Чёрное на белом (Рассказ)

    Когда бескрайняя белая даль однажды становится похожа на спину дога-далматинца, это значит, скоро апрель. Он, а вместе с ним свежие краски придут и вдохнут в мир новую жизнь. Затем май добавит зелени и огня на палитру Земли. А пока в мире существуют лишь два цвета. Белый и чёрный.
      Чёрный 'Ниссан Патруль', если смотреть с высоты птичьего полёта, едва ли отличался от чёрных пятен вокруг. Просто, казалось, одной из проталин вдруг стало стыдно расползаться вширь, валяясь без дела на одном месте, и она отправилась на пробежку - для поддержания формы. Если вглядеться внимательнее, то можно было заметить, что пятно движется не как придётся, а словно по рельсам, привязанное к едва заметной двойной линии, уходящей за горизонт.
      За рулём внедорожника сидел парень в чёрной кожанке, головой напоминавший Колобка из мультфильма. Бритая кожа, вдавленные уши, словно обрубленный топором подбородок, приплюснутый набок нос - всё наводило на мысль о том, что не бывает на свете фигуры более совершенной, чем шар. Сходство довершала сдобная улыбка.
      Вытянутое, словно поделенное крупными морщинами на сектора лицо человека, сидевшего рядом, наоборот, выглядело сосредоточенным и хмурым. Больше всего лицо походило на образ языческого божка, вырезанный на индейском тотемном столбе. Хотя татуировки на лежащих на коленях кистях рук рассказали бы опытному взгляду о далеко не божественном прошлом их владельца.
      Руки 'колобка', небрежно брошенные на руль, также покрывала роспись. Вместе с двумя золотыми печатками на пальцах она сразу бросалась в глаза. Но тому же опытному взгляду все это несомненно охарактеризовало бы парня лишь как любителя 'делать впечатление'.
      - Может, в картишки перекинемся? - довольный шуткой, 'колобок' демонстративно отпустил руль. - Всё равно из колеи никуда не денемся.
      - На дорогу смотри, щегол, - ровным голосом выговаривал водителю 'индеец'.
      - Где ты тут дорогу увидел, Василь Иваныч? - 'колобок' со смехом махнул рукой в направлении неровных борозд посреди снежного поля, терявшихся где-то между наметившимися в отдалении перелесками. - Хорошо ещё, джипарь догадались взять. На бомбе давно бы уже увязли.
      - А я виноват, что не чистят? Суки, кинули страну в дерьмо. По самое не балуйся.
      - Это что, Иваныч, - расплылся 'колобок', - у меня и в городе улицу нынче не чистят всю зиму. Так же брюхом скребём по одной колее.
      - Вот я и говорю, не верти башкой. - Разобрать, что скрывает бесцветный голос 'индейца' - участие или угрозу, собеседникам удавалось редко. - Выскочит лох из-за поворота прям в лобешник - ахнуть не успеешь.
      - Не бзди, Иваныч, - 'колобок' лучился оптимизмом, - тут вообще, похоже, места необитаемые. Как рассвело, ни одну ведь деревню ещё не проехали.
      - Ну. Так и есть. - 'Индеец' достал из бардачка автомобильный атлас. - Не баклань попусту. Рули.
      - Или ты попутал? - не переставал хохмить 'колобок'. Он посмотрел по сторонам: - Одно из двух: либо твой дедушка Сусаниным был, либо ты географию в школе сачковал.
      - Нишкни, умник, - лениво цыкнул 'индеец'. - Вот, глянь: дорога аж республиканского значения, - он подчеркнул ногтем жирную линию на карте. - Вон, километровый столб проехали. За пару дней хоть за Уралом будем.
      - В аду мы гореть будем, братан, а не за Уралом. При такой-то прыти. - 'Колобок', казалось, рассуждал об адском огне как о величайшем удовольствии.
      - Накаркаешь... - 'индеец', не найдя рядом с собой деревяшки, постучал костяшками пальцев по лбу.
      - Будь проще, Иваныч, - добродушно осклабился 'колобок'. - Расслабься - не сегодня так завтра. Все там будем. Лови момент. Воздух, солнце, свобода, бабки. Красота!
      - Поучи меня, щенок, - по-прежнему без эмоций буркнул 'индеец'. - Свобода. Отмотай с моё, заценишь, что такое ловить момент.
      - Ха. - ' Колобка' по-видимому приводили в восторг любые реплики собеседника. - Кстати. Всё недосуг спросить было. Это тебе на зоне такую погонялу дали, Василий Иванович?
      - Неа... - 'индеец' на миг задумался. - С малолетства ещё. Были мы во дворе не разлей вода. Приятели, втроём. Ну эти-то, понятно, в натуре Петька и Анка. А меня, стало быть, за компанию - то Чапаем, то Василь Иванычем. Так и приклеилось.
      - А-а...
      - Вот тебе и а. Потом, после школы уже, мы оба с Петькой по Анке сохли. Мучились, блин, ночами: кого подруга наша боевая выберет. А тут нарисовался, сука, этот фурманов и трахнул нашу пулемётчицу. Ну, мы с Петькой его поучили слегка светским манерам. Вот тебе и первая ходка как с куста. - 'Индеец' делился воспоминаниями таким же тоном, каким читал бы инструкцию к средству по уничтожению тараканов: - Дурни прыщавые, рыцари, итить твою в душу. Петьке до восемнадцати ещё месяц, да батя не фраером оказался, со связями. Отвертелся по-маленькому. А уж я от звонка до звонка огрёб. Школа жизни. Так вот, братишка.
      - И где они теперь?
      - Кто, Анка с Петькой? А чтоб я знал. Помотало меня, старик.
      - Ха, старик! На себя посмотри. Ты небось при Сталине ещё чалился?
      - С дуба рухнул? Мне сорокет только. Летом.
      - Ити-ить... - присвистнул 'колобок'. - Да уж, братан, помотало.
      Сзади вдруг кто-то сдавленно чихнул.
      - Во, оживает твоя зазноба, - 'колобок' подмигнул соседу и обернулся: - Машуль! Машка! Хвать тебя за ляжку. - Он толкнул лежащую на заднем сиденье девушку лет двадцати в бедро. - Не-е, ещё не алё. Кочумает. Фигасе ты её шандарахнул, полдня в отрубе. Думал, может, того уже - холодную везём.
      - Брось, пальцем не тронул. У меня к блондинкам уважение. Кольнул кой-чем - вот и спит. Клёвая краля, а?
      - Нафиг ты её вообще с собой тащишь, не пойму. Приказ был - всех валить и рисовать ноги по-быстрому. Неприятностей захотел?
      - Какие неприятности? Ты взгляни, какой станок, - невозмутимости 'индейца' мог бы позавидовать профессиональный дипломат, - тут, брат, одни сплошь приятности. Грех не воспользоваться. Оклемается - привал сделаем. Да и пожрать давно пора.
      - Правильно, - одобрил 'колобок', - кто девушку ужинает, тот её и танцует. Э-эх, - он мечтательно закатил глаза, - с нашим баблом мы теперь каждый день таких девок менять сможем.
      - А я бы эту себе оставил, - сказал ' индеец', словно речь шла о выборе пары брюк. - Так-то они все одинаковые. Но в этой... что-то в ней, брат... такое. Я ещё у Лешего на неё запал.
      - Эй, романтик, - прыснул 'колобок', - ты берега-то не путай! Мы так не договаривались. Позабавимся малость - согласен, но потом хвосты рубим. Мне из-за баб ещё проблем не хватало! Стемнеет - скинем её где-нибудь.
      'Индеец' недобро прищурился. Голос же не выдавал перемен.
      - Тормози, - буднично бросил он.
      - Твою ты за ногу! - улыбка исчезла с румяного лица 'колобка'. Он с застывшим взглядом вцепился в руль.
      Колея вот уже с полчаса пробиралась меж густых лесных зарослей. Под пригорком за крутым поворотом стоял 'УАЗик' с задранным капотом. Из-под капота торчали чьи-то ноги. Среагируй 'колобок' мгновением позже - ноги перекусило бы двумя автомобильными бамперами, словно клешнёй огромного краба.
      - Замочу падлу! - пообещал в пространство моментально повеселевший 'колобок', нащупывая под сиденьем обрезок стальной трубы.
      - Хорош психовать, - скрипнул 'индеец', - не намахался ещё? Лучше пойдём дорогу спросим. - И он первым выскочил в снег. - Не быкуй, понял? - добавил он, обернувшись. - И назад сдай. Его, видать, прижало малеха. - Поведение партнёров теперь ясно давало понять, кто из них старший.
      Бледный мужчина, при виде 'индейца' зачем-то стянувший с головы кроличью ушанку - будто крепостной, приветствующий барина - не мигая смотрел 'индейцу' в глаза.
      - В рубашке ты родился, дядя, - поприветствовал 'индеец', сплёвывая в снег.
      Мужчина продолжал молча мять в ладонях шапку. Мысли о нежданной опасности и стремительном спасении подняли переполох в его голове, и требовалось время, чтобы какие-то слова смогли пробиться сквозь эту толчею.
      - Да, мужик, спасибом теперь не отделаешься. Проставиться бы по хорошему-то, а? - вмешался в разговор неунывающий 'колобок', подбадривая мужчину дружеской улыбкой. - Сейчас бы ноги свои под мышкой домой приволок.
      - Тебя, камикадзе, не учили аварийный знак выставлять? - подошёл ближе 'индеец'.
      - Дык, как бы... это... - ожил мужчина и зачастил словами: - кому? Кому ездить-то? Здесь машин-то - раз-два, у Митрича да Мишани. А они квасят третий день. А больше-то кому?
      - Какой Митрич? Какой, на хрен, Мишаня?! - не сдержался 'колобок'. Ноздреватые щеки пошли пятнами. - Здесь люди ездят! Трасса, блин, республ...
      - Погоди, Круглый, - 'индеец' оттёр 'колобка' плечом и встал между ним и мужчиной. - Разве это не на Бежецк дорога? Нам в Ярославль надо, - задышал 'индеец' мужчине в лицо.
      - Эк, крендель с перцем. - Мужчина надел шапку, попутно почесав через неё затылок, и отстранился от 'индейца', насколько позволила ему стоящая позади машина. - Вспомнила бабка, как девкой была! Здеся ремонт, считай, ещё при Горбаче затеяли. Да и забыли, бесы, пока то да сё. Тока до Гряд наших доползёте. Дальше тупик. Вам бы в объезд через Удомлю надо было. Все знают. Неужто знака не видали?
      Мужчина порывался сказать что-то ещё, но вдруг глаза его округлились, а губы застыли трубочкой, словно он собрался причмокнуть, но забыл, как это делается.
      'Колобок' и 'индеец' обернулись одновременно. Девушка, как была - в белом шёлковом халатике, гольфах и мохнатых домашних тапочках - что было сил мчалась по колее. Заслоняемая от взглядов громадой 'Ниссана', она сумела отбежать довольно далеко. Через считанные мгновенья её скрыли деревья.
      - Ушла, зараза! - взвился 'колобок' и, не раздумывая, бросился вслед. - Держи мужика, - крикнул он на ходу.
      - Кому он нужен, твой мужик, - себе под нос прогнусавил 'индеец'. - Девку лови. Вот тварь.
      Он открыл дверцу 'Ниссана' и пошарил под сиденьем.
      - Вот тварь! - повторил он резче. В самые напряжённые жизненные моменты в его голосе проскальзывали зачатки эмоций. - Ствол.
      Пистолет из-под сиденья исчез. На всякий случай перевернув содержимое бардачка, 'индеец' обошёл машину и открыл багажник. Под ковриком обнаружился впечатляющий арсенал. 'Индеец' вставил рожок в укороченный десантный 'калашников', помедлил секунду и - сунул в карман куртки гранату.
      'А кто её знает, - подумал он. - Не с фраером никак жила', - подытожил будто в споре с невидимым собеседником, уверявшим, что только в кино девушки, впервые взяв в руки оружие, сообразят хотя бы снять его с предохранителя. Уж не говоря о том, смогут ли они это сделать нежными наманикюренными пальчиками, да на морозе.
      - Не подведи меня. - Льдинками глаз 'индеец' мазнул по мужику, отчего руки того снова потянулись к шапке. Видимо, это движение в минуты замешательства давно вошло у мужчины в привычку.
      'Индеец' подошёл к 'УАЗу' и с видом знатока оглядел 'железяки' под капотом.
     - Бензонасос?
     Мужчина кивнул:
     - Мембрана, зараза. Фирменную хрен достанешь. Я из полиэтиленовых пакетов режу - так то ж на полста вёрст тока.
     - Вернусь, помогу, - кивнул в ответ 'индеец'. - И это тоже отдам. - Он вырвал центральный высоковольтный провод из разъёмов и сунул в карман. - Будь умничкой.
     Он запер двери 'Ниссана' и бодрым шагом направился к повороту дороги.
     Мужчина едва уловимым движением перекрестился.
     - Крендель с перцем, - тяжело дыша, прошептал он вслед 'индейцу' и привалился, разом обессилев, к решётке радиатора. - Вляпались в демократию, едрёна матрёна. Снова зэков что ль на волю, как в пятьдесят третьем?
      Вооружённых людей мужчина видел вживую разве что в армии. Ну и на охоте ещё, но это не в счёт. Путчи, развал Союза, народные волнения - всё это происходило где-то там, в телевизоре. Их район, словно не замечая перемен, жил прежней жизнью, может, только на полках сельмага совсем уж бессовестно опустело, да цены давно оставили не у дел мизерные пенсии. Одно дело, когда головорезы громят телецентр в Москве и делят власть. Но просто так, не таясь, при честном народе разъезжать с автоматами по дорогам? Такое бывает где-то в загнивающей буржуазной Сицилии. В телесериале 'Спрут', что запоем смотрели когда-то всей деревней, забывая на время про самогон.
      Лишь только 'индеец' исчез за поворотом, мужчину словно подменили. Будто обжёгшись о радиатор, он подскочил, развернулся, поискал что-то в моторном отсеке, затем бросился на колени и начал судорожно разгребать снег за колесом. Обнаружив отвёртку, оброненную от испуга несколькими минутами раньше, счистил с неё налипший снег и склонился над двигателем. Прикрутить крышку бензонасоса оказалось делом пары минут. После этого он отсоединил один из свечных проводов и в три прыжка добежал до багажника. Вернувшись с ножом, он поколдовал с минутку над проводом, прилаживая его вместо центрального.
      - Ишь, крендель с перцем, - приговаривал он беспрестанно, пока руки его суетливо, но точно выполняли привычную работу. - Нешто я на трёх цилиндрах не доеду!
      За суетой и бормотанием мужчина не забывал обдумывать план дальнейших действий. Ехать, разумеется, следовало не обратно к себе в деревню, а к московской оживлённой трассе. Там люди, там где-то милиция в конце концов. Не дадут пропасть.
      Он завёл двигатель. Теперь единственной помехой на его пути оставалась бандитская машина. То и дело поднимая голову и вглядываясь в направлении возможного появления 'мафиози', он принялся остервенело махать лопатой. Когда объездная тропка - впритирку к вороному борту - сомкнулась с колеёй позади 'Ниссана', одежда стала насквозь мокрой от пота.
      Бандитов видно не было. Он вскочил в машину и включил первую передачу.
      
     Девушка и 'колобок' давно скрылись из виду, но 'индейца' это, похоже, не беспокоило. Куда торопиться? Давно доказано, думал он, что на длинные дистанции человек быстрее идёт, чем бежит. А по снегу? Силы в два счёта кончатся. Только в лесу жертве можно попытаться схитрить и, таким образом, выиграть время. 'Хотя и тут тебе без шансов, - почти с сочувствием думал он. - Летом бы спряталась, а зимой что? Сколько верёвочка ни вейся, конец найдётся. Следы не спрячешь. Э-хе-хе, Машуль. Что ж ты творишь-то, милая'.
      'Колобок' стоял на берегу широкого ручья. Противоположный, достаточно высокий и крутой берег, обращённый к солнцу, оттаял почти целиком, но сам ручей был пока скрыт ледяным панцирем, лишь кое-где в бурых разводах просочившейся воды. И только перед ногами 'колобка' вода разлилась широкой чёрной лужей.
      - Утопла? - сразу догадался о причине происхождения лужи подошедший сзади 'индеец'.
      - Фу ты, ч-чёрт! Напугал, - вздрогнул 'колобок'. - Крадёшься как Чингачгук! Нет, вряд ли. Тут глубины-то небось - курице по колено.
      - А если течением под лёд уволокло?
      - Нет. Вон, грязь разрыта на том берегу. Там она.
      - Чего ждём тогда? Вперёд, - скомандовал 'индеец'.
      - Ага. Охота была в дерьме полоскаться. Твоя баба - сам и мокни.
      - Ты совсем дебил?! - зашипел 'индеец'. - Накосячили оба, теперь не будут разбираться, чья баба. Мы, брат, с тобой делового завалили. Если она хоть полслова - нас даже не на лоскуты. Нас в пыль - понял!
      - Фигасе, подстава! - вновь не сдержался 'колобок'. - А я тут с какого боку?! Говорил же: пришей её там, вместе со всеми. Станок, станок! - очень похоже передразнил он 'индейца'. -Ромео озабоченный!
      - Поздно виноватых искать, - зловеще отрезал 'индеец'. - Пошли.
      Было что-то в его взгляде исподлобья такое, что заставило гиганта-'колобка' попятиться.
      Грохот взрыва, раздавшийся из-за леса, оборвал их перепалку.
      - Тачка! - выдохнул 'индеец'.
      - Бабки! - эхом отозвался 'колобок'.
      - Я говорил, держи мужика! - в истерике вопил он, едва поспевая за припустившим галопом к оставленной на дороге машине 'индейцем'.
      
      Маша лежала в молодом ельнике на другом берегу и держала обоих на мушке. С 'макаровым' обращаться она немного умела, один раз даже постреляла вволю на пикнике. Бежать дальше девушка не могла. Проклятый лёд! На вид такой крепкий, подломился на самой середине. Мало того, что она теперь мокрая с головы до ног - она, падая или, может, карабкаясь впопыхах по круче в лес, подвернула лодыжку.
      'Господи! - из-за наворачивающихся на глаза слёз силуэты бандитов на том берегу расплывались и сливались с чёрными стволами елей, - господи-господи-господи... заставь их думать, что я утонула!'
      Это вполне могло быть правдой. Она ведь и на самом деле едва выбралась на вязкий скользкий берег.
      Через пять минут, проводив взглядом убегающих бандитов и горячо поблагодарив бога за помощь, она уткнётся отяжелевшей головой в трясущиеся руки и подумает совсем о другом. Что теперь? - спросит она себя и его. - Ковылять по снегу в тоненьком, насквозь мокром халате навстречу неминуемой скорой гибели от холода? Сдаваться на милость бандитам, от которых только что удрала, нечаянно подслушав про ожидающую её участь? Неизвестно, какой конец более ужасен.
      Нет уж, если выбирать смерть, то вот она, самая лёгкая - бесстрастная и беспощадная железная машинка в её руках.
      Впрочем, когда Маша об этом подумает, бандитам будет не до неё.
      
      Как только 'индеец' с 'колобком' выскочили из-за леса, их глазам открылась жуткая картина. Чёрный дым окутывал 'Ниссан'. Казалось, дым настолько тяжёл и плотен, что его можно нарезать ломтями. Иногда из чёрных клубов вырывались столь же тяжёлые и будто маслянистые всполохи пламени. Рядом, бок о бок с японским внедорожником стоял 'УАЗик'. Его судьба была предрешена. 'Ниссан', будто огнедышащий дракон, 'облизывал' свою жертву жарким смрадным дыханием, с каждой секундой поглощая всё больше и больше.
      - Стой! - прохрипел 'индеец', задыхаясь от бега, - не подходи.
      - Ты что, Иваныч, там же... там же... - завопил 'колобок', подпрыгивая на месте и размахивая руками. - Бабки же... успеем!
      - Там, мудрила, гранат больше, чем в японской армии, - стараясь попадать в промежутки дыхания, вразбивку прохрипел 'индеец'. - Оно тебе надо?
      - Бабки же, Иваныч! - голос 'колобка' больше напоминал рыдание.
      - Не ной, - интонация 'индейца', казалось, успокаивалась вместе с дыханием. - Сгорели твои бабки. Забудь. Отойдём лучше, от греха, - бросил он мрачно, закуривая.
      В огне началась канонада. Сперва без счёта щёлкали патроны. Потом бабахнуло. Два взрыва слились в один. Последним, почти без звука, полыхнул до небес бензобак. Мужчины стояли, не в силах посмотреть друг другу в глаза, молча курили, дожидаясь окончания пожара.
      - Не густо что-то в японской армии гранат, - скорбно съязвил 'колобок', пока они подходили к догорающим остовам.
      - Дурак. Там и армии-то нет.
      - Кто дурак? Я дурак?! - неожиданно вскинулся 'колобок'. - Из-за тебя всё, гнида! Какого хрена за мной попёрся?! Чтоб этот беспредельщик сельский нам подляну кинул? Найду - убью! Я им за тачку всю грёбаную деревню спалю!
      - Чего там искать? Вон он, наш самурай. - Обугленный труп сидел на пассажирском сидении 'УАЗика' лицом - вернее, бывшим когда-то лицом - к окошку. Видимо, раненый или сильно контуженный взрывом мужчина пытался спастись от огня, но не успел. - Видал? Настоящий, по всему, камикадзе. Сам себя порешил.
      - Гад ведь, а?! И тут обскакал. - 'Колобок' разошёлся не на шутку. Сарказм в словах 'индейца' скрылся от его понимания. - И девка твоя тоже! Да щас бы ехали и горя не знали. Если б только не свинтила, стерва! Это ты её приволок. Я знал, я знал...
      'Индеец' шагнул к 'колобку' и коротким ударом автоматом в солнечное сплетение согнул того пополам. 'Колобок' попытался ответить апперкотом, но 'индеец' оказался проворнее. Два стремительных удара ногой - в пах и в коленную чашечку - свалили здоровяка в снег, продемонстрировав, что звание старшего 'индеец' носит вполне по праву.
      - Остыл? - поинтересовался 'индеец', цыкнув слюной сквозь зубы. - Верещит как баба! Ты не вкурил ещё, дурень? Нас слили, братка! Свои слили. Мы на небесах! Были бы, если бы не Машка. Мы ноги ей теперь целовать должны. По гроб жизни, понял!
      - Фигасе! В натуре, думаешь? - застонал 'колобок', скрючившись в сугробе от боли и растирая колено.
      - В натуре. Правда, думаю, недолго при таком раскладе нам теперь осталось. Клоп ничего на самотёк не пускает. Проверит, как пить дать проверит. Могли ж мы из тачки отлить выйти, а? Да мы вообще могли тачку бросить.
      'Индеец' не спеша прошёлся вокруг машин. Багажник изуродовало разрывом гранат. А в районе передних сидений 'Ниссан' был словно переломлен пополам. Под ним зияла небольшая воронка.
      - От души тротила сунули, - покачал 'индеец' головой. - Теперь ты понял, почему он нам в Питере платить не захотел? Отсидитесь, мол, в Ярике, там, мол, спокойно, братвы серьёзной нет. Сволочь. А я-то, фраер, схавал гнилушку.
     - Получается, в Ярик нам теперь не надо?
     - Получается так. Мертвякам деньги ни к чему. Если и ждут нас, то не для почестей.
     - Фигасе, подляна! И без гонорара теперь, и Лешего баксы тю-тю.
     - Да-а, кидалово. Ну хоть живые. Пока. Мы живые, Круглый! У тебя загранпаспорт есть?
     - А толку? Без бабок.
     - Дурак ты.
      
     Курильщики имеют по крайней мере одно неоспоримое преимущество перед некурящими: они не пропадут в лесу. Маша сидела перед костром, кривила губы в горькой усмешке и думала, что смерть лучше приберечь на потом. Как самое последнее средство. В плохое - в силу возраста - ей если и верилось, то недолго. До первых же проблесков надежды, связанных с исчезновением из виду главного источника опасности.
      Ковылять можно потихоньку, опираясь на палку, рассудила она. А найденная в кармане халата зажигалка, казалось, сулила избавление от всех остальных проблем. В крайнем случае можно ползти, как какой-то герой войны из книжек. Маша забыла фамилию.
      А бандиты - пусть только сунутся. Пистолет, отсверкивающий бликами костра, успокаивал не меньше ласкового тепла. Одежда - если эти прозрачные лоскуточки язык повернётся назвать одеждой - подсохла. Можно в путь. Удастся ли пройти хоть километр по холоду до следующего привала? И в какую сторону? Хотя - есть ли разница? Где осталась дорога, она могла лишь догадываться.
      Маша протянула руки к огню. С одной спички разводить костёр в любую погоду научил в походах папа. Тонкие паутинки высохших понизу ствола еловых веточек всегда скрыты от непогоды мощными лапами и вспыхивают как порох. Если промокли и 'паутинки' - выручит береста. А валежника в любом лесу - протяни только руку.
      Маша резко обернулась. Послышался треск, какая-то возня. Идут?! 'Нет, вроде нет. Птицы.'.
      Бандиты были 'свои', те, что до поры до времени 'крышевали' бизнес её жениха. Часто бывали в доме. Поэтому никто ничего не заподозрил. Впустили как обычно. Они ходили словно Рэмбо в боевике и поливали направо и налево из автоматов. Прислугу, охрану - всех! Долго возились, наверное, с её Лёшей. Били или, может, пытали? Он наверняка не отдал бы просто так деньги. Упёртый Лёшка и не боится ничего. Не боялся. Она его больше не видела. Она выходила в ванную, принимала душ, потом курила. Этот, с лицом как урюк, там её и нашёл. Думала отсидеться, когда заслышала выстрелы.
      'Поедем со мной, Машуля?' От его голоса и, особенно, взгляда ей всегда было не по себе. Она не решалась жаловаться Лёше. Теперь поздно. Теперь всё поздно. Дальше она ничего не помнила. Очнулась в машине, услышала разговор. Пришлось притворяться спящей, чтобы отсрочить неминуемое.
      Маша поднялась и, прихрамывая, пошла берегом ручья. Снег там лежал лишь местами и был совсем неглубоким. Да и бурелом встречался почему-то реже. Пистолет больно бил по ноге при каждом шаге. Маша достала его из кармана и накрепко подвязала к животу пояском от халата.
      
      - Делаем так. - 'Индеец' распоряжался споро и деловито: - где-то тут деревня этого камикадзе. Там машина. Ехать обратно в Питер. Там искать не станут. Такой борзости они точно не ждут. Там разбегаемся и на дно. Идти можешь?
      - Ты мне колено выбил, - буркнул 'колобок', разминаясь.
      - Жить захочешь - побежишь, - процедил 'индеец' и, не издав больше ни звука, широким шагом направился в сторону, откуда приехал мужчина. 'Колобок', слегка подволакивая ногу, поспешил за ним.
      Сейчас лучше ему довериться, шестым чувством понял 'колобок'. Волчара стреляный, сразу видно. Этот зубами за своё ухватится - хрен возьмёшь его. 'За обидки после сочтёмся'.
      - Стой! - осенило его, - а девка как же?
      - Какая теперь разница? - не оглядываясь, ответил 'индеец'.
      - Ну как? Так нас только Клоп искать будет, а с ней, с живой - ещё и Лешего братва. Прикинь шансы?
      - Чудила! Ты попробуй дойди до лешинских в халатике да босиком. Сама околеет.
      - Что ж ты тогда в воду ледяную меня толкал?!
      - Для порядку, братка. Во всём, братка, нужен порядок.
      'Жалко девку, - подумал 'индеец'. - Теперь точно сгинет. Но уж, блин... судьба...'
      Он ведь не зря вытащил её из логова Лешего. И даже теперь, гоняясь за ней по лесу с автоматом наперевес, он ещё надеялся решить вопрос 'полюбовно'. Вернуть, уговорить, заставить в конце концов остаться с ним. Чем-то она напоминала ему его первую и единственную в жизни любовь - 'боевую подругу' детства - Анку. Анечку, Анютку... Нет, здесь конечно не любовь. Жизнь по колониям и тюрьмам заставила его сердце окаменеть. Может, память? Он не мог понять. Да если честно, и не пытался. Решил без затей и психоанализов: Маша ему нужна и точка. А все разговоры с Круглым - это просто бандитские понты. Чёрта лысого он дал бы Круглому к ней притронуться. Получили бы в Ярославле деньги от Клопа за работу - и разбег. А Маша с ним. Захочет ли? Что за вопрос?! И дело не в благодарности за спасённую жизнь. Тем более, она даже не отдаёт себе отчёта, что в доме Лешего он её именно спас. Для неё он пока враг. Пока. Но бабы чуют настоящего мужика. Нутром чуют. Первобытным звериным инстинктом. Разве есть у кого-то сомнения, что на самом деле тянет таких тёлок к рисковым парням? Сила и деньги - вот что. Но теперь-то сила и деньги - у него.
      'Были да сплыли' - оборвал он несвоевременные грёзы и внезапно рассмеялся. 'Колобок' изумлённо посмотрел ему в спину. Василий Иванович шёл, едва не чеканя шаг, и с удовольствием, взахлёб хохотал. Эхо чуть слышно подхохатывало вслед за ним.
      - Эта что ли деревня? - тронул за плечо 'колобок' 'индейца', когда за деревьями открылось поле, а за ним - крыши домов.
      - Да вроде, - 'индеец' напряг зрение. - Хотя, кто знает... неживая какая-то.
      - Похоже, дачи, - сказал он, подойдя ближе. - Хибары сплошь дощатые. Ни изб тебе, ни дыма, ни звука.
      - Может, сторож там... или что? - заныл порядком уставший от взятого 'индейцем' темпа 'колобок'.
      - Какие сейчас сторожа, Круглый? Воинские части стоят - хоть бэтээры выноси. Всем плевать. Ты ещё хочешь, чтоб дачи охраняли? Пошли. Дачи обычно к деревням близко.
      'Близко' оказалось в двух часах ходьбы.
      
      - Как жизнь молодая, девоньки? - обратился 'индеец' к преклонного возраста бабулям, входя в здание с выцветшим лозунгом 'Решения партии - в жизнь' над крыльцом. - Замуж-то не пора? Вона какого жениха вам веду.
      - Женишка-то оставляй, как жеш, - радостно загомонили пенсионерки, - сгодится. Ишь ты, боров какой. А сам-то чё ж? Женатик, что ль?
      - Ага, верность храню. До гроба. Суженая говорит: не помрёшь со мной в один день, кобелюка - так и знай, хозяйство отрежу.
      - И поделом, поделом, - ещё пуще обрадовались бабки.
      - Нам бы позвонить, девоньки. Машина сломалась, подшаманить бы кого вызвать. Вот так вот нужно, - 'индеец' пильнул ребром ладони себе над кадыком.
      - Эх, а Васька-то в город уехал, - огорчились женщины. - Он у нас на все руки мастер.
      - Так он разве вам на дороге не встретился? - спросила одна.
      - Неа, - 'индеец' присел на край скамьи. Прицел автомата под курткой чуть не пропорол бедро, но окружающие приняли его гримасу за огорчение от того, что пришлые разминулись с Васькой. - Вот непруха нам, Круглый.
      - Может, позвонить всё-таки? - настаивал 'индеец'. - Тут вроде контора, а? Сельсовет? Должен телефон быть. Или председателя что ли искать?
      - Не поможет председатель, милок, - ещё больше расстроились женщины. - Провода-то со столбов все поснимали аж прошлым ноябрём. Нету теперь телефона.
      - А иди, милок, к Митричу, - предложила первая, самая словоохотливая. - У него машина тож. У Мишки ещё, но так вроде сломана до сих пор.
      - Точно, - поддакнула другая. - Бутылку Митричу посулишь - он вас до хоть Москвы довезёт, а хоть до Ледовитого окияна.
      Через полчаса гости выезжали из деревни на грохочущей всеми болтами 'Ниве'. За рулём, больше чем прежде похожий на истукан, возвышался 'индеец'. Митрич с кухонным ножом в сердце остывал в подполье собственного дома.
      - А чего он?! - оправдывался 'колобок', - по-людски ведь просили.
      - Всё равно, Круглый, - с убеждённостью проповедника поучал 'индеец', - последнее дело - человека жизни лишать без крайней необходимости. Дрянцо мужик, но человек ведь, не таракан какой-то.
      - Чья бы корова мычала! - отозвался 'колобок'.
      - Ты чё гонишь, Круглый? Кого я хоть раз зазря хоть пальцем? За бабки - да. Но ведь и волк овцу режет, когда жрать хочет. А здесь? Свяжи этого алкаша просто - куда он на хрен денется!
      - Ладно, не бузи, Иваныч, мой косяк. А у тебя будто косяков нет? Зафиг ты с бабками про телефон тёр? Типа светские беседы? Типа не спешим никуда, задницу не спасаем?
      - А ты подумай.
      - Или в натуре? Звонить? Думаешь, за нас теперь кто-то впишется?
      - Большая у тебя башка, Круглый, а не варит ни фига. Ты кино про Штирлица смотрел?
      - Ну?
      - Вот и ну. Разведка боем. Теперь знаем, что фору имеем. Нет у них ни телефона, ни машины. Пока ещё про всё прочухают. Какой-никакой, а тоже подарочек.
      - А был бы телефон?
      - Пришлось бы попотеть, - усмехнулся 'индеец'.
      Они замолчали. Каждый думал о своём. Но это своё так или иначе крутилось вокруг их ближайшей судьбы.
      - Как думаешь, прорвёмся? - первым сдался 'колобок'.
      - А то! Думаю, мы вообще зря себя накручиваем. Тоже мне, всевидящее око. Но...
      - Что?
      - Лучше перебдеть, чем недобдеть, брат. Если что - ждать нас будут у Вышнего Волочка. Если вдруг им сорока на хвосте принесла, что мы живые. Там вернее всего. У нас пока другой дороги нет. А если там пробьёмся, тогда ищи ветра в поле.
      - Гляди-кась, дачи, - перебил 'колобок'. - Значит, наше место скоро. Как будем погорелье-то объезжать, Иваныч? По целине?
      - А х-х... - 'индеец' не договорил. Машина закашляла и заглохла.
      - Тьфу, зараза!
      - Чего это?
      - Погоди. - 'Индеец' попробовал вновь завести машину. Стартёр жужжал исправно, но двигатель не 'схватывал'. - Как учил меня на зоне кореш, мотор - это просто стакан с бензином. Если не горит - значит, либо бензин спёрли, либо спичку не поднесли.
      - Хорош шарадами говорить. Либо, либо, - передразнил 'колобок' 'индейца'.
      - А я тебе доктор? Гляну щас. - 'Индеец' потянул на себя рычаг капота.
      - Крутани-ка, - крикнул он через минуту.
      'Колобок' повернул ключ зажигания.
      - Искра на месте, бензина - ноль, - огласил приговор 'индеец', плюхаясь обратно на сиденье. Похоже, стрелка у мужика на середине заела, - ткнул он пальцем в приборную панель.
      - Это он нам, Василь Иваныч, с того света мстит, - сказал 'колобок'. - Вот тебе и фора.
      - Рано сопли пускать, Круглый. Глянь в багажнике: когда бензодатчик накрылся, хозяин обычно запасную канистру возит.
      - Ага. Не угадал. Голяк! - развеял 'колобок' надежды 'индейца', переворошив хлам в багажном отделении.
      - Вот ведь непруха! - 'Индеец' сжал кулаки. Лицо по-прежнему не выдавало чувств. Вдруг, что-то вспомнив, он пулей выскочил из машины.
      - У 'Козелка'-то баки не рванули, братан. Ты помнишь? Бензина, значит, под завязку. Ходу, братишка. На дачах ведро какое-никакое подберём. До темноты успеть надо.
      - Дымком вроде тянет, - заметил 'колобок', когда - по колено в снегу - они поравнялись с первым рядом домиков. - А ты говорил, нет никого.
      - Верняк. - 'Индеец' принюхался. - Молодец. Быстрее у хозяина спросить, чем самим наугад по сараям ломиться. Глянь-ка по трубам - где.
      - А вон, у леса, не оно? - 'Колобок' показывал пальцем на противоположный край посёлка. Из неразличимой с большого расстояния трубы струился едва заметный сизый дымок.
      - Глазастый, - похвалил 'индеец'. - Пошли быстрее.
      - Странный какой-то сторож, - делился соображениями 'колобок', задыхаясь от борьбы с сугробами. - Он по аллеям что, не ходит? Ни тропиночки, ни даже следочка. Тоже мне, охранник.
      - А ты бы ходил? - философски заметил 'индеец' . - Кому оно здесь надо? Одни лоси вокруг, с зайцами.
      - А за продуктами? За дровами? Да просто кости размять. На охоту ту же. Я б с тоски сдох!
      'Индеец' молча оглядывал окрестности.
      - Ты, похоже, прав, - снова оценил смекалку 'колобка' 'индеец', когда они подошли к нужному участку. Калитка была наглухо заметена снегом. - Он даже с огорода своего ни ногой. Странно.
      - Эй, хозяин! Есть дома кто? Гостей принимай, - закричали они через забор, идя вдоль него в надежде найти лазейку.
      За углом участка забор кончился. 'Индеец' и 'колобок' подошли к крыльцу с обратной стороны дома. Только тут на снегу стали заметны чьи-то следы.
      Дверь оказалась не заперта. В просторном тамбуре они слегка замешкались. 'Колобок' зацепился за пустое ведро, и то полетело с гулким лязгом на пол, им под ноги.
      - Живые есть? - громко спросил 'индеец' в сторону закрытой звери, ведущей, видимо, в основное помещение. Хмыкнул. Положил, на всякий случай, ладонь на рукоятку 'калаша' за пазухой. Приспустил для удобства замок молнии на куртке почти до конца. Потянул на себя дверь.
      У дальней стены между окнами стояла Маша с пистолетом в руках и целилась 'индейцу' в лоб.
      Маша стреляла до последнего патрона, пока пистолет не издал глухой щелчок и не замолчал. 'Колобок' обрушился сразу, с грохотом, будто сваленный грозой вековой тополь; 'индеец' схватился за левый бок секундой позже. Это казалось невероятным, потому что Маша после первого прицельного выстрела, раздробившего дверной косяк, стреляла, крепко зажмурив глаза от ужаса.
      - Что ж ты, творишь, доча? - 'Индеец' на ватных ногах приблизился к Маше. Пистолет выпал из Машиной руки. Кровь сочилась по штанине 'индейца', наступая как весеннее половодье. Пуля, шлёпнув напротив сердца, смяла затворную крышку 'калашникова' и срикошетила вскользь по рёбрам.
      'Индеец' наклонился, поднял пистолет:
      - Эвона! До железки.
      Во время 'боя' ему было не до подсчёта выстрелов.
      - Есть в доме тряпки, Машуль? А лучше бинт. Зелёнка там или йод какой. Не знаешь?
      Он бросил пистолет на стол и присел на диван.
      Маша беззвучно рыдала.
      
     На посёлок Маша наткнулась сразу после третьего привала. С сожалением попрощавшись - как с родным - с живительным костерком, она прошла буквально сотню метров, и лес вдруг расступился, будто в волшебной сказке. В ближайшем же к опушке домике ей удалось вынуть еле держащееся в раме стекло и забраться внутрь.
      На столе стояла свечка, в углу - печка. Чего ещё надо человеку для счастья? Заботливые хозяева даже дров ей свалили немного прямо под вьюшкой. Теперь, даже если не найдётся во всём посёлке еды и одежды, до конца холодов она как-нибудь протянет. А там - солнышко, там - люди. Они придут и всё страшное в жизни закончится.
      
      Люди пришли неожиданно. Намного раньше весеннего тепла. Сперва она решила, что всё это ей только снится. Сморённая усталостью от бесконечного путешествия по лесу, от необходимой работы по дому - затопить печку, найти одеяла, дрова в сарае да кой-чего из одежды - Маша прикорнула на худеньком диванчике напротив печки.
      Нет, разве могут быть во сне такие громкие голоса? Такие знакомые голоса! Она окончательно сбросила остатки сна, лишь когда у входа загремело ведро. За что? За что ей такое?!
      
      - Не плачь, Машуль. Мы живы. Мы вместе. Это главное.
      'Индеец' опутывал Маше руки бельевой верёвкой. Сделав короткий 'поводок', он привязал её за получившиеся верёвочные наручники к дивану. - Не обижайся, Машуль. Это чтоб ты новых глупостей не наделала. Для общего блага. Утро вечера мудренее, Машуль. Завтра, завтра разберёмся.
      У 'индейца' кружилась голова и поднималась температура. Он держался из последних сил. Рану обработали пеплом из печки и кое-как замотали разорванной простынёй. Но, видимо, она оказалась серьёзнее, чем он думал. Прошедшие бессонные сутки также подстёгивали его слабость. О продолжении задуманной авантюры не могло быть и речи.
      - До утра, Маш. Потерпи до утра. Клянусь, я тебя и пальцем... На руках буду... Маш... - у 'индейца' начинался бред. Он свалился на матрасы, принесённые из соседней комнатушки, и закрыл глаза.
      Печка догорала. Она, конечно, большая, каменная, тепло держать будет долго. Но вдруг? Вдруг бандит не проснётся? Маша поёжилась.
      - Не проснётся...- повторяла она про себя, глядя на звёзды за окном и потихоньку - против воли - засыпая. Внезапно она вскочила. Села на диване. Под старым пальто и шароварами, что она нашла на вешалке у входа и надела для тепла, она нащупала зажигалку в кармане халата. Связанные вместе руки в карман не пролезали. Она сделала усилие и оторвала карман 'с мясом'. Зажигалка скользнула ей в руку. Долгие, бесконечные секунды она пережигала верёвочный поводок, оглядываясь на каждый звук, доносившийся с матрасов на полу. Освободившись, она подошла к столу и зажгла свечу, заслоняя её, как могла, телом от глаз 'индейца'. Пламенем свечи она пережгла верёвку между запястьями.
     Но что проку в такой свободе? Верёвки сняты, но какие-то невидимые цепи по-прежнему привязывали её к этому страшному человеку.
      Он что-то говорил про деревню, про машину, в которой кончился бензин. Он много чего говорил, пока она делала ему перевязку. Обещал счастье, говорил, как рад её видеть. Врал, конечно. Или бредил? А Маша думала только о трупе за стеной и лишь оплакивала свои несбывшиеся надежды.
      Маша вдруг вспомнила о ещё одной находке в сарае. Канистра с бензином для примуса, стоявшего там же. Она должна была догадаться сразу! Если удастся дотащить канистру до машины, у неё появится шанс.
      Маша порылась в карманах бандитской куртки, висевшей на стуле. Достала ключи. Подложила дров в печку. Поставила поближе к спящему кастрюлю натопленного снега и кружку. Затем взяла свечу со стола и, прикрывая рукой пламя, осторожно пошла к двери.
      - Прощай, - сказала шёпотом. - За тобой придут.
      В тамбуре Маша, неумело перекрестившись, переступила через лежащий в проходе труп и вышла из дома. Бережно налегая на повреждённую ногу и с болезненным усилием волоча за собой на верёвке - как санки - канистру с бензином, Маша пошла по следам, оставленным бандитами.
      
     Через час с небольшим она заведёт мотор 'Нивы'. И тогда ей останется сущий пустяк. Неразрешимый пустяк: выбрать путь. Назад или, может, вперёд? А вокруг, над всем белым светом, всё так же будет хозяйничать чёрная бескрайняя ночь...