Смерть в Гефсиманском саду
Баллада о древней оливе
Лужайка обрывалась с половины.
За нею начинался Млечный путь.
Седые серебристые маслины
Пытались вдаль по воздуху шагнуть.
В конце был чей-то сад, надел земельный.
Учеников оставив за стеной,
Он им сказал: "Душа скорбит смертельно,
Побудьте здесь и бодрствуйте со мной".
Борис Пастернак. (Из цикла стихотворений Юрия Живаго)
И было так, прошли тысячeлетья,
Стою я здесь - эпохами оброс.
Mоих семь братьев помнят цепь трагедий -
В тот День, когда покинул нас Христос.
...
Туристы шумно и многоязычно
Толпятся здесь, у Масличной горы.
С улыбкой гиды в нас, оливы, тычут –
Что вроде мы с библейской той поры.
Мой старый ствол – переплетенье веток,
Они, о дряхлой старости скорбя,
Чтоб я не развалился напоследок –
Вцепились хватко сами за себя.
Уставши от насмешек многолетних,
Решили мы – кто жертвует собой.
На нашей тайной вЕчере последней
Я вытянул свой жребий роковой.
Как тот учитель, долго я терзался,
Потом подумал: Всё же я не есмь.
Как Он, я в руки грешников отдался,
Впустил к себе тяжёлую болезнь.
...
Консилиум учёных был и позже,
Не заразил чтоб братьев на ветру,
Меня спилили, отодрали кожу,
И вскрыли словно тайну свежий сруб.
И было торжество и удивленье,
Когда, уже на свете не жилец,
Раскрыл им лет тончайшие деленья:
Две тысячи изогнутых колец.
Свидетели величия и скорби,
Святого очевидцы жития.
Как спину Он от дум печальных сгорбив,
Молил чтоб ‘чаша минула сия’.
Как Он сказал, кровавый пот стирая:
‘Наш путь тернист, как острая стерня’.
‘Вот – и шаги ( как гвозди в лоб вбивая!),
Ученика, предавшего Меня’.
Пусть бодр дух, плоть немощна – эпохи
Пройдут в огне, ученью вопреки.
Как трудно человеком быть и богом,
И на себя принять людей грехи.
12 января 2009 г.