Тур - 177:"А площадь Сан-Марко" (конкурс завершен)

То любуюсь закатами,
То скольжу перекатами.
Жизнь бежит вереницею
Бесконечных дорог.
     Где бы ноги ни топали:
     В городах по Европе ли,
     В Подмосковье ли во поле
     (Завалиться бы в стог!) –
Иноземная, местная
Красота – повсеместная.
Так и тянет на лестное,
На возвышенный слог.

И в какой бы ни жил дыре –
Златоглавая в пурпуре;
Струй дождя затяжная вязь
Тропок сеть расплела;
       Стуком капли по крышам шли, –
       Вы сквозь грезы расслышали;
       Или ели затихшие
       Пробудили от сна;
У камина уютная,
У костра ли приютная, -
Осень призрачно-смутная
В сердце ваше вошла.

Заметелит, закружится,
Снегом белым завьюжится.
Лес морозный, серебряный,
Небо вызвездит ночь.
       И любовью, и счастьем, и...
       И теплом, и участием
       Поделиться б отчасти нам,
       Да, и двинуться прочь;
От насиженной местности
Потропить снег в окрестности.
Мы не канем в безвестности
В эту чудную ночь.

На Ай-Петри подснежники
На проталинах в снежнике.
А подножие выкрасил
Вездесущий шайтан;
      Разлился невидимкою –
      Жёлтым маревом, дымкою,
      И повис над тропинкою
      Первоцветный туман.
Мать-и-мачехи крошево
На траве лета прошлого,
Как отрывки из пошлого –
Сладкий сердцу обман.

Мир бежит, куролесится,
То жара, то метелица.
Несмотря на желания
Нас берёт в оборот.
          Закружит – не отвертишься,
          И не хочешь, а вертишься,
          Взгромоздишься, иль сверзишься,
          Бросит в дрожь или в пот.
Холод, грязь ещё пол беды, –
Зачерпнул, да нагрел воды.
До чего ж злые оводы –
Расставания, проводы.

Луч на склоны  полез, но, споткнувшись, обмяк.
Чахнет в небе осколок месяца.
Пять утра. Неприлично. Пьем армянский коньяк.
Наконец-то, случилось нам встретиться.
Город ждал и не ждал. Как монеты, года
Он отсчитывал   в стопки столетий.
Пусть дороги все - в Рим, только эта – сюда,
Второй день мы в плену междометий.
Улиц мягкий разбег, туфа розовый плеск
Проступает румянцем сквозь скверы.
Через стекла автобуса краткий ликбез…
Здесь когда-то апостолов первых
Мудрый древний народ привечал и встречал
Слушал странные складные речи.
И сочувствие стало началом начал
Новой Веры. Усталые плечи
Под кресты, как до этого тысячи лет
Под другие привычные ноши
Подставлял. И терпел. Когда сил уже нет
Все надеялся: Бог нам поможет!
А чтоб видел и знал, резал камни-кресты,
Дал им странное имя – хачкары*.
Равнодушное время листало  листы –
То война, то потоп, то пожары…
Ереван. Эривань**. Чашка кофе с  утра.
Солнце жаркой волной по ресницам…
Я уеду домой, где дожди и ветра…
Только сны – перелетные птицы
От тебя, город-джан, принесут мне привет
Вспомню горы, лаваш и хачкары,
Чтобы грусть отпустила, куплю я билет
И вернусь к твоим улицам старым…

*Хачкар -прямоугольный камень с изображением креста, подробно здесь:
http://artifact.org.ru/proverka-na-mestnosti/kira-zorina-kirill-lyukov-hachkari-armenii.html
** Ереван в русской транскрипции до 1936 г.

Пусть над прошлою жизнью не вырос,
Много мусора  (знаю и сам), -
Я поставлю себе антивирус,
Чтоб плохие стихи не писать.

Называвшим свободу по имени
Оставлять полуостровость жаль.
Даже неводом долгой поэмы
Красоты этой  не удержать.

И шагая печально по лужам,
Буду ждать неприкаянных фраз…

Крым огромен: в карман не положишь,
А на сердце моем - в самый раз.

В Париже осень, золотая слишком,      
Спадают листья в опустевших парках.
Газеты бойко продают мальчишки,
Торгуют телом на углах Монмартра.    
Кленовый лист в руке худышки здешней,
Рыжеволосой молодой простушки,
Что смотрит в эту осень без надежды,
Крутя угрюмо прядки-завитушки.
Ей рай земной и не земной не ведом,
И, как насмешка, предсказаний карта.  
Из маленькой пекарни пахнет хлебом,
И там, наверно, как в июле жарко.
В Париже золото октябрь роняет,
Отмыты стёкла у витрин до лоска.
Той девушке бы булку с крепким чаем
И плащик тёплый даже не по росту.
Она букетом бредит, как подарком.
Пошли ей счастье, всемогущий Боже!
Пускай потом кружатся листья в парках,
Ей эта осень станет всех дороже.

Германскому другу

А.К.

От имени, в котором есть два "о",
и первый слог – часть прошлого, и узы,
прибрежное прибежище твоё
не выгода Ганзейского союза,
не практикум с усадьбой в Варнемюнде…

Полощет глаз готический кирпич.
Бегут навстречу фрау, герры -- люди.
Прибой способен вызвать паралич
от осознанья явных параллелей –
ты не И.Б., но тоже припортован.
Под Новый Год, среди германских елей,
не край тоски, а центр уготован.
Глядит в тебя артерия Варнов.
Есть, что-то в ней славянское, воронье,
по северному лечащее, но
ушедшее в подполье в русском слове…
О чём ты думаешь, смотря на циферблат,
невольно замерев в Мариенкирхе?
Поэт-скиталец, колокол - твой брат,
прощает и  пророчествует в крике…
29 дек.2015

Есть легенда — когда-то у тёплого Чёрного моря
Беломраморный город раскинулся, будто красуясь,
Жили люди, любили, богов поминали не всуе
И ходили под парусом, с бурными волнами споря,

Меж колоннами храма встречались влюблённые пары,
Продавали хозяйки на рынке маслины и рыбу...
Из Тавриды доставили белого мрамора глыбу…
Но жестока судьба, что наносит внезапно удары.

Налетели, как вихрь, беспощадные варвары стаей,
И не смог устоять просвещённый изнеженный город.
Победил тот народ, что бесстрашен, азартен и молод -
Так погиб Херсонес. Из легенды об этом мы знаем.

Пролетели века, и всё так же волнуется море,
Зарастают руины, скрываясь под мягкой травою,
Синих ирисов ветку срывает, качая главою,
Муза памяти — рыжая дева с тоскою во взоре.

Я прочёл тут текст. Хирурга - судя
по тому, как автор рифмовал -
органы людские: ноги, груди -
с местностями, где он побывал.

Вот какой ты орган не затронешь
На Руси найдётся городок,
Для желудка – Тула иль Воронеж,
Для трахеи – Пермь или Моздок.

Ну а ниже – вовсе, ох, раздолье:
Костромская область, город Буй...
Написать про органы мне что ли?
Их же в организме сколько, уй!

Но я не патологоанатом,
Мне тела не довелось вскрывать.
Ну а зря, практиковаться надо,
Вдруг чего придётся срифмовать.

Пишущий народ вовсю рифмует
С Томском - Омск, Караганда? Беда!
А почешет темя, глаз зажмурит:
Выдаст вариантом «лебеда».    

А уж как прорвёшься за границу!
Вот раздолье там для рифмача:
Как приставишь лихо к Ницце пиццу
Или блин к Берлину сгоряча!

Ой! Куда-то в сторону заехал!
Нам не пиццы есть, а шаурму.
Правда, будет как-то не до смеха
Тем, кто с ней срифмует Колыму.
  
Что мы всё об скучном, да об грустном?
Предлагаю вам такой расклад:
Соберите мне чуток «капусты»
И отправьте, что ли, в Ленинград.

С этим словом рифмовать сподручней,
Лучше чем с «Санкт, тьфу ты! Пе-тер-бург».
Ведь мужик Собчак-то был не скучный.
И чего на Вову взъелся вдруг?

На того, что лысиной сверкая,
И топча ногами броневик,
Про рабочий класс кричал, картавя.
Ну а про кого решили вы?

Дал язык нам Бог и не заметил,
Что язык нам вроде как во вред.
Тьма названий всяких на планете,
Не срифмуешь все. Ну точно нет.

*Опустевшие дюны колышет танцующий ветер,
поднимая песок до влюблённых зажмуренных глаз...
А голодные чайки кричат об исчезнувшем лете,
и над морем органный - из Домского - тянется бас.

Янтарём истекают балтийские гордые сосны,
растопырив иголки на тонких, изящных руках.
Мы часами глядим, как шлифует песчаные дёсны
и солёную пену глотает большая река...

Молчаливый песок собирает загадки Вселенной
и печаль от прощаний: на год? или тысячи лет?..
Я остался навек добровольным и преданным пленным,
и в душе берегу мой счастливый - до Риги - билет.*

Холодный ветер с моря разбудил Венецию
и голубей на площади Святого Марка...
Кафе найти легко (по ароматным специям)
и бутики - они повсюду, в каждой арке.
Бредем мы медленно, хватая глазом камеры, -
фигурки "мавров"* молотками делят время,
фронтоны Церкви в кружевах застыли каменных,
в них - музыка столетий не стареет.
Дождями впечатление совсем не портится
и в этом есть свое очарование,
величество колонн, монументальность портиков
захватывают дух при созерцании.
Весь день и ночь оркестры наполняют музыкой
соленый, влажный воздух возле кромки моря.
И в колокольном звоне чудится - как мученик-
христианин с крылатым львом встречает зори.
Напившись кофе, мы плывем в гондоле узенькой,
нам окна ставнями закрытыми кивают.
Прощай, Венеция, отныне мы все узники
любви к ней - городу на деревянных сваях.

*На террасе на вершине башни находятся две большие бронзовые статуи, , они также известны как "Мавры" из-за тёмного налёта на бронзе.
..

От добровольных моих изгнаний
Осталось эхо: всё было зря.
Я не чураюсь воспоминаний –
Они то вспыхнут, то прогорят.

Казалось: ну же, привыкни, хватит!
Здесь и Халкида, и Касторья,
А ты ночами ревёшь в кровати,
Мол, это родина – не моя.

Нерайда – рай наяву. Красиво!
Пролилось небо – лазурь в реке…
Но выжгла душу мне грусть-крапива,
Как солнце, сжатое в кулаке.

Так люди ходят во сне по краю,
Не видя жизни краёв в упор.
Казалось: боги в меня играют
У самой кромки беспечных гор.

А те сквозь дымку глядят с истомой,
Дорога вьётся меж них змеёй…
Но, слава Богу, теперь я дома,
Здесь всё – от леса до звёзд – моё.

     Неведом, но близок срок, отмеренный нам судьбой, когда подвести итог обязаны мы с тобой: блестит ли ещё металл счастливейших, прошлых дней, сбылось ли, о чём мечтал, и скольких загнал коней? (По трудной дороге "Жизнь" телега тебя везла). Ты много ли положил на чаши добра и зла? Чиста ли вода ключа? Довольно ль в лугах росы? Ты чувствуешь, как стучат часы?...
     Часы отбивают  такт, часы зажигают свет… От дерзких секунд атак рождается в голове уверенный четкий ритм стремительной жизни дней… Скорее глаза протри, откладывать на «поздней» решения ты не смей и жаркой своей кровИ остынуть не дай…. Скорей… Живи!
     Часы – это песня рифм и компас, что нас ведёт. В бушующем море риф напрасно корабль наш ждёт. И в каждой простой избе, и  в замке приют часов, их стрелок упёртый бег нас гонит начать с азов простых примитивных строф создание глупых вирш про пламя ночных костров, про алчность валютных бирж… Часы – это "так" и "тик" и…      критик твоей души - не создан твой лучший стих… Пиши!
     Часов одностопный ямб (а может кому - хорей?), командует нам, друзья: "Давайте экспромт скорей, бессмертных сонетов клад, букет бесподобных од …" Невставшим из-за стола застанет тебя восход - как скалы долбит  прибой, так бешено  бьётся нерв… И вот уже не в первой ты думаешь: "Всё! Шедевр!" Изыскана рифм игра и трепетна сила слов, но слышится каждый раз уверенный стук часов… Их непогрешим указ - вердикт: "Через сотню лет узнаете, кто из вас поэт"!
     Часы - торопливый марш, секунд неусыпный вор, и возраста строгий шарж, и лености приговор. Годов многолетний груз твердит: "Ты устал, ложись". Старпёрскую  брось игру проносится мимо жизнь… Хоть ты уже сед (был рус), но рано поставил крест (пускай покорён Эльбрус, Везувий и Эверест) на лозунге: "Жизнь-борьба". Стремись, как к Ассоли Грей, прикончи в себе раба и поторопись скорей в реальность, осталось где, немало ещё вершин, но… близится судный день. Спеши!
     Часы – март, апрель и май, и вера в невечность зим. Покинула мир зима… Весна на все сто пронзит оставшийся лёд в груди лавиной амурных стрел… Не мешкая, потрудись: на страсти живом  костре желаний свари  глинтвейн, любимой налей в фужер, с ней вместе за счастье пей, настала пора уже… Часы награждают нас рождением светлых чувств любви… На душе весна…  
        Лечу!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!

Я почистил от снега дорожки,
Накормил моих милых синиц,
Тут меня окружили, как мошки,
Вереницы событий и лиц.

С кем я только и с чем не встречался.
Жаль, на память рукой не махнуть.
Бесполезно. Хоть я и пытался
Что-то выбелить, зачеркнуть.

Машинально чехол раскатал,
Накрывая от снега бассейн.
Подскользнулся, и чуть не упал.
Почему я сегодня рассеян?

И, пытаясь нащупать причину,
Напрягался, ловил мысли нить.
Зажигал в подсознанье лучину,
Чтоб забытое - осветить.

Не нащупал. Как ёжик в тумане
По годам проползал вверх и вниз.
Вдруг, гостиница - "Бинтумани".
Африканский, забытый мной мыс.

Европейская лакировка.
Влага Азии. Корабли.
И, латинская ночь, как воровка,
Промелькнула, исчезла вдали.

И, как вспышка! Сибирские ели!
Мыслей взрыв... Но, не вышел разбег...
Я же знаю: теплей, в самом деле
Африканских песков синий снег.

И по полузатертым фрагментам,
Я совсем, ну, совсем не скучаю.
Страны, люди и их континенты...
Лучше, Шура, налей себе чаю.

Разве хочешь ты верить в обман?
В джунгли, волны и корабли?
Верь, побольше, чем океан,
Островки есть волшебной земли.

Не найдёшь там мартышек и змей,
Не растет там кокос и имбирь,
Но зато там течёт Енисей.
А какое названье! Сибирь!

От Сибири - рукою подать,
(Побывать бы ещё там разочек)
Чтоб услышать, как будто бы мать,
Украина прошепчет: "сыночек!".

Запестрела гора Соборная
Линькой августовской травы.
Обвивают тропинки торные
Всю ее и лежат как швы.

Занят Плёс целый день купаньями.
Волга катится широко.
Дым белесый, плывя над банями,
Книзу стелется молоком.

Лает пес и кудахчет курица.
Сладко тянется в небеса
Аромат над булыжной улицей –
Там малина кипит в тазах.

Старый дом – деревянным кружевом.
На веранде – узором пар:
Собирая семью за ужином,
Закипает царь-самовар.

Против пристани в накрахмаленных,
Двухэтажных особняках
Сохранились в светелках-спаленках
Семь столетий по сундукам.

Теплоход приплывает издали:
Он дымит, и похож на печь.
Для туристов у белой пристани
Продается копченый лещ.

Жидким маслом насквозь пронизаны,
Вдаль плывут за лесной рубеж
Облака цвета каши рисовой:
Прямо ложку бери да ешь.

В Кабуле - жарко - древний минарет качается, рыдает заунывно:
Над рынком, над заборами из глины,
Над запахом дешёвых сигарет,
Над пятнами халатов, над фарси,
Над ржавчиной разбитых «барбухаек» -
Вздымается по-птичьи, затухает -
Гортанной нотой - вторит муэдзин.
Над запахом металла и вина, над скрипом арб, меж ласточек проворных,
в очередном парадоксальном споре -
Встречаемся: вы - неба глубина,
Я - талый лёд заоблачных вершин
И влага из проточного арыка,
Воздушный телом, ожиданьем сытый…
Я прибыл. Что скрывать… я согрешил.
И - пострадал - стал стеблями травы, ущельями, безвестными камнями.
Иду закатным небом вверх ногами -
бездомный, беспокойный шурави.
Пробита каска. Пустотой виска,
Зелёной струйкой утекает в норку
Проныра ящерка, на удивленье скоро.
Так споро гонит лед с вершин весна...
«Лицо» облюбовали сквозняки. Изведали - используют умело -
Глазницами свистят, окостенелость
Тревожат. Что тут можно изменить?
Каре фигур стоящих на доске?
Соизмеримо ли?! По высшей связи -
Шепните слово… Мне бы - восвояси…
Словечко лишь, и тыщей атмосфер
Поднимет истонченное «моё», разлитое по кочкам и ложбинкам.
Домой, из лампы - волей Алладина
Иду на выход…Вдалеке поёт
Аллаха и Корана горный край,
Беснуется и любит... Ненавидит.
"Прости, Афган. Я, искупив обиды,
прочь ухожу - окончена игра".
Усталым солнцем падает кинжал - убитый вечер изошёл закатом.
Пески остыли - из старинной лампы
Исходит звёздный джин в сто тысяч жал.
Он - раб…
От властелина - не сбежать.

Налюбуюсь лавандовым полем - французским Провансом,
И в рассвет уплыву по весенним каналам Венеции...
Все мотивы Любви - это сексты, септимы и терции,
Блюз - отсутствие нот, он не требует счастья авансом.
Шарф лиловый на шее планеты завяжется шёлковым змеем,
Перламутровым жемчугом слёзы - на все изумрудные травы...
В мире много воды и цветов, красоты и любовной отравы...
И так часто мы, люди, не ценим всё то, что имеем...

По земле, воде ли, в небесах
Мчит  турист в неведомые дали.
Тем, кто одолеть сумел свой страх,
Транспортные средства домом стали...

Я бывал на всех материках,
Пересёк четыре океана,
Побывал в штормах и в облаках,
Был в пещерах, в кратере вулкана.
Подымался я на Эверест,
Проплывал Бермудский треугольник,
Трезвым проходил сквозь «пьяный лес»,
По тайге скитался как раскольник.
Любознательность унять мне не дано:
С фараоном я общался в пирамиде,
И к атлантам опускался я на дно,
И учил язык пингвинов в Антарктиде...

Телепутешествия гляжу.
Транспорта надёжней в мире нету
Кресла, на котором я сижу.
Я на нём «объездил» всю планету.

Материки есть, я на них не буду,
Моря, хоть мне в них и не плавать – не беда,
Вершины, их названия забуду,
Моя нога там не ступала никогда.

Есть много стран, куда попасть – морока,
Об этом сильно я, поверьте, не грущу,
Есть Город неизведанный, далёкий,
Я никогда уже его не посещу.

Не буду жить в его домах высоких,
По улицам его просторным не бродить,
Не буду обольщать его красоток, -
Не выпал жребий мне их, значит, полюбить.

Нет, лучше я, друзья, останусь дома,
Жить тихо, буду в той единственной стране,
В том городе, где с детства всё знакомо,
И с женщиной, такой родной и близкой мне.

Но в редкий миг, когда мне одиноко,
Я с грустью думаю, что где-то, - в том курьёз,
Есть Город неизведанный, далёкий,
И мне обидно, право верите, до слёз!

Мы шли с тобой по краю пропасти,
ты впереди, я за тобой.
Реальной пропасти, не образной,
у Красных скал, в Саду богов.

А скала были - вправду красными,
и серебристою - вода,
а мы с тобою были счастливы
без аллегорий жить тогда.

Солнце освещает купола церквей,
Сувенирным шлейфом будоражит Прага.
С призраком в обнимку я спущусь с ветвей,
Шелестя мечтами. Бесконечна сага
Фантиков блестящих в круговерти дней.
Размышляю в парках, вкус смакуя мира...
Карлов мост-свидетель бесовских теней,
Перемен и судеб вдохновляет. Лирой
Страстных изысканий, штормовых пучин
Зазвучало сердце, не боясь надрыва...
Смешиваю чувства в решете причин
В двух шагах от счастья, в десяти от взрыва
Лёгких, невесомых, позабытых па.
Фред и Джинджер кружат, освежая память.
Пьяный дом танцует, не боясь упасть,
Восхищая музу... Но пытаясь ранить
Нежные, незрелые надежды, вновь
Незаметно в полдень в прах истлеет время...
Пражская весна как и сама любовь
Расцветает бурно, завершая бремя
Сладких грёз. В волненьях наступает час
Белоснежных платьев и костюмов строгих.
Свадеб вереница увлекает, мчась
По брущатке улиц... Вдаль бегут дороги.
Пиво "Старопрамен", пабы, парков тень -
Колоритный почерк дней почти безумных...
С бархатным сияньем догорает день,
Не утихнет город перекрёстков шумных!

Посвящается наводнению в Тбилиси 13 июня 2015

Вы такого не видали и увидите едва ли:
Затопило зоопарк, и в итоге - полный мрак.
Ходят-бродят по Тбилиси тигры, волки, лоси, рыси
И огромный бегемот вдоль по улице плывет.
Делать что – никто не знает, дети в страхе убегают,
Только всё же у детей не хватает скоростей.
Вот огромный крокодил первоклашку ухватил
За протянутую ногу... Тянет, тянет понемногу,
Изошёл слезами весь, Пища есть – чего ж не съесть?!
Прячься, прячься, детвора по домам и по дворам!
Славный Гоги, храбрый Гоги уносить не станет ноги:
Он от зверя не бежал, а схватился за кинжал.
Как увидел крокодил, чем ему герой грозил –
Сразу выпустил Манану, зашатался, словно спьяну,
И попятился назад –  возвращаться в зоосад.
Ну а тигры и медведи, не мечтая о победе,
Враз попрятали клыки: чай, они не дураки
Нарываться на клинок! Только старый носорог
Повертел носатым рогом,  выбегая на дорогу.
Но сражаться с храбрым Гоги неспособны носороги:
Фыркал, фыркал носорог, а потом назад убёг.
Возвратились звери в клетки –  там уж ждали их конфетки,
Бутерброды, ананас – всё, что Гоги им припас.
Ну а власти Гоги дали сразу целых две медали:
За спасение детей  и спасение зверей.