Стив набрал давно знакомый номер – шесть-три-восемь-один-один-два. Зажав телефон между щекой и плечом, Стив, напевая "Обвинение" и нарезая колбаску для бутербродов, терпеливо слушал гудки. Крис всегда долго подходил к телефону. То играл на гитаре, и его оттопыренные уши плохо вникали во всё происходящее, то сидел в гараже и ремонтировал свой старый мотоцикл. Тогда он вообще ничего не слышал.
Подошёл он на пятом гудке, когда Стив уже дошёл до припева.
-...если ты для оправдания... – подвывал Стивен.
-Алло, - сказал Крис тихо.
-Привет, мой иудейский друг! Как делища? Предки уже уехали или еще нет? – затараторил Стив.
Крис молчал некоторое время, а потом сказал:
-Да, наверное... Дела... Нормально... Вроде как... - в его голосе звучала досада.
-Что такое? – спросил Стив. Он почуял что- то неладное. Крис молчал.
-Я... Нет, всё нормально... Я думал, что отключил... Впрочем, теперь неважно. Мне... Я подумал... что так решу всё... Нету тела, нету дела...
Стиву стало нехорошо.
-Что случилось?! О чём ты толкуешь, никак не пойму? – закричал он в трубку. Короткие гудки. Крис отключился.
Крис уже всё приготовил. Снял в гостиной люстру и осторожно, чтобы не разбить, положил на диван. Ощупал крюк и понял, что он выдержит. Нашёл верёвку, которую было очень сложно разрезать, а ещё сложнее оборвать. И полчаса налаживал петлю. Хорошую, крепкую петлю.
Крис сидел на том самом табурете, с которого ему предстояло спрыгнуть. Если он, конечно, решится. Почему-то он выбрал именно этот табурет...
Зачем ему жить?.. Он не такой, как все. Вчера он на шестнадцать раз прочитал статью из тома первого (от А до Л) "Большого Энциклопедического Словаря ". На букву "Г" – гомосексуализм.
Религия не признаёт таких, как он. И общество тоже не признает, это Крис знал точно.
Он недавно заметил, что как-то по-другому смотрит на Энди с другого факультета. Поймал себя на одной очень странной мысли... Господи, какой же Энди симпатичный!!! Нет, это уже "половое извращение". Жить с таким клеймом Крис не мог. Конечно, полгода назад его связывали непродолжительные отношения с дочкой маминой подруги... Но она шлюха, и переспала со всеми, даже со Стивом.
Уже три дня подряд он только и думал, как о собственной смерти. "Вы человек тонкой душевной организации... больше всего вы боитесь смерти... не только своей, но и своих близких... даже больше, чем своей". Так сказала ему толстая женщина в очках – психолог. Обязательная проверка.
Вскрыть вены?.. Но его тушка быстро сгниет в горячей воде... Родители приедут во вторник, через пять дней. И что они увидят?.. Папу хватит сердечный приступ, а мама потеряет сознание. Хоронить его будут в цинковом гробу... Хотя... Самоубийц в их стране не хоронят, а кремируют.
Он бы застрелился, да не из чего. Выпасть из окна второго этажа?.. На бетон... Возможно, умрёт он не сразу, будет лежать на твёрдой земле, харкать сгустками крови и желчи (или не желчи) и медленно умирать. Выглядеть его труп будет весьма не эстетично.
Наглотаться таблеток?.. Нет, ему это не слишком нравилось. Залечь в ванную и взять с собой фен? Долбануть себя током, и делу конец. Нет, опять его тело будет гнить в горячей ванне...
Сегодня он протёр обе свои гитары, тщательно, зная, что берёт их в руки в последний раз. Зачехлил их и положил на диван. Застелил постель. Написал корявую записку "Простите. Я так больше не могу...". Всё приготовил, совершая мрачный ритуал. Даже причесался.
Дик со скоростью света одевался. Минуту назад ему позвонил (653-457) Стив, и сказал, что Кристофа преследует синдром навязчивых идей.
Дик тихо ругался, пытавшись запихать обе ноги в одну штанину. У его двоюродного брата случались заскоки.
Крис сидел и сидел на своём табурете, обводя кухню ничего не видящими глазами. Он что-то искал, но не знал толком, что.
Тишина и страх ели его мозг. Страх... Крис боялся боли, боялся неизвестности.
Крис прислонился к стенке и запустил пальцы в волосы. Всё к чёрту. Семнадцать лет – это мало. Он сопляк, ничего не видел. Весь мир крутился только вокруг деревянной штуковины со струнами, раздолбанного мотоцикла, который пяти метров не мог проехать, и... Джейн, девушки его лучшего друга и, по совместительству, двоюродного брата.
И тут какой-то смазливый идиот с журфака.
Крис сжал голову руками и закричал.
Перед его глазами отчётливо стояла жуткая картина.
Он представил, как совсем скоро заберётся на табурет. Вденет кудрявую голову в петлю, затянет её потуже, и будет ждать. Закроет глаза...
Крис вспомнил своё детство, из которого он так окончательно и не вышел. Это большой грех – самоубийство. Он это знал. Знал, что ему не будет прощения.
...Закроет глаза и начнёт раскачиваться. Медленно. Потом оттолкнётся. Табурет с неожиданно громким стуком упадёт на старинный паркет, и тело безвольно повиснет. Он пытается схватиться за воздух, передумав в последний момент, момент падения чёртова табурета... Но воздух проскальзывает между пальцами.
Ореховые глаза вылезут из орбит, из горла, стянутого верёвкой, раздастся страшный хрип. Душа покинет тело несчастного красавчика, чтобы никогда не вернуться. И будет метаться, неприкаянная.
Забавно... Лет через двадцать по улице Рыбацкой, мимо дома №32, мамаши будут водить пухлых малышей, и шёпотом говорить: "не смотри на этот дом, Джереми, здесь повесился шестнадцатилетний еврей по имени Крис, и его призрак до сих пор ходит по дому. Страшный призрак кудрявого мальчика в джинсах и сандалиях". Дети будут с ужасом смотреть на дом и крепче сжимать мамину руку. И какие-нибудь занавески в окнах примут за привидение.
Скрип... Подозрительный скрип. Позвоночник превратился в ледяную змею.
В комнату медленно и чинно вошла рыжая кошка. Принюхалась и ушла.
Крис захохотал. Смеялся долго, размазывая по щекам слёзы.
Наконец, он решился. Взял со стола верёвку, подхватил табурет и пошёл в большую комнату. Осторожно поставил табурет под крюк, залез на табурет, накинул на крюк верёвку, и застыл в нерешительности. Потом?.. Что будет потом?..
По пустому дому будут ходить голодные кошки. И звать любимого хозяина.
Может, понюхают розовыми клеёнчатыми носами его болтающиеся на неосязаемом ветру ноги... Почему от хозяина пахнет дохлятиной?..
Какой же Крис идиот... Надо же было отключить телефон... Стив звонил, значит, придёт.
Зайдёт в комнату – Крис дверь не закрывал – и, прищурившись (на улице он очки не надевает) станет смотреть на что-то непонятное, свисающее с потолка. Он достанет очки из кармана, наденет на нос, и... Всё поймёт. С криком "Крис, придурок!!!" кинется к висящему телу, обхватит его ноги и приподнимет его повыше. Прижимая нижнюю часть туловища своего бедного друга к себе одной рукой, другой Стив попытается вынуть кудрявую голову из петли. Вынет, и тело обмякнет и дохлой колбасой свесится с плеча Стива. Стив положит тело на диван, похлопает самоубийцу по колючим, ещё тёплым щекам, и будет тихо говорить с ним, как с живым. "Ты чего это?.. Не надо умирать, придурок, сейчас не надо... будет тебе лет сто, тогда и умирай... "
Крис будет смотреть в потолок глазами, полными предсмертного ужаса.
Стив достанет из кармана фонарик и посветит сначала в один глаз, потом в другой. Потом пощупает пульс и приложится щёкой к голой груди, там, где семнадцать лет подряд билось сердце. Ничего не услышит и сядет рядом, безвольно опустив руки.
Надо дверь закрыть... Нет. Крис понял, что если слезет, обратно уже не заберётся. Криса на это уже не хватит.
"Интересно, вывалится ли у меня язык?.." – мелькнуло в кудрявой голове. Ему стало смешно, но ненадолго
Крис вдел кудрявую голову в петлю. Затянул потуже, как галстук. Длину верёвки он подобрал правильно... Только табурет как-то потрескивает.
Крис задрал голову и посмотрел на потолок. Ослепительно белый, он резал глаза.
"Это рай?.." – подумал Кристофер-Давид Герен-Гольдберг, семнадцатилетний самоубийца. Нет, это не рай. Это побелка.
Неожиданно, совершенно неожиданно он вспомнил о родителях. Они не переживут его смерти, это точно.
Он же у них один, и детей больше у четы Геренов не будет. Они так любят его, а он так подло собирается лишить себя жизни... Зачем он это делает?..
Крис почувствовал, что лучше будет, если он слезет. К чёрту эти петли. К чёрту этого Энди. Лучше он слезет...
Крис отказался. Он уже хотел вынуть голову из петли, стал нащупывать пальцами пианиста узел, но...
У чёртова табурета подломилась ножка, не выдержав Криса.
Он повис. Язык вывалился из горла. Пальцы царапали шею, глаза выкатились. Крис брыкался и хрипел. Всё кончено.
Кто-то обхватил его тело. Криса стали вытаскивать из петли.
Цепкие пальцы двоюродного брата развязали узел. Крис перевалился через плечо Стива и потерял сознание.