Тур - 206: "Мы грешим" (конкурс завершен)

"...Среди миров в мерцании светил"
Иннокентий Анненский

Среди миров в мерцании светил
На тропах вечной Млечности белёсой
Дай тайный знак, что уходя - простил,
И я больным не мучалась вопросом...

Сгорает день, и действие старо...
Вращением земли вполоборота
Стирает ночь запёкшуюся кровь
Заката в тишине небесных гротов...

Из немоты в тревожный сон - на стык,
Из мрака безвозвратности далёкой,
Вселенскою виной приходишь ты
Виденьем состраданья и упрёка..

Как во плоти - не тенью из угла...
Смиренно скорбь и муку принимаю.
Прости за то, что не уберегла...
Прости за то, что я ещё живая...

Кому могу на это попенять?..
Из памяти калёными клещами
Ты тащишь боль и мучаешь меня,
А я себя до смерти не прощаю...

Я все на свете примечаю,
Смотрю на осень изнутри.
Есть у меня пакетик чаю
И сушки даже. Штуки три.

Пусть этот пост другими брошен,
Пусть это - доля и судьба,
Я сторожу и эту осень,
Но главным образом себя.

Деревья тенькают замками,
На пустыре шуршит ковыль.
Луна закрыта облаками –
Собаке не на что повыть.

А я к стене приперт грехами,
Не жду любовниц и гостей…
Всю ночь молитвой и стихами
Мне отбиваться от страстей.

наступит день, как день, и нам ко дню,
как к тепловозу, прошлое прицепит,
по два прощай под еле слышный лепет,
по днесь в молитве... потому и днюсь...

наступит ночь, как ночь, одна из тех,
что ляжет плетью на худые плечи,
растеребит, иссушит, искалечит,
и затвердеет памятью в кисте.

взойдёт седмица о семи постах,
и нам с тобой прощенья напророчит,
и день спадёт с накрывшей землю ночи
туманной плащаницей на ветвях...

      
Как-будто из истории старинной
поборщики подушного налога,
приходят неуклюжие машины;
Я мусор подготовлю у порога.

Бредущим бесконечною тропою,
пришедшим с непременною сумою,
жилого дома тёмную изнанку
я выставлю к порогу спозаранку:
обрывков и обрезков две котомки,
огрызки, да осколки, да обломки...

Ах, если б непокаянную душу
очистить также просто от тревоги,
отдав грехи, традиции нарушив,
тем мытарям, идущим по дороге.

                 *****
Да, можно попытаться в одночасье
на исповеди совесть заглушить,
оплатой  индульгенции на счастье    
по формуле «иди и не греши».  
А, как в тиши?
В ночной тиши скрежещет
«зубовной» болью мой кромешный ад.
Из тёмных, в свете дня не видных, трещин
Мои грехи со мною говорят.

Хранитель непорочной половины,
намаявшийся за день от забот, -
на отдыхе                                                                                                                                                              
                и, крылышки раскинув,
в счастливых снах забвения плывёт.

А демоны все давние обиды
бескомпромиссно ставят мне в укор.
Грехи не много весят у Фемиды;
но Совести  - пожизнен приговор.

                     *****
Где мытарь мой, презренный и гонимый ?
Свои грехи, собрав в одно лукошко,
Взвалю ему на сгорбленную спину,
налог подушный оплатив до крошки.

               18.11.2011

когда, быть может, буду я  прощён,
и  не собой, а кем- то помудрее,
(с лицом похожим чем-то  на  еврея)
то тем прощеньем буду я смущён.
ну, а всего-то… (что бы ни  простить!?) -  
гордыня, леность, зависть и кумиры,
враньё  и похоть, съемные квартиры.
и  мысль одна  о нежеланье  жить.
ещё простят…(ну, надо же  прощать!) -
избыток  глупости, сомнения  и  пьянства,
отсутствие мечты,  и  постоянство
простых желаний сладко есть и спать

меня простят.  я  буду  у  дверей
стоять и  слушать  звуки  дивных  песен.
и скажет тот, что кажется  еврей:
«Да,ты прощён, но ты -  не интересен…»

Остывающим ветром застыло дыханье твое,
над запекшейся кровью, растаяв, исчезло тепло,
выражение боли в глазах постепенно замрет,
только сердце еще пять минут простучало... назло.
Ты обиды хранил, по кирпичику строил барьер,
отчуждение взращивал, холил, как стриженый тис.
Ты не смог оправдать и от жизни принять полумер,
из безденежных омутов вырваться, выплыть, спастись.
Ты решил - от себя, ото всех убежать в пустоту,
без оглядки, боясь, что назад оглянувшись, поймешь
невозможность уйти и что правду услышал не ту,
что спасает, за правду ты принял удобную ложь.
Не простил, осудил... И безвольно повисла луна
запятой после шепота ветра в разбитом окне.
Ты натешишься болью, насмотришься сверху сполна
и придешь много раз с виноватой улыбкой ... во сне.

Это - грех, смертный грех, но ты сам так решил и ушел...

Там в незримой дали бирюзовой,
У холодных сиреневых вод,
Где от ночи сторонятся зори,
Твой суровый сидит счетовод.

Он считает доходы, потери
с гулким стуком костяшек о борт
рамки счётов земных бухгалтерий,
И зовётся он коротко «...ог».

Неподкупен по малости чина
И по малости страхов и нужд,
Он безжалостен, коль ты мужчина -
Отрок, выросший в звание "муж".

Ну, а с женщиной всё же помягче,
- Видно сложно стерпеть тягость слёз -
Нет, конечно, за грех не понянчит,
Но и спросит с неё не всерьёз.

Ты в окошко вручил документы,
Смотришь с мутной тоской на него.
Как ты жил, да и жил здесь зачем ты?
Что там будет в его «Итого»!

И когда, не изведав баланса,
Тихо злишься «Вот старый еврей!»
Вдруг услышишь: «Не злись и не барствуй,
Будь смиренней,  честней и добрей...».

Вся в грязи и одежды оборваны -
Ты пришла приучать к нищете,
Поклонилась на разные стороны
И осталась в святой наготе.

Не хлестала себя троеперстием,
Не искала глазами икон,
А ругалась, как пьяная бестия,
Хриплым карканьем стаи ворон.

Сколько зол, сколько бед наворочено -
Не искупишь седой нищетой...
Поздней осенью всё уже кончено
В толчее за бесплатной едой.

Мы транжирили век по преступному,
Мы сгорали одни, без огня...
И соседи по запаху трупному
В твоём доме отыщут меня.

Манила новизной, случайностью и долей
Студентка "Политех" студента из Москвы.
                         Семён Кац

Как вспомню Универ,
Столовку, профессуру!
Хошь - верь мне, хошь - не верь,
Но как на амбразуру

Бросался я на жизнь,
И пробовал покорно
Водяры, анаши,
Студенческого корма.

Загадки бытия -
Румяные студентки.
Как младшие братьЯ
На них мы пялим зенки.

Настолько ль буду глуп,
Что стану вдруг причастен,
Прилеплен к пылу губ
И... пришпандорен к счастью?

Ещё не довзрослев,
Не осознав, не поняв,
Уже созревших дев
Присматривал невольно.

Бутылочка вина
Молчание и... тайна,
Открытая спина,
И страх, и ожиданье.

Прорвав под свет луны
Платоновские путы,
Как не умелы мы.
Всё 'как-то' и 'как будто'...

Смотрела странно ты:
Вот это? И делов то?
Натягивая стыд
Мы прятались неловко.

А, может, был восторг?
А, может, было круто?
Да хватит ли мне строк,
Чтоб описать то утро?

Устало и оно,
Но улыбалась гордо
Богиня из кино,
Что стала вдруг покорна.

Не поняв ничего,
Мы вышли из общаги.
О! Это был чертог
Надежд и обещаний.

Я получил значок
Бывалого примата,
Нас глупый ждал зачёт:
Громада сопромата.

На паре на неё
Глядел из всех проекций
И вспоминал бельё,
Совсем не слушав лекций.

...
Была уже другой
В той стайке длинноногих
С манящею рукой
И... первою из многих.

6 июля 2016

Приснилось, ты пришёл с повинной.
Совсем такой как был тогда.
В одной руке пакетик дивный,
Что в девяностые года

Казался сказочным: продукты
Деликатесные. В другой
Цветы. Стоишь обутый.
Я приглашаю — ни ногой...

Не понимаю в чем тут дело.
В том что чужая, не твоя?
Что неизбежно постарела?
Что мне годишься в сыновья?

Что на двоих осколком память
От преступленья одного:
Не вырезать и не исправить.
Мы оба чувствуем его...

Вот она и рождается - тень стиха.
Из раскаленной ночи выходит свет.
Есть только высь, всё прочее шелуха,
Снятая с пыльных, прожитых всуе лет.

Мне тишины не надо, не по нутру.
К сонному дому тихо крадется тать.
Ты уходи, я слезы свои утру.
Сразу и насовсем разучусь летать.

Ласковой кошкой в душу приходит лис,
Вертит рублем заветным, сулит почёт.
Есть только высь - пустая, как белый лист.
Всё остальное в этой войне не в счёт.

Первый, выпавший на распутицу, блёклый снег
не принес красоты природе и не отверг;
промелькнул в зеркалах, окладах святых икон…
Я слагаю персты к знамению… Высоко…
Не поднять. Тяжелей запястие во сто крат…
Вот опять снегопад посыпался невпопад:
для забавы, насмешки, может - игры иной,
расстилаясь по кровле временной белизной.
Я слагаю слова молитвы… Таких глубин…
Разве я для того был слеплен Тобой из глин?
…Облеченным, с закушенной до крови губой,
всё, что в небо могу послать - истощенный вой...
Жизнь длинна – успеваешь предать Тебя, жену,
друга… Хочется вьюги - шею себе свернуть -
замести сто дорог, проторенных в никуда,
переметами - грубой кладкой из снега, льда…
И в конце - оказаться пришлым в плену засек -
не поверить ни в мудрость утра, ни в белый снег,
ни в какую другую участь живой зари…
Отпусти или… глиной, Господи, забери.

               Я вернулся в мой город, знакомый до слёз,
               До прожилок, до детских припухлых желёз.
                                Осип Мандельштам «Ленинград»

Возвращаюсь в мой город усталой, седой и разбитой -
Пусть ещё не стара, но присыпана пеплом войны…
По булыжникам площади цокают ночью копыта,
Отвлекая от мыслей — обыденных, грешных, земных.

Я несу тебе, город, слагаю к ступеням собора
Горсть разбитых надежд, боль потери и чувство вины.
Ты глядишь на меня по-отечески, с лёгким укором,
Пледом жёлтого неба старательно кутая сны,

Как микстурою горькою, поишь осенним туманом,
В сонном парке баюкаешь вязкой, густой тишиной
И врачуешь тихонечко, исподволь, старые раны,
И готовишь к тому, чтобы встретиться с новой войной...

Ну вот, мы разбираем снова ёлки,
В коробки утрамбовываем праздник.
И то, о чём мечтали втихомолку,
Попросим, подождав иных оказий.

Давно уже играем  в эти игры:
Заказ услуги свыше — торг уместный.
За свечечку по пять рублей — привыкли
Оздоровляться полностью телесно.

А коли раскошелимся на двадцать,
Будь добр, Ты предоставь всего — сверх меры.
А то, смотри, мы будем сомневаться
В Твоих — ну как их? — заповедях веры.

Грешны? Мы не крадём, не убиваем,
Всё мелочи, а им  виною — случай.
А если и чужого пожелаем —
Так что же Ты других снабжаешь лучше?

Мы совесть выключаем, как приёмник.
А наши обещания и клятвы,
Как будто многоразовые ёлки
В коробках тесных спрятаны куда-то.

Ты слишком много хочешь. Дай свободно
Пожить немного. Сколько можно правил?
Ну что Ты всё стучишься в наши окна?
Ведь мы Тебя сейчас не вызывали!

И если б Ты пришёл сегодня к храму
И требовал — негромко, но упорно, —
Любить врагов, мы б вызвали охрану
Чтоб не мешал творить Тебе поклоны.

Ты уйми гордыню, алчность,
Зависть, лень, обжорство, гнев
И стремленье оказаться
В окруженьи юных дев.

Коль не избежал сих действий,
Не сумел уйти от них,
А наполнил ими планы
Предстоящих выходных,

То наутро в понедельник,
Хоть хлебнул всё через край,
С хмурым видом на работе,
Главное – не унывай.

Жизнь так прекрасна, вот и грешим мы,
страстью сгорая… Любовь – грех ли это?
Помню, когда ещё не был поэтом:
командировка в город режимный,
рассредоточились по объектам…
Бдило начальство, чтоб разнополых
по двое не было, только «проколов»    
не избежать… Уходящее лето.        
Знойное солнце. Дальняя «точка».        
Раскалена, как духовка, кабина…  
Двое дежурят: статный мужчина
с дамой под тридцать. Степь, ни кусточка…
Где-то по трассе шли самолёты,
что-то гудело и излучало…
Двое работали молча сначала –
много у каждого было работы…
Вечером – радиограмма, что смена
к ним не прибудет, ждать до рассвета.
Ужин. «Спидола». Песни про ЭТО…
Ночь. Как-то буднично, обыкновенно
всё получилось у двух разнополых…
Утром за ними прислали «вертушку».
Дама - в Мытищи, мужчина - на Кушку,
рядом лишь подписи их в протоколах…

Воскресенье каждое
                                      предан я заботе:
Каюсь я за те грехи,
                                     что свершил к субботе.
Вместе с этим каюсь я
                                        – ибо не бездельник –
За грехи, что совершу
                                        завтра, в понедельник.

Мне покаяться легко,
                                       лишних слов не тратя,
Потому что духовник –
                                          добрый мой приятель.
Бог ли, дьявол ли меня
                                          по грехам крышует,
Всё грешу и каюсь я,  
                                      каюсь и грешу я.

Законы притяжения давно известны всем,
Повсюду проявление их видно без проблем:
Вот «минус» к «плюсу» тянется, как к Солнышку Земля,
Меняет притяжение орбиту корабля!
Но вам открою честно я всю правду, наконец,
Сильней всех притяжение влюблённых двух сердец,
И здесь не математика – совсем иной расчёт
Позволит обнаружить, что друг к другу нас влечёт.
Ведь наши души – разные, признаться не боюсь,
Взаимно привлекаемы, как «минус» или «плюс»,
Ни вес, ни расстояние не исказят подсчёт –
Желанное слияние двух душ произойдёт!
А началась история так много лет назад,
Когда Господь скучающий придумал Рай и Ад.
Парила в невесомости безгрешная Душа,
Неспешно с Божьей помощью по миру путь верша.
Тут наш Господь единственный, чтоб мир не пустовал,
Из праха вездесущего Адама воссоздал,
А из ребра Адамова – вот Божий произвол! –
Он Еву для компании Адаму произвёл.
А душу первородную – на части разделил,
И дольки однородные в людей он поместил.
Текли для них бесцветные, безрадостные дни,
Как дети несмышлёные вели себя они.
Промашка у Всевышнего, признаться, вышла тут,
Настала скука смертная – напрасен его труд.
Какое тут влечение? Совсем наоборот:
Глядишь, и отторжение у душ произойдёт!
Но Дьявол Богу пакостил по мере своих сил,
И вот, дотоль безгрешную, он Еву искусил.
Она обет нарушила, вкусив запретный плод,
Враз помахал им рученькой Господь из-за ворот!
Глянь, после искушения наладились дела:
Заряд ведь отрицательный душа приобрела,
И силой притяжения безгрешнейший Адам
Тотчас без промедления припал к её ногам.
С тех пор душ притяжение людей к себе влечёт,
Народонаселение при этом всё растёт,
Играются в песочнице смешные малыши –
Живое воплощение слияния души!

Что же делать, скажи? И ответь  мне: должно ли  случиться
В этой вечности, здесь, на планете с названьем Земля,
То, что греет простор… То, что каплей дрожит на ресницах,
То, что светит в ночИ,  и рисует полёт журавля?

Для чего, для чего тетива так натянута туго?
Для чего, для чего мчит стрела в неизведанность лет?
Для чего мы нашли, для чего мы узнали друг друга,
Если так далеко  друг от друга встречаем рассвет?

Почему же никак  не смолкают хрустальные звуки?
Почему же звенит  серебро недопетых стихов?
Почему же никак не разнять - не изведавших муки
Единенья в одно  - наших рук, не свершивших грехов?

Я печали твои утолю, потому что умею
От любимой души отвести и тревогу, и боль…
И плывут корабли,  как и прежде, дорогой своею,
Потому что у них  в парусах вместо ветра –Любовь…

То, что создано сном, не приемлет ни масок, ни грима…
То, что в сердце живёт, не нуждается  в щедрости фраз –
Потому что в ином воплощеньи спокойно и зримо
Ты целуешь меня, не заботясь, увидят ли нас…

Ты сегодня прекрасно спал,
Пылесосил квартиру, ел;
К дочке ездил на школьный бал…
Как всегда, ты снаружи – бел.

Это я потеряла дом,
И от совести прочь бегу
По дороге с горбатым льдом,
Прячась в сумерках и снегу.

Обличения конский топ
Постоянно звучит в ушах.
Вытираю вспотевший лоб.
В пятках – струсившая душа.

Бог увел от тебя, и – спас.
Только стыд жжет сильней вины.
И, бессонная, битый час
Прячусь даже от глаз луны.

*Он на исповеди скажет:
"Грешен, батюшка, я в том...",
но потом не вспомнит даже,
как пылал тот детский дом.

А святой отец отпустит
сотый за день смертный грех
и пойдёт считать "капусту",
не страшась в аду гореть.

Фальшь безудержно плодится,
сохранив правдивый вид...
Кто теперь прочтёт молитвы
там, где правит страшный Вий?*

Мы – люди – много говорим,
Но мало думаем о Боге.
И лишь у смерти на пороге
Почти готовы к встрече с ним.
И понимаем: мы – убоги,
А жизнь – не более, чем дым,
Который нам закрыл глаза
На всё, что истинно и свято,
За нас страдал Христос распятый,
И Богородица в слезах
За нас - с рожденья виноватых:
Нам крест на шею повязать
Нет сил… И жить с крестом в душе
До боли в сердце незнакомо…
Но умираем нелегко мы –
Перекрестившись. Этот жест,
Мол, жизнь, как первый блин – вся комом…
Но Боже, я пришла уже.
Из мира выгоды и лжи
К тебе… Прости! Прости, грешна я!..»
На смену смерти –  жизнь иная,
Верней, чем  мира миражи.
Когда научимся, не знаю,
Не умирать, но с Богом жить?..

Я  обращаю  взор  свой  к  Небесам,  
И  кто-то  сверху  мне  шепнет  тихонько,
Что  каждый  человек  решает  сам,  
За  что  заплатит  он  и  сколько...

А  дьявол  счет  представит  "небольшой",  
Заплатишь  дорого  –  здоровьем  и  деньгами,
Семьей,  любовью  и  больной  душой,  
Цена  Любви  останется  за  нами…

А  Небеса,  конечно,  подождут,  
И  примут  наши  проданные  души,
И  ангелы  на  помощь к нам  придут -
Прозреют  очи,  и  услышат  уши:

Живешь  как  червь  и  прячешься  как  крыса,  
Завидуешь,  парящим  в  облаках.
Пора  настала  к  Богу  обратиться,  
Иначе  жизнь  твоя  потерпит  крах!

А я бы согрешила… Не могу —
Сгорает под одеждами монашка,
Ведь целый мир обрушился однажды,
В который никого не приведу.

Здесь воду ем и воду тихо пью,
В стихах ищу одно — успокоенье.
У птиц моих не перепутать пенье,
За это я их трепетных терплю.

Бывают беспокойные — в душе
Устроят чехарду, хоть вон из дома,
Но я шепчу: простая идиома
В сто крат мудрее вашего клише.

Не троньте грех — не пойте про любовь!
Как рифмы не уложите, поверьте,
Банальны в свете проявленья эти…
И в жизни, и в стихах — судьбе не прекословь.

Смешна, как  курица с насеста,
Хохлатка в белом опереньи.
Идет к тебе твоя невеста,
Твоей фантазии творенье.

А Сатана там правит балом,
И словно кот на мясо жмурится.
И я тебя приревновала,
К твоей хохлатке, глупой курице.

Зачем, от преданности ты,
Придурок старый и развратник,
Осуществлять свои мечты,
Пошел в заброшенный курятник?

Прельстился белым опереньем?
Под ним тебя сегодня ждет
Моей фантазии творенье:
Худой пупырчатый  живот!

Но кровь на белой простыне,
Вопит с отчаянием и болью,
Что ты уже пророс во мне,
Сперва тоской, потом любовью.

Что ты уже во мне погиб,
Возникший на листе случайно.
Моей фантазии изгиб,
Мой шаг от счастья до отчаяния.

И это всё грешно-смешно!
Ведь мы с тобою не знакомы.
Но достают меня давно
Любви греховные фантомы!

Грешил азартно, не переставая,
Я у истоков жизненной реки…
Доплыл до устья – мой азарт растаял…
Смиренней стал?   Нет… - просто не хватает
Мне силы и здоровья на грехи.