62 УК УССР за антисоветскую деятельность, приговорена к 7 годам лишения свободы. Годы, проведённые в женской колонии строгого режима для «особо опасных государственных преступников» в Мордовии, описаны в автобиографической книге «Серый — цвет надежды».

Любовь была весёлой и крылатой,
Манила ввысь, захватывала в плен,
Но, вдруг, на крыльях унеслась куда-то
В другую параллель.
А между тем
Оставила надежду на свидание,
Писала письма, заставляла ждать,
Всё улеглось по-тихому,  с годами.
И вдруг  - "землетрясение"!
Опять
Знакомый голос в трубке телефонной
Привет? - Привет!
Ах, сколько зим и лет!
Нашлась! Нашёлся!
Но опять - препоны:
Сегодня есть, вчера,
а завтра - нет.
В сердцах недолги были фейерверки:
Рассыпались на тысячи огней...
И только мысли путь привычно верный:
Не забывай и помни обо мне.

Одной надеждой меньше стало…
Такую нужную частицу
Судьба от сердца оторвала,
Любви перечеркнув страницы,
Что так старательно ночами
Листали вместе мы с тобою,
Уже порой не отличая
Восторженность от острой боли,
Вдыхая сочные минуты,
Как аромат духов парижских,
В мгновенье оказавшись близким
Определённому кому-то.

Одной надеждой меньше стало
И мир уменьшился в размерах…
Простор сверкающего зала
Внезапно очертился мелом,
Погасли праздничные свечи,
Слова зависли многоточьем
И день, не окунувшись в вечер,
Мгновенно стал клониться к ночи…
Тоски невероятной жало
Несло печаль и вместе с нею
Заныло сердце, цепенея…

Одной надеждой меньше стало.

"Одной надеждой меньше стало"
Анна Ахматова

*  *  *

Одной надеждой меньше стало,
когда из сумеречных будней
она под вечер, снежно-талый,
к нему вошла, приникла: «Будем…»

Холодной страстью стыд сжигая,
срывая маски и одежды…
безумно близкая, нагая –
шептала в полумраке: «Где ж ты…»

А после – ночь её устало
вздыхала снами Магдалины…
Одной надеждой меньше стало,
и утро, день – всё мимо, мимо…

2012, апрель

Голуби сидят на головах
Островского, Чайковского и Ленина.
Горечь мне почудилась в словах,
Что ты произносишь неуверенно.

Чистят перья голуби свои,
Это терпят молча все великие.
Снова говоришь мне о любви -
Перьями летят слова безликие.

С памятников голуби глядят,
Видно им и слышно все на улице:
Чьи-то дети в скверике галдят,
Парочки решительно целуются.

Голуби сигналят - красный глаз
Отовсюду смотрит светофором.
Голуби давно глядят на нас
С птичьим нескрываемым укором.

Памятникам тоже не забыть
Наших революций и симфоний.
Пьесы оборвалась где-то нить.
Для меня давно ты посторонний.

Только в голове опять стучит,
Как птенец, забытый под стрехою,
Горечь от несбывшихся обид
И надежда снова быть с тобою.

http://www.playcast.ru/view/2556951/7f1677dd287734eca3eeff524e8154de766b0b87pl

........Это было не раз, это будет не раз... 
........                     ©Николай Гумилёв

Это было не раз, это будет не раз...
Угасание свеч самых трепетных глаз
той вселенной по имени МАМА.
И останется сердце, печалью полно.
Расставания вечность познает оно
в миг взросленья... трагический самый...
Кто-то жизнь выдыхает, а кто-то, крича,
о себе сообщает... Господня свеча
вновь затеплится в маленьком тельце.
И однажды малыш загулит-запоёт,
и вселенную МАМОЙ свою назовёт.
Верь! Люби! И молись! И надейся!

Экс на:
http://www.grafomanam.net/poems/view_poem/33049/
__________________________________
Автор фото: Savchenko Julia (c) - http://akushergynekolog.ru/_ld/2/66912081.jpeg

«Надежды юношей питают...»
                                       Глеб Глинка

Мы жили под счастливою звездой,
Дворцы надежды возводили сами,
На жизнь смотрели юными глазами,
Всё – нипочём, пока ты молодой.
Не предаваясь скуке и тоске,
Легко сносили мы любое бремя.
.   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .
Дворцы надежды слизывает Время,
Как волны моря – замки на песке.

Двое.и Любовь
Было всё, как в легенде восточной.
Полюбили они друг друга.
И ждала его она очень,
Но явилась другая подруга.
Колдовством к себе заманила
И у той, что любила, отбила.
Не заметил герой коварства
С наречённой отправился  в странствия.
А принцесса с печалью следила,
Как с другими встречается милый.
Всё ждала его, всё  мечтала,
А потом и мечтать устала.
Отдала себя в руки чужому,
Занялась работой по дому…
Ну а сердце болит- укоряет:
Рыцарь радости, счастья не знает.
Разошлись их пути-дороги.
А Любовь стоит на пороге,
И пеняет им вслед с укоризной:
Со своей что вы сделали жизнью?

Послушной  Венди велено молчать,
Вживаясь в осень странно, обескрыленно,
Плутая между сказками и былями,
О том, как сны тускнеют и горчат.

Как пришивала плачущую тень
К подошвам невзрослеющего мальчика,
Пыльца хранила тонкий запах яблочный
В ладонях потерявшихся детей.

И как, напёрсток выронив в толпе,
Бурлившей непрерывными потоками,
Надеялась, что бродит где-то около
Ребёнок, заблудившийся в себе.

И как ждала, стянув бинтами грудь,
Что вздрогнет ночь от крика петушиного.
Как выгорала кремовым по синему  
Холодных звёзд растёкшаяся ртуть.

А Венди снова учится летать,
Влекомая  распахнутыми окнами,
Вдыхая лето призрачно-далёкое,
На краткий миг повёрнутое вспять.

    
  
  
Вдали от родины – негреющее слово –
Как негр на льду, зелёная ворона,
Стою один, карман полыни полон,
Под однородно серым небосводом.
И - инстинктивно, рефлекторно, без очков,
Наощупь, наугад на минном поле
Движение своё начать готов
Без страха, без сомнения, без боли
Из спячки многодневной по весне
С медведями-волками по соседству.
Не удивлён, что можно жить во сне,
Вином спасаясь от стихийных бедствий.
Всё – вовремя.
Не бойся, не проси
У бога для себя, во тьме ссутулясь,
Беда пришла – избавься и носи
В себе пересечения тех улиц,
Где стычки, стачки, зубы напрокат,
И серые мычащие потоки.
Хозяин ты? даа, зелен виноград,
Надеждой прикрывающий пороки..
На теле шрамы, на душе рубцы.
Скрипят подзаржавевшие суставы.
Всё – вовремя,
Гордитесь, праотцы,
Вот – я – идущий над потоком лавы.
  
  
  
  
  
  

Он счастлив.
Ты же этого хотела!
Моля тайком у всех небесных сил
о том, о чём подумать и не смел он,
прося того, чего он не просил.

Чего ж ты плачешь, глупенькая? По`лно!
Для слёз на свете мало ли причин?
...Задёрнет свой лиловый полог полночь –
заткни фонтан и с нею помолчи.

Противен кофе с привкусом полынным,
не греет плед любимый цвета беж,
и скачут мысли стайкой воробьиной
по голым веткам рухнувших надежд.

Надежд на что? На призрачное «завтра»?
На тайный кратковременный побег?
...Готовь, готовь безрадостный свой завтрак
на две персоны: кошке и себе.

Что, интриганка, взломщица, притвора,
умылась кровью пирровых побед?
Бежит собак некормленая свора
ошмётков грёз отведать на обед.

Не нужен ужин...
Ты доволен, враже?
Молчит и враг, словами не сорит...
И новый день бессмысленно куражит
до новой непрощающей зари.

На стыках дней – ухмылистые хари,
что врут, как ты... как все календари...
Ты пропадом пропала, Мата Хари,
в той девочке с пустынею внутри.

Школьный вечер был в полном разгаре,
Звуки вальса - как звон хрусталя.
Мы с подружками робко стояли,
На мальчишек косясь втихоря.

Ты считался большим "Казановой",
Только я, всё ж надежду тая,
Так мечтала: с мелодией новой
Позовёшь ты на танец меня.

Как хотелось с тобою, любимый,
Закружиться, за плечи обнять!
Только ты почему-то шёл мимо
И другой предлагал танцевать.

От обиды сгущался румянец,
Гнев задорил, мол,быть иль не быть.
И когда заиграл «белый танец»,
Я решилась тебя пригласить.

Отказать ты не смел и послушно
Пару туров со мною прогнал.
Но смотрел на меня равнодушно,
И безрадостным вышел финал.

Чувств моих не хотел ты заметить:
Лучше правда, чем капелька лжи.
Мне ж, к несчастью, мгновения эти
Суждено было помнить всю жизнь:

Как напрасно, откинув притворство,
Я пыталась добиться тепла.
И весь вечер с завидным упорством
Снова «белого танца» ждала.

До сих пор ты ночами мне снишься.
Тот сюжет повторялся не раз:
Школьный вечер и музыка свыше,
Я с тобой и волнующий вальс.

                                       2014

Мне снились дети…
Господи, помилуй!
Улыбчивые, искренние дети.

Отважные своей наивной силой,
С надеждами, что чудо их заметит,
Что каждый здесь получит всё, что хочет,
Что души их для счастья приземлились...

Заснеженной февральской тихой ночью
Мне снились дети… снились…
Только снились.

А рябины моют в лужах ноги,
И густеет грязи темной каша.
Но земля вечерняя, о боги,
Не грустна – наивна и бесстрашна.

Не набухли почки - подождите,
Будет все чудеснее, чем прежде.
И деревья тянут руки-нити
В небо, словно люди, за надеждой.

Низко потолок. Сырой и сладкий
Воздух. И давно привычен насморк.
Даже если что-то не в порядке,
То, наверно, тоже не напрасно.

Не до звезд… Но будто бы свеченье
Где-то между туч и крышей мира.
Нет земли прекраснее вечерней,
Если ты саму себя простила,

И народу в храме было мало,
И ты вышла, зонт не открывая,
И с любимой музыкой совпала
Тишины мелодия живая,

И невольно попадая в ноты,
Повторяя шепот у престола,
Вторила в согласии с природой:
«Господи, скажи мне только слово».

Избирательна фортуна...
С долей лёгкого цинизма
Проплывает жизни шхуна
От рождения до тризны.
Лишь в мечтах, на дальнем плане,
Нами выстроены вехи.
Еле вИдны, как в тумане,
Наши главные успехи.
И восторженные мысли
Естеством своим пленяют,
Но бывает, что подкисли,
Абсолют не догоняют.
До поры судьбу прощаем,
Если шхуны капитаны.
Жаль, что редко воплощаем
Дорогие сердцу планы.

Что, сестричка моя, надежда,
Нелегко прорастать тебе
Сквозь валежник мечтаний прежних,
Щедро отданных в дар судьбе?

Что ж, душа, в уголках укромных
Ты хранишь свой ненужный клад?
И сомнений густые кроны
Всё лелеешь, идя назад

По тропинкам былых иллюзий,
По обочине давних бед,
Разрубить не пытаясь узел
Перепутанных прошлых лет…

Тише, боль моя… мы ль не квиты?
Ветер пестует тишину…
И расплавленным лазуритом
Слёзы лунные – по окну…

Ты, надежда моя, не бойся,
Ты тихонько тянись к звезде…
Есть у жизни такое свойство -
Птицу Счастья держать в узде -

Словно это не птица вовсе,
А упрямый стальной Дракон…
Только нить волшебства не рвётся,
И сильнее иной закон:

У любви не бывает правил –
Всё сметёт на своём пути…
Пусть ожоги огонь оставил…
Ты, надежда моя, расти!

Её надежды были тайною,

А вера в жизнь всегда светла…

На островок необитаемый

Любовь на крыльях принесла.

Он свой визит у Бога вымолил,

Зарёю, ограничив срок.

Небесному, земному сыну ли,

Но отказать Отец не мог…

Катились звёзды, в море падали,

И ночь была светлее дня.

А им, обоим, много надо ли?

Быть рядом, целый мир обняв…

Над тёмно-голубой лагуною

Слова и слёзы, смехи плач…

А две луны бочками лунными

Толкались, как играя в мяч…

Когда лучи светила раннего

Коснулись краешка земли,

Два, смертью разлучённых странника,

Разжать объятья не смогли…

Её с тех пор нигде не видели,

О нём забыли вспоминать.

Остались вечно в той обители,

Раю земном,

И - сын, и - мать…

Изгиб от талии к бедру
И эти ямочки на щечках
Придуманы, чтоб длить игру,
Алкать и ставить многоточья…

И тонкость пальцев, поворот
Прекрасной, ветреной головки,
Рубиново-тревожный рот
Нас призваны дурачить ловко,
Чтоб мы не спали по ночам
И лезли от тоски на стены,
Стихом звенели и мечом,
Вершили подвиги, измены.

Порхают нимфы  vis-à-vis,
Беспечно глазками стреляют,
Чтоб погибали от любви
Средь городского перелая…

Шататься буду, как в бреду,
Когда любовь придет внезапно,
И так смотрю с надеждой в завтра,
Как будто в минус тридцать жду
Автобус…
         Может, я дерьмо
И вовсе ни на что не годен? –
Как долгожданное письмо,
Она всё медлит, не приходит…

Какое злое волшебство,
Безумная полетность птицы!..
Пусть не случится ничего –
Душа обязана томиться.

Маршрутом непростым бреду,
Ориентиры вижу четче:
Изгиб от талии к бедру
И эти ямочки на щечках…

Из углов выползали тени,
день мрачнел, отступая к окну,
понимая с каждым мгновеньем
всю тщету последних минут.

За спиной воцарялся сумрак,
не прибегнув к поддержке штор –
так проходят восстания в тюрьмах,
краснотой заливая двор.

Белизна обескровленных окон
все печальней и все серей,
но, ордою идя с востока,
сумрак ширился и жирел.

Электрические уколы
придавали темени сил,
и все выше вздымая полог,
возносился мрака массив.

Зажимали сумерки горло
и лишали света глаза,
и гордились своею ролью,
перед вечной тьмой лебезя.

Но, когда закончили смену
дня, и солнце пошло ко дну,
совершила луна измену
и вернула надежду дню.

                         НАДЕЖДА

Надежду на Надежду когда-то я имел,
Тогда я был моложе, да только не был смел,
С Надеждой объясниться надежду я берёг,
Да, жаль, саму Надежду я уберечь не смог.

Надежду на Надежду я вскоре потерял,
И без неё остался, такой, мой друг, скандал,
С другим ушла Надежда – печальные дела,
Но много лет надежда ещё во мне жила.

Я повстречал Надежду, - с трудом её узнал,
Надежда изменилась, и мой азарт пропал,
И лишь в душе Надежда на долгие года
Останется надеждой прекрасной навсегда.

Был краток век Надежды, надежды - долог век,
Жить в мире без надежды не может человек,
И пусть Надежду встретить смогу теперь едва,
В моей душе надежда по-прежнему жива.

Рождаемся с надеждой и с ней потом живём,
Но с возрастом всё меньше даров фортуны ждём,
Уходим безвозвратно навеки в царство сна,
Когда нас покидает она уже сама.

Что нужно мне от женщины? Влюблённость?
Да нет. Я сыт по горло. После ста
я бросил  их  считать. Черней паслёна
мой урожай.  А, может, красота
манит меня?  Но только ли миляжек
я брал  с собой в траву  или в сугроб?
Что, умница не согласиться? Ляжет,
чтоб описать потом всю пользу проб.

Любая дура, –  перекрасься в рыжий –
имеет шанс.  На год. Или на день.
Итак – чего я жду? Зачем я выжил?
Опять услышать робкое «раздень»,
и целовать девчоночьи ключицы?
Пресытиться и уползти в нору?

О боже мой, ну что должно случиться,
чтобы однажды рано поутру
единственная, та, которой нету
на этом свете, вдруг вошла ко мне?
Клянусь, приму за чистую монету,
возьмусь переписать всё, что вчерне
и впопыхах записано (не кровью,
а потом искушений и возни
под простынёй).  Как птица на гнездовье,
уеду к морю. Стану знаменит.
И выйду в шторм. И лягу в левом галсе.
И о себе подумаю: кажись,
пришёл к себе, как в гости, –  задержался
на долгую неправедную жизнь.

А может быть… когда-нибудь… случайно…
Мне шанс дадут. Последний. Призовой.
Там – трепет лета, запах розы чайной,
там блюдечко с кунжутною халвой.
И  женщина раскладывает дольки
лимона в охлаждённое питье.
Там – женщина. А мне осталось только,
пока живой, – любить. Любить её.

  
Опять тепло. Раскисла почва.
И, как предсказывали СМИ,
Покой заснеженных урочищ
сменился хаосом весны.
А дождь, обрушившийся ночью,
мои заботы напрочь смыл.

Рассвет на крыльях птичьей почты,
мне возвращая здравый смысл,
прислал капелью многоточий
надежду будущей зимы.

И солнце с ласковой усмешкой
пускало зайчики в зрачки.
А я напялила  поспешно –
с оттенком розовым – очки,
заслышав,  как моя надежда
согретой кошечкой мурчит.

Потешив радостной минутой
луч солнца дрогнул и зачах
под тучей, словно ниоткуда
возникшей –  шалью на плечах.
Весну сместив на пару суток
(на «после дождичка в четверг»),
январь с апрелем перепутав
на грязь, на лужи грянул снег.
Легки, что пух из одеяла,
задумчивые, словно сны,
снижались нежные кристаллы,
как-будто нехотя, устало.
И талым снегом оседала
Надежда будущей весны.

        

Тише-тише…не плачь… и, даст Бог – заживём
И пройдём сквозь тоску, снегопад и бессонницу,
Задыхаясь в объятиях вскормленной совести,
Выскребая из сердца останки имён
Тех, в чьи дерзкие сны нас уже не вернуть –
В тупиках догорают прощальные лестницы.
И когда тебе снова приспичит повеситься,
Выбирая из прожитой комнаты путь
В никуда – без надежды неважен исход,
Чтоб укрыться от жизни заснеженным саваном,
Просто вспомни чуть-слышное-мамино-главное:
Тише-тише…не плачь… и, даст Бог – заживёт.

Ты бермудский протоптал уже
треугольник -
дверь входная, телефон, окно.
Ждёшь звонка с волнением в душе,
будто школьник.
Самому становится смешно!

У мечты твоей полно зубов
крокодила.
Ах, какая, право же, беда!
Прямо в сердце в несколько рядов
укусила.
А потом забыла навсегда.

Ты бросаешь все свои дела,
то и дело.
Сверлишь взглядом на часах дыру.
Что ж, надежда снова умерла,
но успела
наметать бесценную икру!