(поэма)
Немало сокровищниц Древней Руси
Разрушено было монголами.
Потери давнишние не воскресить
И под небесами неголыми.
За веру святую Романа отец,
Великий владетель Черниговский,
Ордынцами злобно, без всяких затей,
Убит в сентябре - в центре ига их.
Что сделать в ту пору мог юноша-сын,
Наследник разбитого княжества?
От горя – горячего моря – остынь
И жди, как разруха уляжется?
Роман поступил по-иному – ему
Хватило упорства и мужества.
Решил он поехать к Бату самому,
Владельцу чужого имущества.
Нашествие стрелы несло и огонь,
А всё уцелевшее грабило.
Оно не щадило в пути никого,
Воюя с дружиной и бабами.
И юноша сердце скрепил навсегда
Жестокими, жёсткими целями.
Усобица, как без пределов беда,
Неопытных зрела умелыми.
Поездка в Орду – это терны венца,
Обратных мостов не сожжение.
Привёз он в Чернигов и тело отца,
И ханский ярлык на княжение.
Оплакали те, кто остался в живых,
Как мученика, так и прошлое,
Наследники стали земель родовых
Радетелями прехорошими.
Средь братьев Роману достался в удел
Дебрянск, при Десне расположенный.
Недолго в пенатах отцовских сидел,
Горюя о чести низложенной.
Ярлык от язычника – зримый позор,
На сердце пятно – несмываемо.
Для Рюриковича – злодейский узор
В гербе при дороге незнаемой.
Исконную совесть не уберегли
И к хану за властью приехали,
Толпились позорно друзья и враги,
Совсем не считаясь с помехами.
Усобица! Вмиг позабылась она
На дикой площадке Батыевой,
А в эту минуту стонала страна
Измученным голосом Киева.
Он ехал с дружиной и думал о том,
Как будет радеть и наследничать,
Заботясь о скромном уделе своём
В местах, где нельзя привередничать.
Река, и болото, и лес-берендей,
К тому же – угроза нашествия
И мало при граде посадских людей;
В округе – одни происшествия.
На деле Дебрянск становился другим,
Ведь в нём обретали пристанище,
Кто жизнь уберёг, хоть остался нагим,
Спасаясь от полчища ханского.
А в Чашке остались, укрыты землёй,
Лишь печи, что плавкой известные,
Ножи, инструменты да грудой одной –
Иконки, керамика, крестики.
Высокую Чашку настигли враги,
Которым завидовать впору.
Сгорела она, но никто не погиб:
Ушли на Покровскую гору.
Давно в городище был ход потайной
Прокопан на случай опасности,
И каждый мужик с детворой и женой
Предстал чудодейственно спасшимся.
Такую историю князь услыхал,
А время-то длилось тревожное.
На Русь налетал, будто коршун, нахал,
Приведший всех конных безбожников.
Роман поразмыслил, и вот на горе,
Над речкой, лесами, болотами,
Вновь крепость могла защитить и согреть
Орлов с их детьми желторотыми.
Точили мечи, наконечники стрел,
Ковали другое оружие.
Крепчал на глазах отдалённый удел –
Удар по тому, кто заслуживал.
А мирную жизнь защити – и судьба
Лазурной изнанкой распустится.
Уже увенчалась успехом борьба?
Она не настолько проста, как капустница.
Торговля наладилась через Десну,
Тут кожа, мёд, воск и мехов изобилие.
Могла и дружина спокойно вздохнуть
И не напрягать сухожилия.
Посад хорошел, расширяясь к реке,
Занявшись щитами, кольчугами.
Дебрянск устремился вперёд налегке
В шеломе шагами упругими.
Напал на Романа Миндовг из Литвы,
Обрушился шумною конницей,
И снова в дебрянских лесах вековых
Запахло тревожной бессонницей.
Надел князь доспехи и сел на коня,
Повёл сам дружину в сражение.
Рубились жестоко до гибели дня,
До солнца с небес низвержения.
Светило ушло, и врагов увело –
Живыми остались немногие.
Напуганы были литовцы зело,
Бежали знакомой дорогою.
Роман же доволен, а раны сперва
Его не весьма беспокоили.
У крепости славной, у главного рва,
Дружинники стали героями.
Молитвы вовсю помогали тогда
И дебри вокруг неприступные.
Княгиня-красавица мужем горда
И матерью Божьей, заступницей.
Не зря на горе этой храм Покрова
Вознёсся, красивый, из дерева.
И слава жива, и святые слова
Большого, Всевышнего, терема.
