Реки Солнца и реки Луны (Эссе)

На Руси реки текли всегда или с севера на юг, или с юга на север. На таких реках селились на берегах бородатые русы, а безбородые русы плескались в них и стирали в их прозрачных водах свои серые одежды. Не менее бородатые викинги, умевшие держать в руках топор, любили на волнах таких рек плавать и сквозь дырявые паруса смотреть на рыжие языки круглого Солнца. Чудь ловила в таких реках рыбу мягкими сетями-ловушками приговаривая при этом свои слова-краюхи: «Хыва кала!» и жмурилась, глядя на серебряные бока сазанов и карасей. Окуней при этом они называли: «Пикикас линту», угрей ругали по чём зря, подымая усталые глаза к небу в поисках бродяги Луны. Русы на берегах таких рек любили месить глину и рисовать на вылизанных огнём боках кувшинов знаки Овна и нечаянного Козлотура (А чего мы тогда чаяли? Точнее - кого? Старика Или?). В таких реках в очень старые времена, когда климат был тропическим и не по детски жарким, а Солнце менее напоминало греческий апельсин, водились крокодилы. Они даже не догадывались, что в грядущие времена варяги будут на зыбкие песочные отмели этих рек вытягивать свои деревянные корабли, а русы на их крутых берегах будут лепить свои глиняные дома и петь вечерами свои заунывные протяжные как осока песни о птицах. В те незапамятные годы крокодилы этих рек-компасов клацали зубами и заглатывали всё, что в воде ненароком окажется даже больших усатых крыс (Фу! Противно как!), а лысые мастодонты трубили зарю, зовя хвостатых обезьян завтракать. Потом похолодало, мокасиновые пришельцы рисовали на лицах узоры и жарили на берегах этих рек мясо волосатых топтунов мамонтов и бизонов с умными карими глазами. Слушали при этом вой белых волков и рассказывали длинноволосым женщинам сказки о медведях-грибоедах. Сами они грибов не ели – брезговали. Солнце называли они брусничный зайцем, а Луну презирали так, как презирают разве что барсука-землекопа-барина в лесных чащах Заречья. Тогда реки, что текли с севера на юг питались холодными талыми водами Великого Ледника, а те, что текли на север с юга, упирались в его голубую стену, образуя холодное и прозрачное озеро-море, в которое любила заглядывать ещё юная и не злая Луна. При этом она улыбалась и красила сажей свои длинные лохматые ресницы. А губы не помадила вечерней зарёй, а белила. Бесстыдница! И подмигивала ушастым ежам елового редколесья.  

Были, конечно, на Руси и реки, которые текли с запада на восток и с востока на запад. Но такие реки на Руси не любили, считали их как бы неправильными реками. Русы называли такие реки Реками Лунного Камыша, бросали в них круглые белые камни и кричали при этом: «Солнце, очнись!» Варяги отказывались на таких реках разбойничать и молчали, когда меж их поймами, на суходоле и болоте волоком тащила по брёвнам их ладьи всякая сволочь. После крещения русы на берегах таких рек строили церкви исключительно используя белую глину, мешая её с соломой, и брёвна для таких храмов брали только кленовые, думая, что острые листья этих древ-отшельников защитят строителей от большеротых ушастых демонов. Даже Разин, которого трудно назвать варягом – слишком уж он иначе думал о замашистом топоре сильнорукого цареслужца – и то разбойничал исключительно в тех местах, где река Юл, которую чудь называла Рав текла исключительно с севера на юг, а те места, где она поворачивала на восток называл Водами Копыт Быка и запрещал там даже топить юных пленных дев-бусурманок, а не то что пить из таких рек воду и проливать в неё кровь плохих (по его мнению) людей. Владимир Красно Солнышко называл такие реки реками Рогниды, а Ярослав Мудрый говаривал о таких реках, как о реках Железной Шапки. Мстислав Удалой тоже такие реки невзлюбил горько и сказал как-то дружине своей: «Други меча! Лучше поискать городу Тмутаракани, чем владычествовать на берегах лживых рек!» Русский писатель Б. А. Пильняк (Вогау) (1894 – 1938), бывая на берегах таких рек, всегда выливал в их пресные воды стопку столичной палёной водки, приговаривая при этом: «Вечер густой прячет немые берёзы в корзину!»

Я ловил как-то в такой реке осетра (не буду упоминать название этой реки ночью – я пишу это эссе ночью, когда за окном царит тьма и силы зла всесильны). Со мной в лодке тогда был Рыжий Очарованный Странник. Мы поймали большого осётра с отметиной-шрамом на левом боку – по следам зубов мы поняли, что это была особа старая щука. Длиннорылый осётр жадно глотал воздух, хлопая жаберными крышками, будто хотел проглотить злую воровку дней Луну. Мы резали его белое мясо, как резали когда-то варяги круторогих быков славян и жарили на жадных языках костра отмашистые куски еды чумазых крестьян. Рыжий Очарованный Странник сказал мне, уплетая очередной ароматный кусок, приправленный индийским перцем и левантийским кориандром: «Волны этих рек грустят о русалках, которые покинули их воды и тину с тех пор, как повелители бронзовых ножей принесли на берегу одной из таких вот рек-сирот на тризне степного вождя – вора быков в жертву чёрного коня вместо белого быстроного жеребца…» Я поверил ему – с тех пор печаль не покидает меня. Я пишу только грустные песни. На Руси таких песнопевцем называли берладниками синей тучи, не давали им белого хлеба, а чёрный хлеб резали для них острым ножом – делая хлебу больно.