Меня беспокоит, что в двадцатом веке американские поэты
в большинстве случаев примирились с тем, что их сослали
в студенческие аудитории - единственное место,
фактически, в котором большинство из нас
чувствует себя в безопасности. Было бы нормальнее,
если бы мы могли разместиться в гуще жизни...
Стэнли Кьюниц. Из предисловия к книге «Проходя».
Вы из башенки слоновой, с олимпийского насеста
выпустили важно слово, что поэтам-де не место
(ограничивает больно) кафедра преподаванья.
Им бы в гущу окунуться, дабы освежить сознанье.
Я дитя другой планеты, где поэтов изводили
злобой, завистью, и плеткой, ссылкой, пропаганды гнилью.
Их, поэтов, били в тюрьмах, их, поэтов, истребляли,
как зверье и насекомых, ядом, порохом и сталью.
Кто в подобной гуще выжил, в тех глубоко страх гнездится
иль в безвестность тихо канул, или сослан за границу.
Но оставим ту планету, перейдем к планете этой.
Чем побалует фортуна эмигрантского поэта?
Хорошо пойти на стройку, плавя от жары сознанье.
Вечером рукой дрожащей выводить свои писанья.
Или, упершись в компьютер и плодя программы славно,
позабыть про свежий воздух, про поэмы - и подавно.
Или прачечной парами надышавшись до отврата,
заслужить почетный титул поэтессы лондромата.
Нет, беречь поэтов надо: беззащитен дар и хрупок.
Погубить его ведь просто, вырастить его - вот мука.
Нахлебавшись гущи жизни, я прошу покой у Бога.
Посоветуйте, маэстро, мне чего-нибудь другого.
