Стараюсь ничего не упустить. Все значимо.
Впрочем, не надо себе лгать, раньше началось. Когда, после
службы по призыву, решил, что достоин лучшего, чем тыкаться
слепым котенком в родном Таранске.
Город мой похож на автомобиль «Ока». Моноблок.
Большой сталеплавильный завод давно закрыт. Торговать не умею.
Могу лишь служить. Родителям за все спасибо. У старшей
сестры куча семейных проблем. Первая любовь, пока отсутствовал,
нашла вариант получше.
Ничто не держало. Подался в столицу, с путевкой от военкомата,
Бороться с внутренним врагом и защищать порядок. Служить
по контракту во внутренних войсках.
Дело представлялось не пыльным. Народ у нас тихий, больших
проблем не намечалось.
Не успел форму примерить, как тревога. Обиженная чем-то
толпа заполнила улицы и площади.
Опять обманули, говорят. Лопнуло терпение.
Всю жизнь терпим, и ничего. Словно, специально дожидались
моего поступления на службу.
Стоим кордоном возле городской мэрии. Как рыцари,
закованные в латы, в шлемах типа «Урри», с отражающим свет
стеклом. В одной руке щит, в другой дубинка.
Наша задача – оборона. Разгоняют толпу маневренные группы.
Из опытных бойцов, с боевыми навыками и чувством агрессии.
Им за это хорошо доплачивают.
Сегодня толпа большая, маневренных нет. Берегут
профессионалов.
Мы другое дело. Живой щит. Не дать, устоять, оттеснить, -
вот все, что умеем.
Мэрия пуста. Сбежали заранее. Но здание с материальными
ценностями чего-то да стоит. Не, пустим вандалов, отстоим, -
как мантру, мысленно твердит каждый из нас.
Враг приближается. Он какой-то неорганизованный, и агрессии нет.
Просто, народное гуляние. Приблизились. Смотрят с грустью
и сочувствием. Какие это вандалы?
Внезапно выхватываю направленный взгляд. Женский, лукавый.
Красивая. Молоденькая совсем. Восемнадцать, наверное, в прошлом
месяце исполнилось.
Подходит, достает букет ромашек и нанизывает на ребро щита.
Будешь меня бить? - спрашивает.
Только головой мотаю, сказать не могу.
Опусти, пожалуйста, - и до щита дотрагивается.
Сам не знаю как, но опустил.
Они с нами! - радостный крик на всю площадь.
Остальные, в недоумении, тоже опускают щиты. Нас обнимают,
целуют в шлемы, проходят сквозь оцепление и идут к зданию.
Внезапно, в уши врывается удаленный ровный шум машин.
Колонна. Бронетехника и автозаки.
К счастью, она ушла недалеко. Выдергиваю из щита букет и
швыряю ей в спину. В недоумении оборачивается.
Это ловушка! - кричу изо всех сил, сдернув шлем. - Схватят!
Поняла. Крикнула что-то, и мгновенно хлынувшая из здания
толпа вернулась на площадь, просочившись сквозь, явно,
ненадежный кордон.
Вновь поднялись щиты, но без моего. Двое в форме без знаков
различия, аккуратно изъяли меня из строя, усадили в машину
и повезли в неизвестном направлении. В следственный отдел
службы безопасности.
Следователь, чью фамилию я старательно запомнил, долго
убеждал признаться, на кого работаю, кто руководит и сколько
платят.
Я честно пытался объяснить свой поступок, но мне не верили.
Отвели в камеру и крепко избили. Хотели сломать, но
перестарались. Очнулся в больнице следственного изолятора.
Врач задавал какие-то вопросы, но я молчал. Однако, имя его
запомнил. Многое запомнил. Кабинеты, имена, лица.
Чтобы потом, ни один не ушел. Если так дрожат, значит,
чувствуют гибель. Меня, видимо, решили не убивать, а я зарою.
Есть удивительная вера в это.
И чувство будущей встречи с лукавым взглядом и нежными
руками, насадившими на щит букет ромашек.