Когда так много вязкой тишины,
что не уплыть в другую половину.
Когда снега под снегом не видны,
морозом заколоченные в глину,
а до капели, черт возьми, дожить
так хочется, вцепившись мертвой хваткой
в неровный край, пока еще дрожит
кленовый лист — простуженный и ватный —
на нитке потайной.
Когда саднит
молчанием надорванное горло,
и немота беспамятству сродни,
и все твои приметы утро стерло
с ладони января, и не прочесть
на память ни строки. Когда намека
не вымолить на радостную весть
и эта боль (дремавшая до срока),
коснувшись, не оставила следа
твоей улыбки детской, а минуты
остры, как бритвы.
Наконец, когда
свет перемешан пополам с мазутом,
и время, как ослепшая пчела,
в висок незряче бьется, чтоб начаться,
но нечем: даль вечерне отцвела
и вроде бы пора уже прощаться…
Мне ангел вдруг слетает на плечо
и тихо шепчет: «Поживем еще».
