Тур - 238: "Лишь легенда осталась" (конкурс завершен)

За руном золотушным корабль наш ползёт
Сквозь кисельное море в чужой огород.
Сквозь века, и пустыни, и прочую хрень
Он ползёт и кусает за хвост свою тень.

А над миром встает чёрно-белый дракон.
Это ясно - ему не соперник Язон.
Но протянута нитка: к добру - не к добру.
И девчонка-колхидка дрожит на ветру.

В прожилках осени запуталась листва.
Пятнистая вода в опавших листьях.
От грусти зимних неизбежных истин
Легко растеряны остатки хвастовства
Пернатыми на перистом батисте
Внутри небесно-голубого вещества.

Внушает скорбь и безысходность птичий стон;
Безудержно прощание исхода:
Явь изменяя временами года,
Идет, спускаясь, в полусне Гиперион.*
И дённый иней листья терракота
Седою сетью уловляет в зимний тон.

С едва заметными мне стёклышками льда
По мелководью застывала в льдистом,
Упрятанная аквариумистом,
Сном снулой рыбы чёрноликая вода.
Забвение её зимой продлится…
Порою кажется, что это навсегда.

*Гиперион
(Hyperion, Υπερίων).
1)  Прозвание бога солнца, означающее: “сын высоты”. (Краткий словарь мифологии и древностей». М.Корш. Санкт-Петербург, издание А. С. Суворина, 1894.)
2) (высокоидущий)- …прозвище солнечного бога Гелиоса. «Мифы Древней Греции. Словарь-справочник.» EdwART, 2009

А я не знаю, я не уверен уже ни в чём,
Уходит почва, земля родная, прям из под ног,
И там, где рядом со мною друга всегда плечо,
Свиное рыло, но предъявить невозможно счёт,
Да и в тетрадку рыдать не тянет, а раньше мог.

И там, где прежде звучали музы, звенит булат,
На сердце вязкой, холодной пеной свалилась грусть,
Слова простые давно исчезли, остался мат,
Но почему-то происходящим доволен брат,
А ведь на всех приготовил ложе своё Прокруст.

А, может, это какой-то странный тягучий сон
И зря вещает Кассандра-дура опять беду,
И нужно просто открыть глаза, да и выйти вон,
Но тихо счастлив речам бравурным Троянский Конь,
Ещё не зная, что подобрали ему узду.

И слышен рокот от тысяч вдаль улетевших крыш,
Тут не до жиру, откуда, к чёрту, возьмётся жир,
Когда Европе кранты – не греет, слыхал, Гольфстрим,
И кто-то шустрый вновь возрождает нам Третий Крым,
И пахнет чем-то довольно затхлым, шоб я так жил.

Его как будто бес попутал:
В «историю» он с детства влип –
Посланник Зевса по маршрутам:
Олимп – Земля – Аид – Олимп.

Бросаясь в омут без испуга,
Всегда выныривал сухим —
Шутник, хитрец, ловкач, хапуга …
Среди своих он был своим.

Он даже мухи не обидел,
Но для гигантов был суров,
Своих адептов покровитель:
Послов, торговцев и воров.

Его крылатые сандали
Торили тропы в облаках
И землю даром не топтали —
Жизнь и у бога не легка.

Но немощь, возраст усугубив,
взяла Гермеса в оборот —
Его дела пошли на убыль.

Надев на талию живот,
утратил прежнюю сноровку,
обрюзг, ссутулился, устал,
сменял сандали на кроссовки.

Олимпа горный пьедестал
покинул.
               Людям неподсуден
сменил он спешку прежних дней
на «Тише едешь – дольше будешь»...
Пусть – на Земле, среди людей.

Товарищи! Стих написан "по следам" упитанного "джентельмена" в крылатых кроссовках. Хотела добавить фото, но после всех внутри-сайтовых изменений не вижу - как.

Просто так сидеть нельзя –
Истомится тело.
Делать нечего, друзья, -
Надо что-то делать.

В памяти опять пробел
(Эх, вино-отрава…)
Скучен лабиринт проблем
И житейских правил.

Посмеяться можешь ты ж
Над тоскою злою,
Резать утреннюю тишь
Острою скулою.

И не булькать из горла,
А налить в посуду…
Сколько там любви, тепла
И ларьков повсюду!

А когда вопрос решен –
Вьются птицы хором.
Как привольно, хорошо
В травах под забором!..

Минотавр, дело в том,
Что борьба – без толку…
Выйти я могу с трудом
Из запоя только.

Не быкуй же, как свинья! –
Глуп и плотояден…
С детства ненавижу я
Жадин и говядин.

Убегаю от расплат,
От семейных трещин.
Сине море, словно плащ,
За спиной трепещет.

Дайте, улицы, огня,
Тополиной стужи!
Лабиринт внутри меня,
Значит, я – снаружи…

                                                  Он сказал, что «Я есть путь и истина и жизнь» (Ин. 14: 6).
                                               О чем здесь идет речь, у всех еще есть время понять. А пока
                                  многим только кажется, что они живут. На самом деле медленно
                                                         умирают. Потому что живут пока только для себя.
                                            (с)Протоиерей Евгений Свидерский, клирик минского
                                                                         Свято-Духова кафедрального собора
                                      http://www.pravoslavie.ru/68526.html

Кладбища ширятся. Едешь – кресты, кресты…
Смерть собирает глупости урожай.
Храмов всё больше, да пастырей нет. Пустырь.
Некому скоро будет детей рожать.

Язвы неверия – всюду. В душе – черно.
Хлеб наш насущный, Господи, даждь нам днесь...
Редко, кто сеет веры Твоей зерно.
Рясы – от Gucci. Ряхам бы пить да есть.

Счёт не на дни, а на адские трудодни.
Вирусы множатся. Люди, как мухи, мрут.
Господи святый, мы все без Тебя одни.
Жизнь учит лучше, чем школа и институт.

Тюрьмы забиты. И дышлом юлит закон.
Слуги народом правят: слова – базальт.
Тати повсюду. И высится террикон
Жадности. Кровь и время течёт назад.

Ложь посчитала в осень своих цыплят.
Правда спилась давно, голосуя «за».
Каждому да по вере… Хохочет ляд,
Глядя вокруг… Молясь, подниму глаза

к небу… Тебя там нет. Лишаём – пустырь.
А на погосте снова растут кресты…

28/02/16 13:03
______________________________________________
экс на: кресты

В вечерний час в морскую бирюзу
Уходит спать оранжевое солнце.
И луч последний, склоны гор лизнув,
Зажжёг вершины огненным червонцем.

Ещё момент - и он уже потух,
Весь мир во власти сонного инстинкта.
Лишь Минотавра неспокойный дух
Ещё плутает в дебрях лабиринта.

Немало тайн тот лабиринт хранит,
Когда-то слыв Дедаловым твореньем.
Ведь здесь Тесея Ариадны нить
Спасла тогда от мрака заточенья.

Здесь Минос грозный правил неспеша -
Любимый отпрыск Зевса и Европы.
На Крите сказкой полнится душа,
О мифах древних повествуют тропы.

Здесь каждый камень помнит времена
Морских стихий, Аидова пожара*.
Здесь вкус полёта ощутишь сполна
Однажды ввысь взлетевшего Икара.

Природа спит и ждёт рассветный час,
Чтоб пробудиться в счастье безмятежном.
Сверкнут росой зелёные леса,
Заплещет море, ласково и нежно.

Недаром этот благодатный край -
Приют Богов для битв и для услады,
Влечёт к себе сквозь годы и века
Священный остров - колыбель Эллады.

*Речь идёт об извержении вулкана Санторин в Эгейском море в 1470 году до н.э., приведшем к исчезновению Минойской культуры.

Непросто быть у Бога на виду.
Расстрелянная чудная монашка,
Переведи меня через беду -
Переведи, как сможешь, хоть на сажень.

Болезненная, тонкая в кости -
Глаза в глаза, прощая - крестит жалко.
Поймав неровный залп - по снегу - алым...
Воронам растревоженным "Прости".

Прости - они не знают, что творят.
Прости, пусть дышит смрадно беспогонный,
Исходит матерщинной грубой вонью
Расстрельщиков назначенный отряд.

Шеренге знаки неба не видны.
Три года - разнесет военным ветром
Разорванных, расстрелянных, безверных
Полями неслучившейся войны.

В заснеженности зимних тополей
Голодным антрацитом стихла стая,
Лишь изредка друг друга окликая.
Но что это? Себя преодолев,

Живет, прощает. В небо февраля,
В неистово сияющую просинь -
Нательный крест протягивает - просит:
"Прости", - кого тут можно укорять?

С бедой накоротке - идти к Беде:
Там, под Москвой, в далеком сорок первом
Перед атакой - кадыкастый, нервный
Молил мой дед, повеселел - надел.

Тогда украдкой спрятал медный крест
(Солдатский крестик - жениха подарок):
Зачем он ей, вне возраста, не старой -
Породы не дождавшихся невест?!

А кто бы - знал? Безбрачия обет,
И монастырь в безверии Симбирска;
А после - цепь солдат, расстрельный список.
"Прости и сохрани от смертных бед".

Весною так крикливы воробьи,
А я убог и тих. Молю в апреле:
"Монашка, проведи меня к расстрелу.
По мостику юродивой любви".

Матразаевой В.Л. 1898-1938 г.г., Чебуровой А.М. 1891- 1938 г.г. и др. монахиням Симбирского Спасского девичьего монастыря посвящается (расстреляны 17.2. и 21.2.1938 г.).

По  прочтению:   "Космические    легенды  востока"
С.В. Стульгинскиса  и    "Агни-йога".

Вдруг  меня  пронзили   эти   строчки.
Где же этот остров мог я видеть?
Неужели  в проблеске полночном
Промелькнула  весть  об  Атлантиде?

В  глубине  души  проснулась  память.
Я  увидел вдруг прекрасный  город.
Храмы  с золотыми  куполами
Возвышались там торжественно и гордо.

На широких мраморных террасах,
Что  уступами  спускались прямо в море,
Он  стоял  высокий, ясноглазый
С  тенью удручённости  во взоре.

Был всецело в тягостных  раздумьях
О  пророчествах,что огласил оракул:
Род  атлантов  будет наказуем.
Он  теперь  в  душе безмолвно плакал.

За  грехи, бесстыдство и  распутство,
За  гордыню, сорняком  заполонившей
Чудо - остров, поразившую  искусство,
Отвергая  состраданье  к  ближним.

Стёрто будет всё огнём  небесным:
Храмы,  и  дворцы,  и пирамиды.
Камнем  на  душу  легло  известье.
Покарают боги, ясно  видно.

А ещё поведал тот оракул,
Что спасётся маленькая горстка,
Кто наполнится безудержной  отвагой,
Волей несгибаемой матросской.

-  Ты  погибнешь, но вернёшься  вновь на землю
В  новом  теле  через  множество  столетий.
Вечность - удивительное зелье.
Возродишься,  своё счастье встретив.

Ты  претерпишь сонм реинкарнаций,
Ведь  душа  бессмертна  и  нетленна.
Только  надо  очень  постараться,
Жизнь прожить  достойно  и  смиренно.

2001 г.,   2014г.

Месяц тонкий серебристый,
Очень молодой.
Гладь лилового батиста –
Небо надо мной.

Дикий берег, кипарисы,
Галька и утёс.
Шёпот волн вдогонку бризу,
Плен фривольных грёз.

Здесь грустила Пенелопа,
Всматриваясь в даль.
Чувство сладкого озноба
Пряталось в печаль.

В крупных шёлковых ладонях
Нежил Посейдон,
Ласка волн давала вспомнить
Ей истомы стон.

Губы влажные Эрота –
Сочность спелых слив.
Зов его в ложбинку грота,
В час, когда прилив.

Моря дух казался хмелем,
Что глоток вина.
Каждый раз грустила с нею
Ночи тишина.                              

24.07.2015г.

Над японской деревенькой
Зажигается закат.
Самураи в телогрейках
На завалинке сидят.
Медленно поводят взглядом,
Ловят ухом звук теней
От деревьев, что за садом
Ками сложенных камней.
«Ками», если кто не в теме:
Самураев божество,
И поэтому, потея,
Тащат камни для него.
На полях блестит гуано,
Но не до гуано им.
Разговоры всё о главном:
Санкции, Россия, Крым...
Вдруг один из самураев,
Подбородок почесав,
И словечки подбирая,
Произносит, глядя в сад:
«У меня сгорела баня,
Камни некуда девать.
Может в этой... икебане
Их побольше набросать?»
А другой ему на это:
«В икебану не бросай!
Вон там рядом с туалетом,
Обустроил я бонсай.
В нём и сложишь эти камни
Друг на друга. Или врозь.
Ох, доволен будет Ками!
Помолился уж небось?
А хороший повод, ребя!
Блин, пойдёмте все ко мне!
Как сказал бы Хаим. Ребе.
«Чтоб я выпил с тех камней!»
Бабы ждут, да хер бы с ними!
Вон моя - на курсах гейш,
Где-то было там сасими,
Не поищешь, не поешь…
Наливаем, самураи!
Магазин закрыт, увы…
Как сказал бы ребе Хаим,
«Чтобы я, так жил как вы!»
И двоились Фудзиямы
После литров двух сакэ.
Пили парни, а цунами
Собиралось вдалеке.

А рай затопило во время потопа –
вода поднялась до заоблачных высей.
Беспечное небо до нитки промокло,
и отяжелело, и грустно провисло.

Помпончики туч, пропитавшись водою,
в замедленном темпе на дно опускались.
Архангел, вполголоса что-то глаголя,
искал виноватых. А в мире смеркалось.

Шипели и гасли гирлянды созвездий,
небесная синь размывалась, как синька…
и воды смыкались…и Бог был в отъезде…
и ангелам небо казалось с овчинку…

Но все мокроногие детища рая
о вечности пели - пусть хрипло, но храбро.
Угрюмыe волны, их в бездну смывая,
дарили прекраснейшим сильные жабры...

Но полно болтать! – меркнет солнышко-мячик,
и море на дне облака расстилает.

Глупыш Одиссей, привязавшийся к мачте, -
я знаю кратчайшую тропочку к раю!..

Внемлет фиорд на рассвете суровому скальду -
Ветер притихший устало свернулся клубком,
Замер прибой, прикоснувшись к седому базальту,
Белый туман разливается, как молоко...

Северный край, неприветливой дерзости полный,
В путь провожает стремящихся вдаль сыновей -
Ньёрд ради них успокоил тяжёлые волны
Тих и приветлив сегодня охальник Борей.

С силою вёсла врезаются в стылую воду,
Дремлет до времени скрытая ножнами сталь -
Воины ждут, и готовы к любому исходу.
С берегом им расставаться нисколько не жаль.

Битвы прельщают того, кто отважен и молод -
Старость мудрее, ей больше дано замечать.
Ждёт ли беды на рассвете уверенный город?
...Перед иконой внезапно погасла свеча...

Чу, из тумана бесшумно, подобные рыбам,
Сонным заливом, не ведая «нет» и «нельзя»,
К стенам высоким, увенчанным радужным нимбом,
Хищно драккары в молчании гордом скользят.

Гардарика - так викинги называли Русь. В переводе означает "земля городов"
Ньёрд - скандинавский бог моря, аналог древнегреческого Посейдона
Борей – в греческой мифологии северный ветер, самый неукротимый из ветров.
Драккар – корабль викингов, получивший своё название из-за носового украшения в виде головы дракона. Первый военный корабль специализированной постройки.

Ты видишь - небо стало вдруг огромно,
И воздух приобрел особый вес.
Смолкают птицы, шевелятся громы,
Негодованье сдерживает Зевс.

Сегодня одиночество - награда,
И сумрак будет лучшим из даров.
Кот на руках урчит как генератор
Спокойствия в тревоге вечеров.

Легко мечтать под небом многотонным,
Когда от неба ничего не ждешь.
Дождь будет сниться долго, монотонно,
Сквозь крышу будет снится этот дождь.

Твое лицо приснится в отдаленье,
Точнее - свет далекого лица.
И на часах - предчувствие конца,
И стрелка замерла за два деленья.

Гром раскалывает горы,
Держат листья, веток пальцы.
Лишь бы выдержали корни,
Эти бешеные танцы.
Режут небо молний стрелы.
Обозлила Гера мужа.
Дождик бьет остервенело,
В разбухающие лужи.
Ветра кружит завихрение.
Пересушенной рубашкой,
Забурлили в черной пене,
Раскисающие пашни.
Уходила с рыком тигра,
Туча, с серым небом слита.
А из пены, дочь эфира,
Появилась Афродита.

Ортопед-стоматолог, ты вправе
Сделать запись: «Сдан новый объект»!
Сколько денег и мук я оставил
У тебя… Выхожу на проспект…
К взглядам встречных, следящих за мною,
Я готов, как отважный Ахилл…
Я сверкаю зубов белизною
И… изящностью синих бахил.

Падают шишки ржавые, ими мой путь мощён.                                      
Сосны, хрустя суставами, тянутся в небосклон.
Смотрится тучка в озеро – словно в зерцало-ковш.
Солнце из крон березовых спрашивает: "Идешь?"

Дуб на мысу поломанный сушит седой колтун.
Волны бегут с поклонами: был здесь гроза Перун.
Пень самозванцем-идолом с ящерицей в ногах
Свергнут, изъеден, вытоптан; солнцем и мхом пропах.

Ветер ко мне приносится, будто горячий конь.
Щурит глаза раскосые.  Я подношу ладонь –
Шлепаю крепко, ласково шею его и грудь.
Прыгаю ветру на спину: к западу держим путь.

Предки друиды, рубище обожествив древес,
Ждали лесного чудища – полностью из очес.
В ворохе, в небо пущенном, лиственного гнилья –
Ведьма летит над кущами. Боже мой! это я.

Я смакую  и лелею

Зевса  чудную    идею -

возродить    Ифигенею*

вдруг и, именно,  во  мне.

Но соседи, видно, против

Временных  миграций плоти.

Днем и ночью в дверь молотят,

Призывая к тишине.

Говорят - я дочь вампира,

Что притон  моя квартира -

Очень им мешает лира

И лирический мотив.

Всем подъездом,  в скверном  стиле,

Матерятся от   бессилья,

Рукава одной «горилле»

До подмышек засучив.

То приходят с глупой шуткой

Коллективом  архи жутким:

- Всё играешь, проститутка? -

Меж собою хохоча.

Но бывает – осторожно,

Дескать, сориться  негоже:

- Что мы, звери? Мы поможем

Вызвать  дурочке врача.

Любопытные  «незвери»

Собрались опять за дверью,

Чтоб догадки свои сверить

И спалить меня дотла.

Ничего у них не выйдет

Я давно уже в Авлиде,

В славном храме Артемиды,

Ради ветра умерла.

Ифигенея*- старшая дочь Агамемнона в храме Артемиды, что в городе Авлида,  принесенная отцом в жертву, дабы боги послали ему благоприятные ветра, для морского похода на Трою.

И все же не догнать усталому Ахиллу
Обычную Тортиллу из рода черепах.
Ему сегодня вновь не очень подфартило,
И эдакий ловчила продулся в пух и прах.

Ведь говорили все везучему Ахиллу:
Надень же ты бахилы, ведь случай непростой!
Ты б выиграл не хило у старенькой Тортиллы,
Когда б не напоролся ахилловой пятой.