Тур - 145: "Ослепительно знойное лето" (конкурс завершен)

Художник: Вантула Иван. "Дождь"

Мчит яхта на крейсерской скорости.
За бортом - мельканье чудес.
И лишь облака в невесомости
зависли под сводом небес.

Термометры снова зашкалило
от жара июльских лучей.
И вдруг - налетело, зашквалило,
плеснуло, блеснуло:
-Эгей!!!

Весь мир потерял равновесие
от яростной пляски волны.
А мне беззастенчиво весело:
- Играй, диксиленд - три струны!

А ливень тропический, бешеный
Не в шутку водой захлестнул.
На ниточках мокрых подвешенный,
кораблик похож на блесну:

Взрезает пространство стремительно,
Бликует от молний металл.
Ах, лето! Ты так упоительно!
Жаль, дождик идти перестал…

…А у нас снова зной – выжигает и трепет в движеньях,
И ленивую мглу послевкусий напрасных трудов…
Растекаются сны по потливым стремленьям невежды
Приручить небеса к приземлённым хотеньям ослов.  

Этот гвалт чистокровных желаний настолько глобален,
Что я вяло теряюсь в пространстве растраченных лет.
И мой компас сломался от ржавчины и назиданий,
И я путаю лето и север, январь и рассвет…  

Где твой гибельный знак маяка для моей каравеллы?
Кутерьма поз и масок, кривляний, заученных фраз…
Где ты? Память – плохой санитар при палате холерной –
Не выносит, не чистит и жаждет предсмертных гримас.  

Пред глазами обрывки печатных страниц наших странствий.
Где та книга, что их потеряла, но помнит итог?
До тебя дотянуть – отыскать фолиант в снежном царстве,
Где багряная ветка терновника Жизнь бережёт.

  

Ласкаясь о берег, урчала волна,
И лучшей не выдумано колыбельной...
Размытая облаком акварельно,
В ночном карауле стояла луна.

Горячая Греция. Грузная осень.
Спокойные, лёгкие, светлые мысли -
Быть может, тому поспособствовал "Рислинг"?
Хотя бы и так. Всё как будто в Форосе

Когда-то. Нечаянно. Очень давно
Такие же волны, и так же урчали...
И счастью мешал только привкус печали.
Припомнить подробности мне не дано,

По-сколь-ку не в-ы-д-у-м-а-н-о к-о-л-ы-б-е-л-ь...

Сочиняю стихи, будто варю суп.
Оставляю дела и галопом к плите-столу.
Не дождется строка, убежит как бульон, суть.
Надо резать морковь, не забыв покрошить лук.
А в саду столько яблок, дед бы сказал: пирог
Не пора ли готовить, хватит кормить компост.
Ах, безделье, деда, не очень большой порок,
Если в доме муза - такой шебутной гость.
Не волнуйся, милый, будет готов пирог,
И ребят вечерком успею свозить к реке.
В круговерти августа, видимо, есть толк.
Вот тебя помяну в торопливой своей строке.

и было лето… небо синее
с утра выплёскивалось в город.
к полудню ношей непосильною
жара наваливалась, но от

своей районной бочки с квасом и
до пива рижского в киосках
мы прохлаждались лоботрясами.
слонялись, будто два подростка

по нашим тайнам незатейливым
и душным скверам с повиликой,
где всё на свете перетерпливал
народ от мала до велика.

и по затейливым окраинам
среди их выбоин и сколов,
где проходила неприкаянной
житухой люда городского.

и было нам с тобою празднично,
и понимали мы едва ли,
что, продолжая лоботрясничать,
мы это лето продлевали.

чтоб утра снова были синими,
и солнце, город опоясав,
кидалось щедро апельсинами
в неисправимых лоботрясов

С восходом солнца уходят росы,
В зеркальных бликах речная гладь.
А в речке ивы полощут косы,
Кругом приволье и благодать.

Реснички вскинув, стоят ромашки
И словно просятся на венок.
И веет запахом сладкой кашки
Едва проснувшийся ветерок.

А солнце птицей летит к зениту,
Объятьем знойным приходит день.
И пышет воздух огнём разлитым,
И не спасает лесная сень.

Не слышно пташек в жаре несносной,
В лесу молчанье и тишина.
Янтарным соком исходят сосны,
Смолой насытившись допьяна.

От зноя стали глаза раскосы,
Нырнуть бы в речку и не всплывать
Туда, где ивы полощут косы,
Где днём прохлада и благодать.

                            2014

Белеет парус одинокий,
И я червяк в сравненьи с ним -
Кидаю с дерева за щеки,
Сводящий скулы, витамин.

Ведь я не здешнего прихода,
И мне легко остатки сил
Подвялит южная природа...
Блажен, кто мир сей посетил.

Вдали от шума городского
С меня скачают кровный нал.
Признаюсь, вымысла такого
В сюжете цен не ожидал.

Корысть под стать шенгенской визе;
Не раз испытывая шок,
Желал сказать любой маркизе:
«Все хорошо здесь, хорошо!»

Всё хорошо: посланцы весей,
Набит тандыр лепешкой тел.
А ты все ищешь спелый персик
Среди урюка и жердел

Забот неровное дыханье
Вдруг станет в горле и – «гудбай»
Дай, лето, краба на прощанье…
  Хоть что-нибудь бесплатно дай.

На даче день сегодня не простой,
Из спелых ягод делаем варенье.
С утра в ветвях чириканье и пенье
Садовых птиц, а на душе покой.

Моя бабуля кружит у печи
В переднике и ситцевой косынке.
Смородиной наполнены корзинки,
На стуле кот, насупившись, молчит.

Июльский день плывёт издалека,
И солнца диск всё выше, выше, выше.
Густеет, как сироп, жара над крышей.
В тазах варенье пыжится слегка,

Вкрапляя свой засахаренный дух
В парящий зной удушливого лета.
Жужжанье пчёл и шум цикады где-то,
Ворчит на кур задиристый петух.

А я в тени под сливой в гамаке,
Дремлю под звуки солнечного сада,
Где вьётся в небо зелень винограда,
И бабочка колдует на цветке.

Под вечер снова будем за столом,
Где разговоры с чаем и вареньем,
Где сумерки опутывают ленью
Уставший за день маленький наш дом.

Здравствуй ныне, здравствуй вовеки,
разноцветное, пестрое море!
Едут в гости к тебе семиреки,
чтобы смыть с себя горькое горе,
чтобы смыть с себя душный город
в твоих ласковых чистых волнах,
утоляя душевный голод
и оттаивая по полной!

Эти ролики, горный велик,
эта галька кругом и глина,
настоящим обрывом - берег
под парящим крылом орлиным,
пирамиды камней и ступы,
и гусей полногласных стая,
и бездонный полдневный купол
над Японией и Китаем.

На обед – каурдак с арбузом,
с каурдаком арбуз – на ужин,
тут скользнула ящерка юзом,
там отара тропу утюжит,
то вдруг тучей закроет свет нам
саранчи настырной нашествье
или ветром потянет летним
и погладит всех против шерсти.

Окунись в прохладные воды,
поделись с собой откровеньем:
это самые летние годы
твоего по миру круженья.
У детей обгорают уши,
сколько их ни смазывай кремом.
Жизнь полна полнокровной чуши -
потому не кажется пленом.

Предрассветье. Устала заря
От навязчивой палевой суши
И звенит сквозь меня, серебря
Темный волос, и медленно душит...

Не уйду. Не мину. Не отдам –
Ни себя, ни иссушенный воздух,
Ни тончайшую нить к кораблям,
Что заплыли на брошенный остров.

На Змеином покой и жара:
Крошит в пепел строптивые камни
У обрыва, где рыжим трава,
Желто-огненный старенький карлик.

---
По спектральной классификации Солнце является типичным "желтым карликом".

Среда, безумная среда,
ты как полуночная дева,
наполнена избытком неба
и недостатком серебра.
Еще безумнее зима,
оставленная без присмотра,
сожравшая 8-марта,
как молох, холодом с утра,
затем безумная жара
расплавит признаки асфальта
на улицах, и будет свалка
и в лужах суп из топора.
Польют безумные дожди
уже не впитываясь в почву,
и листья, превращаясь в почки
прощаются-не упади-

Шапкой одуванчика облако повисло:
На бескрайней сини – белое пятно.
Солнце им закрылось: никакого смысла
Греть сегодня землю, ведь и так тепло.
Нёс прохладу ветер, потерял, однако.
Тополь еле слышно шелестит листвой.
Алый «стяг развесив», спит в тени собака.
И мозги «расплавил» нестерпимый зной.
Долгожданный вечер… Село солнце в воду.
Пролегла по глади жёлтая «тропа».
С берега на берег луч, не зная брода,
«Перешёл» и мигом в камышах пропал.
В синий тёплый воздух окунулись дали.
Яркою зарницей грохнула гроза.
Ночь прошла мгновенно. День – в своём начале:
Там, на горизонте – света полоса.

Порнографические снимки
Розовозадых от заката облаков,
Речной поверхности ужимки
И тёмные морщины берегов ---

Пейзаж расплавленного лета,
Когда о солнце думаешь как о враге,
И ты пропитан потом до скелета,
А мозг подобен вязкой кураге.

Как отменить жару и пекло,
Как оставаться тем, что ты на самом деле есть?
А ночь, лишь наступив, поблекла,
И за прохладу хоть в тюрьму готов ты сесть...

02.07.2015.

              
Хосе Аркадио Буэндия показывал всем плошку с крупинками золота, словно он сам его создал. Удовлетворив общее любопытство, он наконец оказался лицом к лицу со своим старшим сыном, который в последнее время почти не заглядывал в лабораторию. Отец поднес к его глазам сухую желтоватую массу и спросил: «Что это, а?» Хосе Аркадио чистосердечно ответил:
— Дерьмо. Собачье.
Габриэль Гарсиа Маркес "Сто лет одиночества"

Пронзителен в  "Дубках" июльский запах дуба.
Скворечит детвора под взглядом сонных мам.
Не думай, голова, пожалуйста, не думай!
Чего просить? Она не думает сама.

Вечерний тихий спад дня середины лета,
Он долог как сонет и грустен как сонет.
Его судьба - уйти под ночь с последним светом,
И возродиться вновь под именем "рассвет".

Ухоженый старик в отглаженной ветровке
Ротвейлера бранит лениво и длинно.
Но пуст собачий взгляд, он мыслями на тропке,
Где под кустом такой интригою Оно!

«Твой скудный мир - ничто, невольный повелитель,
А вислый нос так груб, желанья так просты.
О, мой собачий бог, как он нелюбопытен!
Ну ты хоть раз взорли, айда со мной в кусты!

Ты долго свет коптишь, застал как умер Сталин,
А рыжий тот нахал должно быть правнук твой.
Ведь Ею этот знак в кустах густых оставлен.
Смотри, старик, смотри: он цветом - золотой!

А в запахе его – стрелой желанья ноты,
Пойми меня, мой друг, ну ты не так уж ветх!
О, мне б к тому столбу, поднять повыше ногу
И дать ей свой ответ,  свой золотой ответ».

В нём «бросить всё» призыв за сладость злую сцепа,
Окрестным кобелям угроза всех порвать.
Как ваша жизнь в любви убога и нелепа!
Цветов ненужный шик, скрипящая кровать.

Июльская жара, тяжёлая как штанга,
В ротвейлерских глазах азарт сменила грусть.
В московских небесах исчез собачий ангел,
Лишь шёпот  по кустам: «И где же ты, Мисюсь…»  

  

мой милый звереныш, скажите не Вы ли?
ковыль придорожный заставили вить
постель луговую? знать вы не забыли?
нет! вы не забыли желания быть.

колышется поле танцовщицей юной.
июль растаскали на скрежет сверчки.
полуночный гром недостаток безумья
базукой исправил, сквозь тучи, "АПЧХИ!"

жара изошлась, что сварливая баба -
раздавшись широко в далекую высь -
лиловою дышащей звездною жабой
изведав желанную, легкую сыть.

мой милый желанный любовный товарищ,
пожарища окон песчаных домов
горячим бесценным соленым отваром, -
отважная, тихим касаньем омой.

мой милый ребенок как мы, развлекаясь,
в ромашковом зале где дверью полынь -  
танцуя на Вы на пределе дыханья,
как мы презирали ущербное "ты".

мой ласковый зверь, отчего же так горько?
Ваш сладостный "ты" весь без Вас изболел...
танцует на мятом, осеннем пригорке
сухая трава, что оранжевый эльф.

К асфальту липнут сандалеты,
Лицо мне обжигает зноем.
И снова мстительное лето
Меня вгоняет в паранойю.

Не только к женщинам раздетым —
Вас к каждому столбу ревную...
Нам страсть наобещало лето,
Но на воротах в жизнь иную

Висит замок, а ключ утерян.
И, сидя на пороге рая,
Мы с Вами в «верю» и «не верю»
До одурения играем.

А голуби лениво-сонны
На крышах, пепельных от пыли.
Где вы, прохладные муссоны,
Чтоб лишний пыл наш остудили?

Здесь нет муссонов — лишь шаравы,
Или хамсины — как угодно!
...Вы, как всегда, конечно, правы
И, к сожаленью, не свободны.

_________________________________________
* Шарав (иврит) = хамсин (араб.) —
  сухой и знойный ветер, дующий из пустыни

Утренний кофе – внизу на веранде.
Два полотенца – над клумбою роз.
Солнце сияет внутри виноградин.
Ты мне в постель их на блюдце принес.

Сразу на плечи – короткий халатик.
На ноги – шлепки. Пол-взгляда – в трельяж
Волны под нашей верандою катит
Синее море на галечный пляж.

Кофе с дымком ароматен и крепок –
С привкусом тайны восточных царей.
Жарко под тенью платановых веток.
Снять полотенца – и к морю скорей!

Не думал никак,
Что выстрелит в спину
Невидимый враг,
Что руки раскину
На этих коврах
Цветущей степи,
Где солнце слепит
И мучит жара,
Жестокая прямо с утра.

Ни капли воды-
Ни снизу, ни сверху
Не видно беды
Летящему  стерху...
Кричит  вороньё:
Миг- время твоё!
Космической меркой...
И эта жара-
Жестокая прямо с утра.

А возле бровей
С планеты, как ласка,
Прополз муравей.
Не прожита сказка,
Судьбы не понять
И боль не унять,
Сжигая все краски
Пылает  жара.
И мне не дожить до утра...
20.7.15

Зацвели, запахли мёдом травы.
От земли исходит томный дух.
Летний полдень  жаркий и усталый,
Липнет к телу тополиный пух.
И совсем не хочется движений,
И текут размеренно деньки.
В мягких и размытых акварелях
Солнечные блики  - огоньки.
Ветерок, гулявший над оврагом,
Разленился, разомлел, уснул.
Только пчёлы – вечные трудяги
Пьют нектары, издавая гул...
* * *

*Всё пройдёт. Пройдёт и это...
Опалённое жарой,
обезумевшее лето
скоро снимут кожурой.
Эту жухлость ранних листьев,
беготню линялых штор -
не задумываясь, счистит
время-лекарь, время... вор.
Дни сбегут из лета в Лету,
и дожди очистят путь.
Поживём... Пройдёт и это.
Жаль, что всё нельзя вернуть.*

Подари мне ожиданье,
В нём меня ты раствори
Принеси любимой дланью
Драгоценные дары:
Аромат твоей улыбки,
Локон матовой золы,
Яхонт глаз, горящих, шибко
Словно сон ты подари!
Не забудь вложить смятенье,
Взбунтовавшейся поры,
Лета жаркого творенье

Ты себя мне подари.

"Дрожи! Особенно, больной
Или убогий,
Когда навстречу выйдет зной
С большой дороги."
"Зной" авт Леонид Цветков
http://www.clubochek.ru/vers.php?id=36822

Такое чувство, будто печь
Весь день топили...
Успел едва-едва прилечь -
Приснился триллер:

Жара стояла, как в аду,
И ране пышном,
Том, дядиванином саду,
Погибли вишни...

Беда, когда б ещё дрозды
Плоды склевали,
Но долго не было воды
От аномалий...

О чудной влаге даже вошь
В траве вопила.
Луна вонзала око - нож,
Как Чикатилло...

Она была не так светла,
Как в оны лета.
Её пытались сжечь дотла
Назло поэтам...

Горели звёзды, торф в лесу
И червь в болоте...
Но было небу недосуг,
Не до экзотик...
............................
Проснулся в ледяном поту
И, спозаранку,
Я выпил, чтоб огонь потух,
Рассола банку...

Как этот мир стара  
Июльская жара,
Пришла из-за бугра
Она от бога Ра*...

Бореюшка**, пора,
Молю тебя с утра:
От жара бога Ра
Спаси нас, бога ра-
ди.

С тобою мы пола-
дим,
Привычней нам в прохла-
де.

*Египетский бог Солнца Ра
**Фамильярное обращение к греческому богу северного ветра Борею

Ни привета, ни ответа от тебя, подруга, нет,
Отлетело наше лето, словно яблонь белый цвет,
Облетело, отшумело, отболело, унеслось,
И кому какое дело, что у нас там не срослось.

Называл тебя я «Лето», -
Ты ворвалась в мою жизнь,
Отвечай, подруга, – где ты?
Поскорее отзовись!

Знойной ты была, как лето и, как полдень, горяча,
Ты не слушалась совета, а рубила всё с плеча,
Раскалила, распалила, страсти пламенем зажгла,
В свои сети заманила, взглядом нежным завлекла.

Называл тебя я «Лето», -
Ты ворвалась в мою жизнь,
Отвечай, подруга, – где ты?
Поскорее отзовись!

Я, как мог, сопротивлялся, но, опутанный тобой,
Как телёночек брыкался, обречённый на убой,
Ты меня не пожалела, опалила, как огнём,
Мной вертела, как хотела, всё сильнее с каждым днём.

Называл тебя я «Лето», -
Ты ворвалась в мою жизнь,
Отвечай, подруга, – где ты?
Поскорее отзовись!

Может страсть и увлеченье мне продолжить был резон,
Но закончились мученья, лишь закончился сезон.
Ты исчезла вместе с летом ранним утром на заре,
Как найти пропажу эту мне в дождливом сентябре?

Называл тебя я «Лето», -
Ты ворвалась в мою жизнь,
Отвечай, подруга, – где ты?
Поскорее отзовись!

Как морозу с жарой не судьба на пути повстречаться,
И как небу с землей  никогда навсегда не сойтись,
Так с тобою и мне не дождаться возможного счастья:
Рождена ты зимой, но  жару обожаешь всю жизнь.

В знойном лете твоём я сгораю и плавлюсь без меры
(Я бы смог  быть с тобой, если б солнце прикрыть хоть на треть)
И живу без тебя в скучном мире кондиционеров,
Ты в нём мерзнешь, и мне всей любовью тебя не согреть.

Не согреть, не сдержать, не обнять,  не сберечь, не потрогать
Шелковистых волос и изящной озябшей руки.
И твоя, и моя - ненадёжные наши дороги
Не сойдутся в одну,  грустной жизни считая круги.

На жаровне двора ты легка, словно прима балета
На носочках, боясь утонуть в раскалённый асфальт,
Невесомо паришь в знойном воздухе жаркого лета  
И манИшь  бросить всё и  лететь вместе в светлую даль.

В панорамном окне жаркий полдень, как фотообои,
И хоть вреден мне зной, но   слепая  любовь горяча,
Осторожность забыв, я бросаюсь  в жару за тобою:
И лечу, и ...    
сгораю в июльских палящих лучах.    

От жары хотелось плавиться
Или плавать – всё равно.
Он назвал меня проказницей
И позвал сходить в кино.

А потом сидели в парке мы,
Пили сок со льдом, и он
Задарил меня подарками
И признался, что влюблён.

Так легко кому-то нравиться!
Платье – нежным лепестком.
Только каждая проказница,
Раз обжёгшись молоком,

Дует нА воду с опаскою,
И на сок, и на пломбир,
На царевичей со сказками
И на весь огромный мир

Тоже дует. Раскалённые
Звёзды выстроились в ряд.
Научи меня, влюблённый мой,
Снова чувствам доверять…

                                   23 июля 2015 г.

Пыль на червонных косах
Зноя долин нездешних.
Хищно гарцуют осы
На стебельках черешни.

Сонно скользят движенья,
Сухо мерцают взгляды.
День объявил сраженье,
Ночь принесет пощаду,

Будет водить прохладой
По обожженным спинам.
Зеленью винограда
И серебром маслины

Ночи долин нездешних
В алые плещут ставни.
Как колыбель черешню
Осы качают плавно.

Воздух упруг и тесен,
Солнце течет по крыше.
Червень, червонный месяц
Огненным жаром дышит.

Реки свернулись в кольца,
Жадно вздыхают кроны
В просинь двора-колодца
Свесив язык зеленый.

Сбросив вспотевшую за ночь сорочку,
Лето, зажмурившись, утро встречает.
В берег уткнувшись прибоем, рокочет
море в барашках трепещущих чаек.

Ветер, сквозя через горло залива,
студит, от солнца румяную, кожу,
Сонных ресничек касаясь игриво,
дует в глаза, щекоча осторожно.

Небо синеет, густея от жара,
и отражается в медленных во’лнах.
В солнечных бликах вода задрожала,
словно смеясь – озорно и задорно.

Сливочно-нежный подтаявший шарик
синь разбавляет в белёсых потёках,
Брызгами цвета расплавленной стали
мечет по мне, на песке распростёртой.

Капли, искря, испаряются с кожи,
маревом зноя вздымаясь обратно.
Я, спотыкаясь, несу осторожно
тело в облезло-ошпаренных пятнах
к морю.
              Оно языком шаловливо
слижет налёт раскалённых песчинок.
Всполохи пенно-взлохмаченной гривы
вдруг обожгут, словно выдох пучины.

Я побрататься с пучиной не против.
Прямо из пекла – в остуженность рая!
С тихим шипением уксуса в соде
я, опадая волной, растворяюсь.

Слепящим
Осыпаны светом
Седые олив облаченья –
И кажутся их силуэты
Летящими
В этом свеченьи.

Их тени,
Лежащие косо,
Всё тянутся,
К морю стекая –
И падают солнца
Вопросы,
Алмазы
Из рос высекая.

В дыхании ветра –
Ответы...
И никнет трава, умирая –
Неистовым пламенем
Лето
Пылает –
От края до края...

Горячему полдню не спится
В шатре
Из расплавленной сини –
Волна
Белогрудою птицей
Касается берега линий,

Где, спины барханов разгладив,
Столетья
Ложатся попоной...
И в золото солнечной глади
Впечатаны
Летние
Кони...

Идёт усталый взвод, не глядя давит мух.
Каких — неважно. После... расскажу ли?
Копчёное чутьё... не дремлет сонный дух...
На ощупь, на протянутую пулю.

Пройдём и вал, и ров, подавим комаров.
Ещё не время думать о привале.
Здесь ненадёжен кров. Привалит — будь здоров!
Куда идём? — домой. К себе? — едва ли.

Здесь тёплые края, в которых много птиц.
Нам в детстве говорили не про них ли?
Они у нас в ушах. Мешают. Тихо! Цыц!
Прикинулись жарой и в нас проникли.

2012 г. (третий куплет добавлен в 2015 г.)

Небрежно свесив одеяло
Из плотносшитой духоты
Жара по городу гуляла.

Лениво прятались коты
В седых от пыли подворотнях
И солнца луч, почуяв фарт,
Подогревал на сковородках
Расплывшийся от чувств асфальт.
Вздыхал народишко зевая,
Пытаясь воздух заглотнуть
И расширялась мостовая,
Как в старом градуснике ртуть.

Жара гуляла не на шутку,
Качала, подлая, права.

Скрипели рамы в окнах жутко,
Желтея, корчилась трава,
Крыжовник сыпался на даче,
Сох в блюдце плавленый сырок
И даже старый шустрый мячик
Стыдливо прятался у ног,
Стихали рынки и вокзалы...,
Но... сутки устремлялись в ночь...

Жара тихонько отступала
За город... в поле, в реку...
Прочь.