Усвоенный урок (Рассказ)

Ощущение той, в детстве полученной пощёчины, безраздельно затопило всю её напряжённую фигурку: от макушки - до кончиков пальцев. Она понимала, что начинала себя жалеть, но уже не могла остановиться.
Тогда ей было лет четырнадцать. И ту злополучную пощёчину она получила от матери, которая никак не могла смириться с фанатичностью дочери в спорте. А может, просто ревновала к авторитету тренера. Обычно, в детстве как-то не особенно задумываешься о причинах поведения своей матери. В тот, ничем не примечательный, вечер просто приближалось время очередной тренировки. Но мать категорично заявила, что сегодня тренировки не будет. Что пора ей присоединиться к сверстникам во дворе: "ловить" уходящее детство. Еще мать внушала, что плечи у неё широкие: замуж никто не возьмёт. Она же в ответ растерянно оправдывалась, почему-то всплывшими в памяти, словами Островского: “Самое дорогое у человека — это жизнь. Она даётся ему один раз, и прожить её надо так, чтобы не было мучительно стыдно за бесцельно прожитые годы...” Вот в тот момент и была получена эта памятная пощёчина: звонкая, настоящая. В этом не было сомнения. Как и не было ответа на, непрерывно пульсирующее в висках,: "За что? Ну, за что!?". Она никак не могла поднять глаза на мать: ей было стыдно. Медленно повернувшись, ушла в свою комнату и дрожащими руками стала складывать в рюкзак свой спортивный костюм и кроссовки...
Женщина обвела взглядом огромную комнату: потолок, как в том, из детства, спортзале. “Наверное, есть в этом какой-то смысл, простор, например” - размышляла она. Простор она и сама любила, но в данный момент в нём не было ощущения свободы: только холодная, сковывающая пустота. И даже камин, растопленный прислугой, (когда он только успел её нанять?!) не помогал сдерживать дрожь. Отчётливо вспоминалось, что он ведь сам приглашал: всё говорил, что будет рад видеть её в любое время. А глаза, его глаза. Они были такими правдивыми тогда. Как можно было не верить? Да она и сама всё время рассказывала ему, что он, вероятно, родился под счастливой звездой: его лицо неминуемо вызывает доверие и желание: "Не отказать". Неважно, кого и о чем он попросит, в ответ он всегда будет слышать: "Да".
А события нынешнего вечера снова и снова прокручивались замедленной лентой в её распахнутых глазах. Самолет приземлился вовремя. Она, правда, задержалась с багажом: очередь была. Что же делать, в этой стране всё осталось по-прежнему. Это она поняла ещё в прошлом году, когда впервые после долгих тринадцати лет шагнула обратно в этот, когда-то такой знакомый, аэропорт. Поэтому, сегодня она отстраненно выстояла столько, сколько здесь считали нужным. Получила свой,  купленный для этой поездки, чемодан. Он был специфического болотного цвета. Но именно этот оттенок зелени удачно дополнял её любимый костюм. Теперь все было безупречно: не хватало только цветов. "Их ведь дарят всем, кто прилетел издалека" – с этой мыслью она, наконец, шагнула в зону встреч. И пройдя несколько шагов, растерянно остановилась посреди огромного зала. Затем, с неуёмно рвущейся улыбкой на побледневших губах, стала выискивать его коренастую фигуру в этой пёстрой, копошащей объятиями, толпе. В такт с безостановочно бьющимся сердцем, громко стучала и секундная стрелка на её ручных часиках.   Пробежав очередной раз глазами по головам встречающих людей, она замерла: навстречу ей, ловко орудуя локтями в гудящей толпе, двигался его водитель. "Он, наверное, отлучился на минутку" - заспешила с оправданиями она, -"может, выпить чашечку кофе ". Но первые слова водителя сделали ненужной эту ложь: "Шеф задерживается на работе. Просил отвезти в дом". В машине она молчала, а водитель и не думал пускаться в объяснения. За тонированным стеклом лил дождь. Машина на большой скорости уверенно неслась в лиловых сумерках, которые почему-то сразу опустились на этот маленький приморский городок. А она, вжимаясь в кожу сиденья, пыталась не думать о происходящем.
"Вот и приехала. Кажется, я хотела этого весь год, не так, ли?" – прижав колени к груди и обхватив их покрепче руками, она забилась в угол кресла. Дом стал другим, не таким, каким она его помнила с прошлой встречи. "Как-то проще стало здесь потеряться и больше закрытых дверей" - она пожала плечами, - " может, он комнаты достроил?" И эта прислуга, зачем-то снующая по гулко-пустому дому. Его ведь никогда не бывает здесь. Кажется, он хотел "полюбить" этот дом. Видно, не удалось. Она щёлкнула пультом телевизора: засветился экран. "Экран такой, как на площадях" - отметила она,- "не надо и на митинги ходить". Смотрела и смотрела в огромный квадрат, упорно думая: "Но почему? Почему?!" Вошла в очередной раз прислуга с подносом в руках. “ Ну, да, конечно: вино и сыр. Что ещё может быть на ужин в этом доме? Наверное, на поиски кухарки времени не хватило “ - мысли сновали, как в мышь в лабиринте. Смутно, как-то издалека доносился голос примелькавшаяся за долгие четыре часа, прислуги. Женщина с медленно подняла усталые глаза на девушку в белом переднике: "Да, во вкусе ему не откажешь". "Странно, - запинаясь, бормотала девушка, - "обычно шеф, когда хочет прийти пораньше домой, так просто сбегает с работы. А сегодня всё между лабораторией и цехом разрывается". Почему-то звенело в ушах... от той, детской пощёчины.
На тумбочке разрывался будильник. Она открыла глаза: за окном сыровато занимался очередной рабочий день. Назавтра она сдала билет.