- Постойте! – чей-то голос неожиданно прорвал пелену мирской тишины. Позади меня стоял уже немолодой мужчина, и казалось, что этот голос, никак не может ему принадлежать: настолько звонко и резво он звучал.
- Простите? – я была несколько растеряна, ведь мгновение назад здесь, казалось, не было ни души. Да и что можно делать на пруду в час ночи промозглой зимой? Выглядел он весьма прилично и очень ухожено. В ясных голубых глазах сияло небо, и океан играл волнами, седая борода, остриженная аккуратным полукругом, переливалась лунным светом. Казалось, что этот человек - часть окружающего мира, что он единственный, кто может жить среди этого Совершенства и видеть Его, впитывая всем сердцем.
- Ночью всё кажется возможным, а то, что невозможно, заменяется мечтой, - задумчиво произнёс незнакомец, глядя куда-то вдаль.
- Да... – только и смогла вымолвить я. Казалось, что он читает мои мысли, или это я говорила вслух.
- Вы держите путь на остров? – спросил мужчина.
Остров находился примерно по середине пруда. Летом туда выезжали на пикники, зимой катались на лыжах. Когда мы только переехали, мне было лет семь, каждую зиму всей семьёй мы ходили на этот остров, я очень любила это время. Теперь я посещала его в одиночестве, взяв с собой карандаши и бумагу.
- Да, именно туда. Позвольте, но откуда Вы знаете?
- Если Вы не возражаете, то я провожу Вас, - с этими словами он взял меня за руку, - Посмотрите на небо, нет, чуть правее.
Я подняла взгляд. Небо было абсолютно чёрным, только полная луна, словно всевидящее око, следила за земными обитателями.
- Смотрите?
В этот момент зажглась звезда. Первая звезда. Единственная звезда на всём бархатно-чёрном полотне неба. Я удивлённо взглянула на него.
- Вы верите в чудеса? – спросил он.
С этих слов и началось наше путешествие.
*****
- Я рос в богатой, благополучной семье, - начал он свою историю.
Я же, не перебивая, слушала, как ровно льётся его рассказ, забывая про реальность, постепенно окунаясь с головою в эту жизнь. Странно, но когда он говорил о своём детстве, мне казалось, что я иду с соседским мальчишкой. Голос приобрёл новые ребяческие оттенки, в которых всё же проскальзывала еле уловимая боль.
- Учился в лучшем лицее, потом поступил в престижный Университет. У меня было всё, о чём только можно мечтать: машина, своя квартира, родители исполняли любую мою прихоть, считая это своим долгом. Лишь позже я понял, что они откупались от меня, потому что лишили меня главного, что необходимо ребёнку, – себя и своего внимания. Они были так увлечены зарабатыванием денег, что это превратилось для них в гонку, стало смыслом жизни. На поворотах их заносило, но остановиться они уже не могли. С каждым новой петлёй дороги табличка с надписью «Финиш» удалялась всё больше. Видел я их редко, и единственное о чём мы говорили друг с другом, так это о том, как отец одержал верх на переговорах, или как мать точно вычислила эффективность открытия нового подразделения фирмы.
Ни брата, ни сестры у меня, к сожалению, не было, думаю, на это времени у них просто не хватало. Ни бабушек, ни дедушек, никаких других родственников в этом чужом для меня городе. Мы переехали сюда, когда я был ещё совсем ребёнком. Отец сказал, что начинать строить жизнь надо там, где нет никого, кто мог бы помочь. Так он полнее ощущал свою силу.
Моё одиночество подпитывалось и трудностями в общении со сверстниками, с этой, так называемой «золотой молодёжью». Найти общий язык мы никак не могли. Страшнее всего было то, что окружающий мир мы видели по-разному. Это касалось не только моральных приоритетов, вопросов духовного поиска и целей в жизни, но и самых простых моментов. Например, моя голубая машина казалась им чёрной, мой белый костюм им виделся синим. Самое ужасное, что небо… Они не видели Небо, не различали Его цветов.
Все называли меня «чудиком» и избегали, а у меня, в свою очередь, не было никакого желания общаться с теми, кто жил для того, чтобы стать такими, как мои родители. Возможно, я бы всю жизнь так и провёл изгоем, если б однажды не встретил Её.
*****
Её зовут, точнее, её звали Изабелла. Я не помню, когда она появилась в моей жизни, но помню, как она изменила её, буквально перевернула.
Был летний жаркий день, безжалостное солнце стояло в зените. Люди с трудом переваливались с ноги на ногу в поисках спасительной тени. Я сидел на берегу реки городского пляжа и смотрел на то, как вода меняет свой цвет с каждой новоприбывшей волной. Это зрелище помогало мне углубиться в себя и абстрагироваться от окружающего мира.
Из липкой дремоты меня вывело лёгкое колыхание воздуха. Я резко оглянулся, ища причину, породившую это изменение, какая-то непонятная тревога заставила сердце учащённо биться. Взгляд долго блуждал по пустынному пляжу и с трудом смог уловить её образ, настолько она была воздушной и невесомой. Она летела по направлению ко мне, словно морской ветерок, играющий в волосах прекрасных нимф. Сначала я подумал, что это просто мираж: в такую погоду можно было увидеть всё, что нарисует твоё воображение. Но когда она расправила свои крылья, от которых струился такой яркий свет, что глаза долго не могли к нему привыкнуть, я понял, что даже моя фантазия не в состоянии создать столь восхитительное создание. Странно, но казалось, никто не заметил её появления, никто даже не обернулся посмотреть на источник волшебного света. Она плавно подлетела ко мне, села рядом и без всякого предисловия заговорила:
- Посмотри вверх.
Я покорно поднял глаза.
- Сейчас небо оранжевое, - продолжила она, - мягко оранжевое.
Я коротко кивнул. Она видела небо, она Его видела.
- Справа появляется зелёный, а слева - жёлтый, скоро они сольются, и небо станет ярко салатовым. – Её голос был для меня песней, песней, которую матери поют детям в детстве, они успокаивают и приносят чувство защищённости и гармонии.
Она взяла меня за руку и повела за собой. Мы долго лежали на золотой траве, слушая, как ветер играет свою музыку на листьях деревьев. Мы порхали по всему городу, а она описывала всё, что видела, словно не могла насладиться этим, словно видела мир впервые и хотела впитать его весь, без остатка, боясь оставить даже малую каплю, ведь именно эта капля могла оказаться лучшей.
*****
Через неделю она переехала ко мне. С собой у неё были лишь два больших чемодана: один цвета Солнца, другой – Луны. Люди сказали бы, что чемоданы были белым и чёрным, но я давно понял, что они не различают цвета. Первое время она не открывала их, а я и не спрашивал, что внутри. Это не имело для меня значения, главное, что Изабелла была рядом. Мы строили свой мир, собирая его по кирпичику очень осторожно, стараясь не разбить это хрупкое, но тем более совершенное творение. К реальности мы возвращались редко, лишь по необходимости: сходить за продуктами или съездить к родителям. Об Изабелле я им ничего не рассказал, пожалуй, они бы и не услышали меня. Хвастаясь своими достижениями, родители вряд ли вообще замечали моё присутствие.
Однажды Изабелла принесла ещё один чемодан цвета Луны. Моё любопытство взяло верх, и я спросил о содержимом. Вместо ответа она открыла один чемодан цвета Солнца. Оттуда заструился яркий свет, который я тут же узнал. Это были её крылья.
- Открыть другие мы сможем только ночью, - мягко сказала она.
Я с нетерпением ждал этого момента. Чемодана было два, а это означало, что один из них предназначался мне.
Когда небо надело чёрное бархатное платье, ушитое алмазами, она без лишних слов открыла заветные хранилища. Достав из одного пару крыльев, которые притягивали взгляд своей бесконечной глубиной, как беззвёздное ночное небо, Изабелла с лёгкостью ветра накинула их на плечи и в то же мгновение выпорхнула в окно. Я даже не успел понять, что происходит, когда увидел ночной город с высоты птичьего полёта. Мы рассекали бездонную пелену, ощущая блаженную прохладу отсыревшего неба.
Так шли месяцы. Днём мы наслаждались построенным нами миром, а ночью кружились над землёй. Счастье переполняло нас, и я думал, так будет продолжаться вечно.
*****
- Михаил! Михаил! Вы слышите меня?
Я с трудом открыл глаза, казалось, что вся тяжесть мира легла на мои веки.
- Да… - говорить оказалось невероятно сложно.
Я медленно оглядывал место, в котором находился и не понимал, что происходит. Надо мной стояла мать, её лицо впервые на моей памяти выражало неподдельную тревогу. Отец сидел на стуле и будто не замечал пробуждения сына, настолько он был увлечён статьёй в «Эксперте». Видимо падение индекса Доу-Джонса вызывало в нём куда больший интерес.
- Как Вы себя чувствуете? Михаил, Вы слышите меня? – Неприятная женщина в белом халате всё время орала и дёргала какие-то провода, опутывающие, словно ядовитые змеи, моё тело. Мне не хотелось отвечать, говорить не было сил, тело кричало от невыносимой боли и звало на помощь ту единственную, кто мог мне помочь. Взгляд блуждал в поисках Изабеллы, но находил лишь лица чужих мне людей.
- Где… где она? – слова давались мне с трудом.
- Кто она, сыночек? – Она впервые назвала меня сыном. Интересно, мне нужно будет каждый раз оказываться в больнице, чтобы моя мать вспомнила, что у неё есть ребёнок? Я хотел задать ей этот вопрос, но чувствовал, как силы покидают меня, глаза безвольно закрывались, и темнота распахивала свои липкие объятия на встречу измученным душе и телу. Я провалился в тяжёлое забытье без снов.
*****
- Постараемся восстановить картину произошедшего с самого начала.
Доктор был хорошим человеком. Я знал, что он действительно хочет помочь, но он не понимал и не мог Видеть, он был таким же как остальные.
- Доктор, мы говорили об этом уже сто раз.
- Поговорим в сто первый, – спокойно промолвил он, - когда в Вашей жизни появилась эта женщина?
- Изабелла. Её зовут Изабелла.
- Хорошо. Когда Вы впервые встретили Изабеллу?
- Я же говорил Вам, что не помню. Помню только, что было лето.
- Лето этого года?
- Да. Вроде этого…
- Вроде?.. Ну что ж, хорошо, - у него была привычка растягивать слова, - Расскажите мне, как это произошло.
- Доктор, сколько можно? – Устало протянул я.
Тут не выдержал мой отец. Да, я не сказал: на сеансы к психотерапевту я ходил с родителями. Прекрасное времяпрепровождение для «счастливой», вновь воссоединившейся семьи, не так ли? Матери было жаль своего времени, но доктор был убеждён, что это поможет моему «лечению». Он говорил, что «близкие люди» быстрее вернут меня к «нормальной» жизни, если будут лучше знать своего сына. Поэтому мать тихо сидела, не говоря ни слова, чтобы не затягивать процесс.
Отец же был просто взбешён. В душе он ненавидел меня и считал своим позором. Такой успешный человек и не смог воспитать единственного ребёнка, который бы продолжил его дело.
- Ну, всё! Хватит! Я устал от этого. Каждую долбанную субботу я должен торчать здесь и слушать бредни Михаила о мифической Изабелле! - Отец всегда называл меня на Вы, когда хотел отдалиться, как можно больше. - Да пойми же ты, наконец, ЕЁ НЕТ, не было и не будет! Ты ПРИДУМАЛ её, твоё больное воображение нарисовало тебе кого-то, кто был бы близок тебе, но таких людей нет! Ты идиот! Ты психопат! С тобой невозможно даже просто общаться, а ты придумал себе любовь! «Небесная любовь»! Нет, ты послушай себя: крылья! Какие, к чёрту, крылья??? Ты вообще представляешь себе, как оказался в больнице? Нет? Так я расскажу!
- Не стоит, Афанасий Викторович, я прошу Вас, прекратите! Вы травмируете его психику! – теперь уже кричал доктор.
- Нет, я всё скажу, скажу и больше не вернусь в это отвратительное место, где каждый угол пропитан смертью, – он резко обернулся ко мне. - Ты думаешь, что летал. Да? Летал и поранил крылышко, поранился и упал? Бедняга… Нет, ты, конечно, летал, это безусловно так. Но не с помощью «крыльев цвета ночи», а забравшись на дерево. Да, на дерево. В самом обычном парке ты сидел ночью на дереве, а потом развёл руки в стороны и прыгнул. Шмяк! И всё! Вот и весь полёт. Только людей распугал, придурок. – Он нервно рассмеялся, его трясло, - И запомни, никакой Изабеллы нет. Мы были в твоей квартире, там нет и следа присутствия женщины: никакой одежды, обуви, даже косметики.
- Изабелла не пользовалась косметикой.
- Ах, вот как! Не пользовалась… А одеждой она тоже не пользовалась, а обувью? Ответь же мне!
Я хотел объяснить ему, что её одевали солнечные лучи и свет луны, но он бы не понял. Изабелла была слишком совершена, чтобы её смогли понять такие, как мой отец.
- Ты был в моей квартире?
- Конечно. И не понимаю, как Михаил мог запустить её до такого состояния, там невозможно жить! – Теперь он говорил обо мне в третьем лице.
- Чемоданы. Ты видел чемоданы?
- Что?
- Три чемодана цвета… - я подумал, что он не поймёт, и сказал, - белый и два чёрных.
- Три коробки? Да, и что с того?
- Ты открывал их? Открывал? Отвечай! Что ты видел?!
Пауза. Тяжёлая тишина. Невыносимое ожидание. Он внимательно посмотрел на меня: на лице читались еле уловимые нотки жалости, которые, впрочем, быстро съела ярость. И сказал, как будто подписывая мне смертный приговор, сказал очень медленно, растягивая слова, ледяным голосом, который вспарывал холодом мои вены.
- Пустоту… Там ничего нет. НИ - ЧЕ - ГО…
После этих слов он встал, взял за руку мать, и они ушли, захлопнув за собой дверь, словно крышку моего гроба. Они заполнили какие-то бумаги, и меня заперли в психлечебнице на долгие-долгие годы. Больше я не видел их никогда.
*****
- Почему ты оставила меня?
- Я не оставляла тебя.
- Я был один.
- Мы всегда вместе.
- Больше никогда не уходи, прошу тебя, никогда…
- Я всегда с тобой.
- Забери меня. Забери меня отсюда!
*****
- Михаил, вставайте, Вам пора принять лекарства. Ну, же. Вы задремали, всё хорошо, не волнуйтесь.
- Это не сон! Это был не сон! Она была здесь… Куда Вы её дели, что Вы сделали с ней?! За что?!
- Николай, помогите Михаилу дойти до кровати.
- Пойдём. Не переживай ты так, тебе просто показалось.
- Вы не видите… Вы просто не видите…
*****
Жизнь в лечебнице почти не оставила воспоминаний. Да и жизнью это было сложно назвать. Существование. Мы все для них были больными растениями, которые «любовно» вскармливали бесконечными лекарствами, беседами с докторами и групповыми тренингами. Найти общий язык с пациентами оказалось сложнее, чем с обычными людьми, поэтому я быстро оставил эту идею. Единственной, с кем я общался, была Изабелла.
Иногда она приходила ко мне по ночам. Лёгкое колыхание воздуха пробуждало меня ото сна, как в первый день нашей встречи. Изабелла сидела на краю кровати, играя рукой в моих волосах, и смотрела бесконечно глубокими чистыми глазами, в которых читалось всё совершенство мира. Сияние её глаз обволакивало моё существо лёгкостью и самой нежной любовью. В эти редкие минуты встреч мы урывали у жизни последние мгновения счастья, подолгу разговаривая, летая и отдаваясь любви так, словно это было в последний раз. Я снова был счастлив, но продолжалось это недолго. Изабелла приходила всё реже, наши встречи становились короче, а построенный нами мир тускнел день ото дня, теряя яркость красок. Невидимые ниточки, соединявшие меня с возлюбленной, становились всё тоньше и рвались. Вместе с ними рвались струны моей израненной, натянутой до предела души.
Однажды она ушла навсегда.
*****
В этот момент он прервал свой рассказ. Я почувствовала, как тяжело ему даются слова. Голос срывался. На щеке сверкнула слеза и тут же исчезла, спрятав невыносимую боль потери. Михаил поднял глаза к небу в надежде увидеть звезду, звезду Изабеллы, но ночной небосвод оставался равнодушен к его страданиям. Какое-то время мы шли молча, мягкий снег искрился под ногами, лёгкие снежинки кружились в волшебном танце, увлекая за собой странников и мечтателей. Но он не замечал этого великолепия, было видно, что мысли об Изабелле до сих пор не давали ему покоя.
- Каждую ночь я ждал её, сидя у окна, - продолжил рассказчик, - пытаясь разглядеть её воздушный силуэт. Но она не приходила. Тогда я действительно начал сходить с ума. От отчаянья. Её черты стирались из моей памяти, мир рушился с пугающей быстротой. От осознания того, что я всё ещё живу без неё, становилось тошно. Я отказывался есть, не мог спать и только ждал. Но уже не Изабеллу, а смерть, которая спасёт меня от одиночества и безумия.
*****
Исчезновение Изабеллы несказанно обрадовало моих докторов. Они считали, что это всецело их заслуга, что благодаря им я возвращаюсь к нормальной жизни и уже подумывали над моей выпиской. Я же делал всё возможное, чтобы покинуть эти стены душевного заточения как можно скорее. Встретить смерть мне хотелось на воле. Да и честно говоря, во мне ещё теплилась надежда, что я найду свою возлюбленную там, в этом бесконечном мире.
- Так Вы осознаёте, что никакой Изабеллы не было?
- Да. Теперь-то я понимаю, что сам придумал её, что мне просто не хватало внимания, общения, любви. Поэтому моё воображение и породило образ идеального человека, женщины-мечты.
Свои слова я воспринимал, как предательство, но другого способа уйти отсюда, не видел.
Докторам хотелось верить мне, и они верили. Выписали меня не сразу, готовили к реальной жизни.
- Теперь ты готов.
- Я знаю.
- Завтра ты покинешь стены больницы.
- Хорошо.
- Ты знаешь, куда отправишься?
- Да, я хочу уехать из этого города. Это город моего отца, и я здесь лишний.
- Ты не сможешь сразу уехать. Тебе надо будет проходить проверки время от времени, чтобы мы знали, всё ли в порядке с тобой.
- Со мной всё давно в порядке, Вы же знаете.
- Да, но это необходимо.
*****
Я прожил в этом городе ещё четыре года, пока мне не позволили покинуть временное пристанище души. Когда я садился в поезд, то не ощущал ни капли грусти. Прощаться было легко и приятно. Никто не провожал меня, лишь стая ворон пронеслась мимо, напоминая о наших безумных полётах.
Так я оказался здесь, в Екатеринбурге.
Находясь в столице, как каждый москвич, я думал, что Екатеринбург – большая деревня, как, впрочем, и любой другой город нашей необъятной страны. Но город демонстрировал свой характер, свой дух и своё особое настроение. Я бы назвал его меланхоличным бродягой. Казалось, что он всё время что-то ищет, и я искал вместе с ним.
Весь день я проводил на заводе, производя неопределённые детали для неопределённой продукции, вечером подрабатывал дворником. Надо было как-то прокормить себя, а человека, который провёл полжизни в ядовито-жёлтых стенах, мало кто хотел брать на работу. Университет я не закончил, да и вряд ли бы это помогло сейчас. Всю жизнь я был избалованным ребёнком, и мне с трудом давалась работа, но я сам выбрал этот путь и был готов идти до конца.
Ночи я проводил в поиске, чувствуя, что она где-то рядом, что она следит за мной, не позволяя сдаться жестоким поворотам судьбы. Мой ангел не мог так просто покинуть меня, упорхнув с шутливым ветерком в необозримые дали, но и вынести всю тяжесть земной жизни было не в её силах. Я ждал появления Изабеллы.
Каждую ночь я бродил по улицам, глядя в бездонное небо, в надежде уловить еле заметный взмах грациозных крыльев. Но всё было тщетно. Так проходили день за днём, месяц за месяцем, год за годом. Прогулки вошли в привычку, и я даже начал забывать об их истинной цели, пока смерть не пришла за мной во второй раз.
*****
- Михаил Афанасьевич, мне трудно об этом говорить, но… - Доктор не мог подобрать нужных слов, он тяжело вздохнул и с трудом вымолвил, - Вы никогда не сможете ходить.
В палате повисла невыносимая тишина. Она сдавливала голову тисками, в этой пустоте токало только одно слово: никогда, никогда, никогда, ни-ког-да!
Вот и всё. Какой глупый конец жизни, проведённой в мечтах и фантазиях. Да и можно ли это назвать жизнью? Сплошные иллюзии и сказки. Глупо. Я закрывал и открывал глаза вновь и вновь, надеясь отогнать страшный сон, но ничего не менялось. Я всё также не чувствовал ног.
- У Вас есть родные, близкие? Их стоит оповестить.
- Нет, у меня нет никого, я один. Один на этой земле. Совсем один.
Никогда чувство одиночества не ранило так остро, проводя по душе стальным скальпелем, распарывая моё существо и являя свету ужасные картины дикого отчаянья.
- Но Вы не сможете один. Вам нужен постоянный уход… Хорошо. Мы что-нибудь придумаем. В конце концов, существует множество организаций, - он замялся, подбирая слова, - для не совсем здоровых людей. А пока отдыхайте. Вам нужно набраться сил.
- Доктор!
Он неловко обернулся, стоя в дверях.
- Доктор, Вы можете… Можете помочь мне уйти из жизнь чуть быстрее?.. Поверьте, мне не за чем жить.
В его глазах читалась неподдельная боль и мука выбора. Я видел, он прекрасно понимает меня.
- Набирайтесь сил, – сказал он и покинул палату.
Я остался один. Жизнь отказалась от меня, а старуха с косой затягивала своё появление, медленно готовясь к заключительному действию очередной постановки.
День ото дня я всё явственней ощущал вязкий запах смерти. Она стояла за дверью, не решаясь войти, в ожидании сумасшествия, которое поглотит меня и выплюнет остатки, разбив о скалистый берег безысходности. Я давно потерял надежду на уход из этого мучительного варева под названием жизнь, продолжая просто существовать.
*****
- Михаил, к Вам посетитель.
- Простите?
- К Вам посетитель.
- Ко мне? Вы уверены?
- Позвольте, я приглашу её, - с этими словами медсестра вышла из палаты.
Её… Сначала это известие вогнало меня в ступор: посетителей у меня не было никогда. Но понимание пришло достаточно быстро: она пришла за мной, моя погибель. От осознания скорого освобождения покой разливался по всему телу. Я был готов покорно принять её, подчинившись судьбе.
И тут вошла она. Вошла и всего одной фразой вернула меня к жизни:
- Здравствуй, папа.
Так и сказала: «Здравствуй, папа».
Я медленно поднял веки, словно открывая заветные двери, ведущие к новой жизни из страны кошмаров. Передо мной стояла девушка лет двадцати. Такого ясного человека я не видел никогда. От неё струился мягкий свет жизненной энергии, которая могла воскресить любого. Так она воскресила меня.
Не знаю, была ли она действительно моей дочерью, или же ей просто стало жаль никому не нужного парализованного старика, а может, она была такой же помешанной, как я, - это не имело значения.
Оля перевезла меня в свою маленькую квартирку, которую они снимали с женихом, и стала ухаживать за мной, стараясь поставить на ноги. Как видите, ей это удалось. Её жизненная сила и чистота, пропитывающая всё вокруг, творили чудеса. Но главное, что мне помогло, это - их любовь.
Я смотрел на них и был счастлив. Казалось, они не видят никого вокруг, полностью растворяясь в своём чувстве. Они смотрели друг другу в глаза и не могли оторваться, утопая друг в друге. Их любовь была наполнена гармонией и совершенным покоем. Но тем самым их чувство не теряло пылкости. Было видно, как огонь горит в их глазах, разжигая пламя страсти, а тела трепещут от малейшего прикосновения. Они могли подолгу дурачиться, отплясывая неопределённые танцы какого-то африканского племени, и в этом невозможно было найти эстетики, но душа радовалась, глядя на них. Они ещё были детьми, но смогли взрастить чувство, не подвластное ни времени, ни невзгодам. Перед сном он читал ей свои стихи и рассказы, а она засыпала, уносясь в мир, созданный его пером. Он слегка прикасался к её по-детски нежной щеке своими губами, переполняясь чувством счастья лишь оттого, что она была рядом. Их любовь была легка и прекрасна, словно взмах крыльев бабочки. И я знал, что это продлиться вечно, что они всё переживут и смогут понять и простить друг друга всегда. Их любовь дарила стремление жить, озаряя всё вокруг волшебным светом добра и красоты.
Через некоторое время я смог встать на ноги, спустя ещё несколько месяцев я вполне был в состоянии передвигаться без посторонней помощи. И Оля, и Женя старались изо всех сил, зарабатывая на жизнь. Они оба были ещё студентами, поэтому им приходилось трудно. Я же пытался помочь, но они оберегали старика от любых забот. Когда я твёрдо встал на ноги, дети помогли найти достойную работу, где я занимался с такими же обречёнными, коим был некогда и я. Моё чудесное исцеление давало им надежду, которую я всячески пытался укрепить в них.
Смешно, но я был психически больным, я был никому не нужным калекой, а теперь многие считают меня чудотворцем, который помогает потерявшимся людям найти истинный жизненный путь.
- Посмотри на меня. Как ты думаешь, сколько мне сейчас лет?
Я внимательно оглядела Михаила и со знанием эксперта заключила:
- Около пятидесяти.
- Нет. Мне восемнадцать. В душе мне снова восемнадцать. И я снова строю свой мир, также аккуратно складывая кирпичик за кирпичиком. Только теперь этот мир реален, и я знаю, что он не рассыпется, как песочный замок, не выдержавший порыва ветра. Это не иллюзия, выстроенная в моей голове, а настоящая жизнь. Сейчас я живу в большом уютном доме с горячо любимыми дочерью, зятем и двумя очаровательными внуками. И больше мне не нужно ничего… Ну, вот мы и дошли.
Я очнулась, словно ото сна, и увидела остров шагах в десяти от нас.
- Теперь я пойду своей дорогой, а ты своей, - сказал он, - только помни: не нужно создавать мир заново, просто оглянись, оглянись и ты увидишь, что всё построено задолго до нас. И прекраснее этой реальности нет ничего. Просто нужно Видеть.
Он вскинул голову к небу, указывая на только что родившуюся из ночной пучины звезду.
- Теперь это твоя звезда, - сказал он и покинул меня.
Я долго следила за его силуэтом, уходящим в глубокую даль, пока он не расправил крылья и не исчез, растворившись в ночи. Улетел ли он на встречу к Изабелле, или домой к внукам, а может на помощь таким же потерявшимся странникам, как я, - не знаю, главное – это то, что он хотел донести.
Оставшись на острове, я машинально сделала несколько набросков, уже зная, где пролегает мой Путь. В этот миг зажглась твоя звезда.