1
Судите, люди
за стыд и грех.
За то, что любишь
больнее всех.
За то, что рано
я в жизнь вошла.
За то, что рана
насквозь прожгла.
За все - чрез русло
и через - край,
за то, что тускло
мне светит рай,
за смех, как бубен,
за резкость фраз.
Но кто ж осудит
тогда и вас?
2
Есть тайные стихи -
я их сама боюсь -
сжигающий стрихнин,
удушье дум и чувств.
Их обморок глубок,
невнятен властный зов.
Как солнца ждет росток,
тянущийся из-под
разрыхленных одежд
земли (откуда - весть?);
как в домовитый плед
стремится влиться шерсть.
Из рскаленных уст,
из пекл да на юру
крючьми достать хочу,
хоть после и умру.
3
Ей подражать, что подражать огню,
землетрясенью, вихрю, фейерверку.
Сумей в ладонях удержать струю
и укради попробуй хрип предсмертный.
Ей подражать? Как вымысел нелеп!
Сумеете ль хотя б на миг единый
забыть об уникальности судеб
и стать не имяреком, а Мариной?
Все вытрясти, стать жалким пузырем,
стать вакуумом, позабывшим числа,
забывшим мир, в котором счастья ждем,
что, очевидно, не имеет смысла -
ну а затем вместить в себя ее,
всю цельную, как вкус или как запах...
Не легче ли душой на острие
наткнуться и при этом не заплакать!
Да нет, еще страшней, еще смешней,
бессмысленней, наперекор рассудку.
Не могут жить деревья без корней.
Ее стихи ее вскормились сутью.
Из недр, из бурь, из помыслов глухих
рождаются, родимые до боли.
Есть слабые и сильные стихи.
Все остальное не играет роли.
4
Не пущу тебя
в этот край.
Умоляю,
не приезжай!
Семафором,
шлагба-
умом
не пущу,
не приедешь
к нам.
Оставайся
в глуши,
в дали,
чтоб искали
и не нашли,
спасена
от кровавых лап,
от чудовища
с именем “РАПП”.
Ничегошеньки
не должна.
Заплатила
за все
сполна
каждой буковкой
горьких
строк...
Но стучится
судьба
в висок
сквозь весенний,
беспечный
гам:
“Я приеду,
приеду
к вам...”
5
Что шара слепая округлость?
Куда убежать от тоски?
“Ненужность. Ненужность. Ненужность”-
морзянкой буровит виски.
Унижена до перегноя,
истоков подземных озер.
Свился неподвижной петлею
распахнутый твой кругозор.
Захлестнуто горло тоскою,
и в душу вгрызается вервь,
молитвою или рукою
тебя уже не уберечь.
Елабуга - Черная Речка -
звеняще натянута нить.
Я крикну слепое:”Не смейте!”
когортам банальных убийц.
Твой почерк, томительно круглый,
твой голос - каким же он был? -
угольником врезаны скулы,
а губы синее чернил.
Любимая! Хрип твой предсмертный -
громами небесных щедрот!
Сонливая алчная Лета
его понапрасну прождет,
покуда дыханье Поэта
свершает свой круговорот.
6
Прачка! От пены морской -
к пене корытной.
Чьею зловещей рукой
к тачке прибита?
Слышь, от заоблачных сфер
грязных бултыхов
хочешь ли?
Экий шедевр
происков лиха!
Музья батрачка,
слуга
ты ль Апполона?
Ныне друзьям
и врагам -
прачка.
Законно.
Качка.
От праха - до звезд,
снова - до праха.
Вам бы стирать довелось
эту рубаху,
в чьей-то крови и грязи,
в чьей-то блевоте.
С рубища бедной Руси
пятна не сходят.
Эту судьбину терпеть,
эту хребтину горбатить,
в этой жаровне потеть -
хватит!
Стачка.
Навек.
До Суда
Страшного.
Будьте.
Вспомните, может, когда,
странные люди...
Утреннюю тишину
крик прорезал петушиный.
Принимаешь ли жену,
что в миру звалась Мариной?
7
Кто б за волосы оттащил
тебя от этой страшной бездны
неисчерпаемой души
пред безднами всегда отверстой?
Кто б смог? Кто гениям судья?
Кто б смел отволочить от края,
за коим - тихая ладья
и Стикса хватка ледяная?
О, где ты, любящий Орфей,
ее собрат (роднее братства!)
сквозь тугодумный скрип дверей
к ней, к ней стремящийся прорваться?
Ее - к трудам,
ее - к стихам,
ее - к любви вернуть.
Вспять - мерзость!
Сказал бы Смерти: “Не отдам!
Моя она! Люблю! Не смейте!”
Зачем француженке Эдит,
(хоть и великая певица),
так много выпало любви,
как щебета на жизни птичьи?..
Седая женщина, прости.
Прости, моя седая Муза.
Ты одинока на пути,
где справа - Мрак,
а слева - Ужас.
* * *
Ни в раю и ни в аду
я тебя не представляю.
Ты - мелодия сквозная,
горизонт - но в высоту.
