Победитель (Проза)

   Лишь только тех мы женщин выбираем,
   которые нас выбрали уже...
   Н.Доризо
  
  
   Светает. Мы опять не спим. А спали? Первую половину ночи точно нет. А потом спали, конечно. Но урывками. Раза два  я просыпался и будил ее, один раз сам был разбужен горячим дыханием и жадными губами.  К утру все это начало утомлять. Все чаще, полупроснувшись, просто ласкались, наслаждаясь новизной ощущений от такого общения, но для того, чтобы вспыхнуло новое желание, казалось, уже не осталось горючего материала. Насытились, устали.
   Я поворачиваю голову и гляжу на нее. Мы лежим рядом: два голышика - и не стыдимся своей наготы. Она поворачивает ко мне лицо и улыбается. Так как она умеет плотно сжатыми губами, поднимая вверх уголки рта. В глазах искорки-чертенята. Спрашивает с деланной готовностью и с веселой иронией:
   -Еще?
   Я с такой же деланной, будто виноватой, улыбкой (но за сегодняшнюю ночь мне стыдиться нечего), сокрушенно кручу головой и киваю в направлении живота:
   -Он не хочет.
   -А ты?
   -Я бы не против... Но такое удовольствие и без друга - никуда!
   Протягиваю ей руку и жду, каков ответ будет на это движение. Она послушно кладет мне в ладонь свою ладошку. Но делает это не как ранее - несерьезным волнообразным движением, со шлепком, будто в шутку, а доверчиво и нежно. Как я ждал этого движения! Оно многое значит и многое меняет. Без него ощущение победы было бы неполным. Оно свидетельство не покорности, а покоренности. Я поворачиваюсь к ней, порывисто обнимаю, подхватываю и забрасываю на себя. Она легкая и удобная... Или я такой сильный сегодня?
   -Просила?
   -Нет, - смеется она, - пощади! Не могу больше!
   Уворачивается, а потом прижимается щекой к щеке, пряча губы где-то у меня за ухом.
   Я по-хозяйски поднимаю ее голову, нахожу, прихватываю ниточку убегающих губ. Она запрокидывается, но губы освобождает лишь для того, чтобы произнести свое "ах!", в котором и "ну что мне с тобой делать", и "как хорошо" слиты в одном легком и страстном выдохе. Потом закрывает глаза и возвращает мне свои губы. Они уже другие: быстрые, горячие, властные. Оживший язык пружинкой проталкивается к небу и ластится к нему. Пальцы смыкаются у меня на затылке. И я чувствую, что я вновь в форме и что у меня опять все получится.
   Мы уже неплохо знаем друг друга. Хотя это наша первая ночь. Медовая. Длинная, как месяц. А встреча? Первый раз мы соединились восемь часов назад. Какие там свечи и шампанское! И душа не было! Я повалил ее на одиноко стоящую посреди комнаты кровать. Или она утянула меня? Мы торопились так, что даже не успели раздеть друг друга. Просто освободили пути. Даун лесс. Не знаю, как вышло в тот первый раз. Я не мог и не хотел себя контролировать. Если тогда она и не дополучила, то в следующие разы я рассчитался с ней сторицей. Спасибо ей за тот первый, за жертвенность и понимание.
   Я чувствовал себя победителем. Крепость пала. Она только что была подо мной - покорная, дрожащая, мокрая, не только желанная, но и страстно желающая. Удары сумасшедше бьющегося сердца еще отдавались у меня в ладонях. Я сжимал ее в объятиях как собственность без противного чувства неуверенности, которое испытывает человек, которому позволили подержать дорогую для него вещь. Полгода я добивался права обладания и вот это произошло: неожиданно и в последний момент!
   И только потом душ. Тягучие струи хлестко стегают тело. Глубокая ночь. Все нормальные люди спят, потому и напор небывалый. Кручу регулятор вправо- влево, вправо-влево. Температура в согласии с моим движением меняют полярность: вода горячая, вода холодная, горячая, холодная. И долго холодная. В завершение. До легкого озноба.
   Она не лежит под одеялом, как я предполагал, не спит - работает. Один из баулов развернут и прямо на полу постелена скатерть-не скатерть, а что-то вроде. На ней бутерброды и всякая иная походная снедь. И бутылка шампанского. Полусладкого. Как специально: кислятины не люблю, приторного тоже. И вот еще свеча появилась в фигурном подсвечнике: знамо дело, куда ж без нее - романтика! Она в халате. Том самом - с длинным рядом пуговиц. Ха! Наши взгляды встретились, и мы разом заулыбались. Когда-то я попался на эту обманку. В одно из свиданий во время жарких поцелуев пытался просунуть руку меж пуговиц. Меня удивило, что она не препятствовала. И подстегнуло. Тогда я не обратил внимание на ее не приличествующую моменту веселость. Оказалось, что не было там, куда просовывать руку... Через голову он надевался. Сегодня эта глухая защита уже не имела никакого значения. Но бутылка шампанского в квартире, где не осталось ничего даже из самого необходимого, откуда двумя контейнерами вывезены вещи, а не поместившиеся распроданы или раздарены... Ее могли купить только специально, по поводу. Эге, так ли случайна эта моя непредвиденная ночевка. Или все-таки предвиденная? И кровать. Почему она не продана вместе с другой мебелью, которая не втиснулась в контейнер? Неужели? Неужели?
   Вино, два стеклянных бокальчика, бутерброды, две вилки, свежее белье. Все приготовлено заранее? Свадебка... Она захотела и сделала. Вот тебе и победитель. Допуск к телу в установленный момент. Кто победитель? Конечно, и проигравших нет... Но все-таки!
   Последние два месяца отношений между нами не было. Потому что появился Саша. Впрочем, мне не было повода устраивать сцен: с самого начала мы договорились, что, если вдруг возникнет серьезный кандидат в женихи - понятно, что женщине, оставшейся без мужа, необходимо устраивать жизнь - я ухожу в сторону. Предполагалось, что нам просто хорошо вместе, что есть немало общих интересов, однако ничего серьезного в наших отношениях нет. Вариант дружбы. Должна же дружба между мужчиной и женщиной иметь свою специфику? Не пиво же при встречах пить и не футбол обсуждать! Дружба и только, тем более, что до самого серьезного у нас не доходило. Может быть, потому что развивались наши отношения очень медленно. Не то, чтобы мы контролировали себя... Мы сами были под контролем у обстоятельств. Бабки на скамейке у подъезда, ее подруги, которые появлялись в самое неподходящее время. Что касается меня, то семейная жизнь требует соблюдения определенных правил, одно из которых - ночевать дома, второе - не очень светиться в обществе молодых женщин. В общем-то, я никогда до этого и не светился... Но главным вопросом был: а что дальше? Его нам решать и не хотелось...
   Встречаться мы стали восемь месяцев назад. Перед новым годом. Примерно за месяц до моего перехода на другую работу. Числа 28 шеф отпустил меня за елками. У нас на предприятии была традиция - централизованно завозить елочки для сотрудников. Завхоз созванивался со своим родным братом лесничим, и пятеро добровольцев, одетые в тулупы и валенки, загружались под брезент в кузов, чтобы ехать в блатное лесничество, расположенное километрах ста от города. Час-полтора работы, небольшой привал со ста пятьюдесятью граммами на человека и - по коням. Обратный путь был еще приятней. Мягкая елочная постель, запах свежей хвои, звездочки мелких дырочек в полотне брезента, приятная беседа на теплую душу... Эх, хорошо! Кроме того, каждый порубщик имел право на два бесплатных деревца. Понятно, что шеф отпустил меня без разговоров, потому что одно по праву принадлежало ему. А вторую елочку я вез ей. Двухметровую пушистую, стройную. Почему ей? Тогда бы я не смог этого объяснить. А может смог и даже очень легко: женщина в одиночку воспитывает сына. Как говорится, сам бог велел. Но это было бы лишь частью правды. Мало ли таких? Что-то притягивало меня к ней, возбуждало желание сделать приятное. Я часто ловил себя на том, что смотрю на нее. И самому было непонятно: почему? Красавицей она не была. Худощавая и стройная - до замужества занималась художественной гимнастикой, черноволосая, с гладко прибранными волосами, глаза огромные, внимательные и чуть-чуть насмешливые, но разрез их не привычный для средней России, с одной стороны интригующий, а с другой слишком уж не вписывающийся в среднерусские стандарты. Держалась суховато, строго, с достоинством. Умела промолчать так, что в разговоре невольно посмотришь на нее: не хочет ли чего-нибудь сказать.
   У меня хватило ума не лезть с деревом в квартиру. Оставив его этажом ниже, позвонил в дверь, и сердце вдруг заколотилось, как после стометровки. Каждый раз на этом месте потом будет возникать у меня сердцебиение. Она стояла на пороге такая непривычная в пестром свитерке и вельветовых брюках. Одетая как бы и по-домашнему и не по-домашнему одновременно. Не по-домашнему, потому что была даже внезапно застигнутая безукоризненно аккуратной. Попробуй появись в неурочный час в доме у какой-нибудь женщины! Это ее аккуратность, я бы сказал педантичная, если бы не была она такой изящной и удерживающейся на грани кокетства и строгости, всегда выделяла ее из числа других.
   -Владик, - как-то почти радостно удивилась она. - Ты что? Несколько секунд стояла и смотрела на меня, чуть наклонив голову и улыбалась одними глазами. Было в ней сегодня что-то необычное. И тут я понял - она не стягивала волосы в пучок, как делала это на работе. И потому из строгого клерка женского пола, превратилась в молодую привлекательную женщину.
   -Елочку привез.
   -Нам? Спасибо. Но только... Нам не надо, - в голосе ее не прозвучало сожаления. - Мне завтра из военкомата принесут...
   Я растерялся. Военкомат в мои расчеты не входил. Я не подумал, что как вдова офицера - муж ее - военный строитель - погиб в одном из неспокойных регионов.
   Видно на лице моем отразилось все.
   -Не обижайся, - проговорила она, мягко дотронувшись до моего рукава. - Ну, куда мне ее сейчас? Игорек знает, что елку Дед мороз приносит. Ты ведь не похож на деда? И военкоматчиков баловать нельзя, а то расслабятся.
   В глазах ее не было смущения или неловкости, она не выказывала благодарности за непрошеную заботу. Потом я понял почему. Просто приучила себя рассчитывать лишь на свои силы и на предусмотренные обстоятельства.
   -Зайдешь? - спросила она, и я понял, что этим "зайдешь" она не приглашает, а просто напоминает, что вопрос решен, что ей надо заниматься ребенком, ну а мне - пристраиванием елочки.
   -Нет, - сказал я, как мне показалось гордо, решив, что ноги моей здесь больше не будет.
   На другой день я старался относиться к ней так же ровно, так же доброжелательно, как и прежде. Даже много ровней и доброжелательней. Столы наши стояли почти напротив и если раньше мы почти не встречались взглядами, то теперь не встречались вообще. Но вечером она вдруг остановила меня в коридоре. Могу поклясться встреча была случайной... Она вышла, когда я подходил к двери. Впрочем, у нее был талант к случайностям.
   -Ты не мог бы мне помочь? Я хочу мебель передвинуть, но знаешь... Мне одной не справиться...
   Я чуть было не брякнул про солдат из военкомата, и брякнул бы, но она опередила. С улыбкой, будто прочла мысль.
   -Военкомат может только после седьмого. А я хочу в воскресенье порядок навести, пока Игорька нет.
   Теперь из этой мебели осталась только кровать. Но тогда я ее не таскал: она стояла в комнате. Переоборудование же велось в зале. Потом был чай. Она что-то там напекла вкусное. Это была еще одна ее слабость... Тьфу, черт! У нее не было слабостей. Еще одна ее сильная сторона - готовить. Играл магнитофон. Что это была за песня? Какая-то очень популярная. Но вот хоть убей - сколько потом не вспоминал, не смог вспомнить. Мы сидели за низким столиком колено в колено, а потом я почему-то пригласил ее на танец. И она почему-то согласилась без малейшего удивления. Хотя, если рассудить, какие танцульки могут быть после перетаскивания мебели? Чай вдвоем, танцы вдвоем. Потом уже я подумал, что логическое несоответствие началось с магнитофона. Мы даже не танцевали: я просто обнял ее и прижал к себе. Она положила голову мне на плечо и шея, волнующе тонкая, оказалась рядом с губами. Что мне оставалось делать? Конечно, я поцеловал ее. А потом нашел губы... Она ответила. Сразу. Уже только от этого меня бросило в жар. Это был сумасшедший поцелуй. Как бросок в пропасть. Мы еще долго целовались на диване, и если бы... Но, меня уже ждали дома, поскольку в тот день намечались гости.
   Наш роман протекал в жестких рамках ограничений, временных, нравственных. Наверное, поначалу у нее были и какие-то виды на меня, но я сразу дал понять, что семью не брошу. Она приняла это с достоинством, согласилась, что это правильно, ответив, что сама воспитывает в одиночку сына и лишать ребенка отца не намерена, но как-то погрустнела после этого разговора, хотя внешне ничего не изменилось. Было приятно, что она хотела бы иметь такого мужа, как я! Но я уже и так муж. Пусть и не очень удачный. Или это просто брак не очень удачный, а я ничего? Как муж? Но как бы там ни было ломать ничью жизнь не хочу... Ее жизнь - в первую очередь. Потому договорились: если у нее кто-то появится весомо, зримо, легально, то я уйду... Уйду даже из тени.
   И претендент появился. Симпатичный, яркий, с открытой уверенной улыбкой. Я узнал о нем в числе первых. Она сидела у меня на коленях и показывала фотографии пикника. Вот групповой снимок на память. Они почти в центре. Как бы со всеми, но уже и чуть отдельно, почти вместе. Однако то, что она сидела у меня на коленях, означало, что она пока еще моя. Казалось ничего не изменилось... Мы целовались с тем же упоением... Даже большим. Обычные ступени, которые приходилось преодолевать каждый раз, в тот день мы проскочили очень быстро. Я уже знал ключик к ее телу - спина. Верхние позвонки. Если нежно и медленно двумя пальцами скользить по ним вверх и вниз, верх и вниз. Я почувствовал, как она стала податливой и мягкой. Зрачки потерялись в тени ресниц. Руки мои, почти не встречая сопротивления, отщипывали пуговички, резинки, проникали в глубины, путались в тряпочках и вдруг... Она встрепенулась, вывернулась, отстранилась. Запахнувшись, закинула голову и сильно зажмурилась.
   -Не надо. Обожди. Ну, обожди. Она справлялась с собой несколько секунд. Было в этом какое-то сильное, заслуживающее уважение, проявление воли, и оскорбительное. Прощаясь, мы не смотрели друг на друга. Казалось все... Но нет. На другой день я должен был отдать ей бумаги. Рассчитывал: отдам и уйду. Она открыла нарядная, в белой кофточке и облегающей стройные бедра юбке.
   -Ну как? - спросила она весело. - Хороша?
   -Девчонка, что надо, - ответил я совершенно искренне. - Какой-то счастливчик будет с ней сегодня танцевать... А может и не только...
   -Ты же не захотел...
   -Я? Не захотел?
   -Помнешь! - запротестовала она, но не отстранилась, а лишь развернувшись в моих руках, удобней расположила складки кофточки. И тут же прижалась снова.
   -Не обижайся. - прошептала на ухо, - Ну что же мне делать? Ты не свободен. И освобождаться ради меня не станешь. А так я не хочу. Да и ты - какой из тебя любовник? Ты по характеру муж. Конспирация. Пересуды. Тебе это надо? А в шкафу, если придется, будешь прятаться?
   -От кого?
   -От жены своей, например. Вдруг она за выкройками придет?
   Было такое. То есть жена, познакомившись с ней на корпоративной вечеринке, приходила за выкройками. Правда, я был в тот день в безопасности.
   -Старушки соседские уже про тебя спрашивают... Ты с ними еще не здороваешься? Сослуживцы так часто не ходят к одиноким сотрудницам. Не обижайся за вчерашнее,- добавила она чуть позже, - я просто потеряла контроль над собой. Или тебе нужна была победа? Враг поверженный на обе лопатки? - Она лукаво улыбнулась.
   -Да, - ответил я грубовато, только почему враг? Я...
   -Но она закрыла мне рот поцелуем. О, как она умела целоваться, когда хотела! При этом деловито и даже с некоторой укоризной во взгляде развернула мою голову так, чтобы было удобней...
   Потом, словно напившись, оторвалась от меня, посмотрела иронически и сокрушенно вздохнула:
   -Ты опять подглядывал.
   Она не могла понять, почему я не закрываю глаза, когда целуюсь. А я не мог объяснить: откуда я знаю...
   -Прекращай, ты помнешь кофту, и мне придется гладиться. Возьми меня лучше на руки, - вдруг попросила она. Я носил ее по комнате, а она молча прижималась ко мне щекой. Потом посмотрела на часы.
   -Все, приехали. Я освобождаю тебе руки. Через пять минут мне надо выходить. Все, все! Ты же не хочешь, чтобы я опоздала на смотрины к родителям человека, который, может быть, станет моим мужем? Ты хочешь, чтобы я вышла замуж и была счастлива? А? Ну-ка ответь!
   -Чтоб счастлива, хочу, а чтоб замуж -нет.
   -А так не бывает. Женщине для счастья нужен муж и семья! Ты же не возьмешь меня в жены?
   -Я не мусульманин.
   -Действительно, не похож. Ты, по-моему, вообще не очень набожен. Ну, уж не монах - точно.
   -А зачем слезать? Я отнесу тебя по адресу и передам с рук на руки жениху. Как эстафету.
   -Ты хочешь меня обидеть? - Спросила она тихо. И я испугался ее интонации. - Тебе станет легче, если мне будет больно? Зачем ты меня мучаешь? Что ты хочешь? Что? Я и так веду себя неправильно, ради тебя. А ты можешь что-нибудь сделать... Не сделать ради меня?
   -Да, - ответил я. И отпустил ее.
   Так мы расстались. Тогда я был уверен, что навсегда. Но через неделю не выдержал и вновь пришел к ней. Но ее будто подменили. Мои неуклюжие попытки сближения были пресечены самым решительным образом. А когда мне удалось все-таки прихватить ее в объятия, она не вырывалась, просто стояла и ждала, когда я отпущу ее. И вдруг сказала совершенно спокойно и даже насмешливо: "Ого, как сердце бьется!" Я ушел раздавленный и удивленный ее неожиданным спокойствием и тем, что ей совершенно безразлично было мое состояние. Тогда я понял, как сильна защищенная женщина. Я так защитить не мог. Так мог защитить только мужчина, имеющий право открыто стоять рядом с ней. Больше мы не встречались, не считая нескольких случайных столкновений на улице. И вдруг звонок.
   -Уезжаю. В Энск. Нет, одна. Пикник, шашлыки. Будут только друзья. Не будет: его уже давно нет. Пожалуйста! Это в ответ на мое: к сожалению, я буду занят. - Владик, ты хочешь, чтобы я заплакала? Ты ведь для меня самый... Она не договорила.
   Грусть и тоска. Я опять ничего не понял. Может и, правда, самый? Ведь не для того, чтобы возобновить отношения она зовет меня, если завтра ту-ту. Значит, действительно хочет попрощаться. Как мне не хотелось идти! Не хотелось в массовке изображать былого сослуживца. Но за что я должен был ей мстить? Что она сделала мне плохого?
   Мы ели шашлык, комары ели нас. Были все свои: весь отдел во главе с шефом. Меня встретили на ура. Как водится, спрашивали, не хочу ли вернуться, делали вид, что уговаривали. Когда стало смеркаться, пошли на электричку. Я приотстал и оказался рядом с ней. Мы шли последними, и я попытался взять ее за руку. Она быстро отдернула ладонь.
   От вокзала мы поначалу двинулись всей гурьбой, но на перекрестках группа наша слоилась и распадалась и вскоре осталось трое: два носильщика с тремя сумками, набитыми шампурами, кастрюлями, и еще черт-те чем и она. Говорили о литературе, наш попутчик, которому тема эта была мало интересна, больше молчал.
   -Послушай, Влад, вдруг сказала она, - я хотела бы, услышать твое мнение об одном стихотворении. Только... - Она вдруг повернулась к нашему попутчику. - Спасибо Игорь, давай сумку она не тяжелая. Извини, у нас с Вадимом секретный разговор. Я тут стишок написала, надо, чтобы он его поругал. - И улыбнулась, давая понять, что секретность эта вызвана не особым ко мне расположением, а только большей квалификацией в таком несерьезном деле, как сочинение стишков. - Ты не обидишься?
   И мы остались одни. Она не стала читать стихотворение. Мы шли и молчали, и понятно было, что стихи только предлог. Но к чему? Молча поднялись на третий этаж. Она молча открыла дверь. Я поставил сумки, куда она указала, помялся и направился к двери.
   -Ну что же ты? Что я еще должна сделать, чтобы ты понял? - сказала она чуть не плача. И тогда я шагнул к ней и прижал к себе. А потом было то, что было.
   Утро выдалось сумрачным. Мы пили чай и уже немного тяготились друг другом. Ночной сюжет закончился, а в дневной мы вместе никак не вписывались. Ей надо было собираться в дорогу. Мне... Мне надо было идти домой. Что мне тут было делать? Я не чувствовал ни радости от случившегося, ни удовлетворения. Победитель или побежденный? Какая, казалось бы разница? А вот большая. Мне нужна была победа, завоевание. А я оказался завлеченным в ловушку. Впрочем, какую ловушку? Я свободен. Она уедет, а я свободен! А если бы не уехала? Что тогда. Было бы завтра? Или она как тогда, прослушав мое сердце, спокойно сказала бы: "Ого, как бьется!"
   -Все, иди. Мы попрощались: поцеловались у двери. И вдруг она порывисто прижалась ко мне, потом отпрянула и внимательно посмотрела в глаза.
   -Нет, - тихо сказала она. - Ничего нет... Пусто! - И вздохнула. - Ты меня будешь вспоминать?
   Я обнял ее.
   -Там тебе письмо придет, может быть... До востребования. На главпочтамт. Через неделю. Отвечать не надо... И еще, знай, ты самый-самый.
   -Я?
   -Что ты вообще о себе знаешь? Ничего! И не надо тебе ничего знать. Не обижайся на меня. Я просто неустроенная женщина. Пообещай, что больше не станешь изменять жене... Иначе сделаешь мне больно, я буду ревновать. Все, прощай! На вокзал не приходи, там будет много лишних. Не хочу чтобы видели, как я смотрю на тебя.
   Я прошел мимо старушек - в последний раз. Дома долго мылся под душем, меняя горячую воду на холодную, потом лег на диван, не стелясь, и заснул. Спал до полудня. Проснувшись, что-то съел не разогревая и пошел на пляж, где до темноты играл в волейбол. Резались с зареченскими на интерес. Выиграли по полтиннику и тут же просадили их на пиво. Когда собирали вторую партию, я взглянул на часы и понял, что еще успею на вокзал. Леха поймал мой взгляд и погрозил кулаком: "Играем!" Вечером опять долго стоял под душем. И только длинный телефонный звонок вытащил меня из ванной. Звонила жена.
   -Где ты ходишь? Второй день не могу найти.
   -Да здесь я, то сплю, то ем, то в волейбол играю.
   -Ночуешь-то хоть дома?
   -Вчера нет...
   -А где?
   -В лесу. На электричку опоздали. Лена пикник устраивала, совмещенный с проводами...
   -Уехала?
   -Сегодня.
   -Ну вот, проводил Лену, встречай нас... Не забыл, что завтра путевка кончается?
   -Не забыл. Только почему встречай? Я за Вами приеду.
   Все хорошо, все на мази, все как надо! Я заснул спокойным сном мужчины, славно прожившего свой не самый худший день... Проснулся, как всегда, без будильника. Подумал, что бегать не пойду, от электрички до Дома отдыха километров пять по лесу, отличная пробежка. Кружка чая, и на вокзал. Но что-то было не так, что-то саднило душу, как будто осталась неразрешенной какая-то проблема, словно что-то не доделал и теперь не успеть. Что? Вдруг обожгло: она уехала! Ее нет... И сразу заныло сердце. И стало тяжело дышать. Я понял, что влюбился...
   Если бы в тот момент она увидела мои глаза, то не сказала бы свое "пусто"!