лицо у меня
одно —
оно лицо,
а не флюгер…»
(Владимир Маяковский)
Был тёплый месяц май. Серафим не просто возлежал на тротуаре и философствовал. Серафим блаженствовал и философствовал. Ибо погода была ласковая, чудесная и ароматная – пахло цветами айвы. Обычно Серафим полулёжа на тротуаре порой прерывал рассуждения словами: «Холодно! Не май месяц!» или: «Жарко! Не май месяц!» Но ныне был именно май и было блаженство. Ни жарко, ни холодно, а как раз. И комары ещё не оклимались от зимы и не кусали. Рай на Земле. Да и только. Даже в Городе. Серафим созерцал Город и думал о том, что эти каменные джунгли вовсе не злые, что это город как город, это каменные сооружения, в которых живут люди – разные – добрые и злые, красивые и безобразные. Но живут как могут и радуются жизни. И такая снизошла на Серафима благодать, такое душевное спокойствие, какого отродясь не было. Но это душевное спокойствие было прервано появлением некого Странного Юноши. Юноша был обвешан с ног до головы полосатыми ленточками, на одежде его были всякие там рисунки, звёздочек, серпиков, молоточков и прочего непонятия. Кроме того, на рубашке довольно странного вида был нарисован гомосексуальный половой акт. В руках он держал портрет какого-то усатого упыря – явно маньяка и убийцы. Юноша кричал: «Могу повторить! На Париж!» и прочую галиматью. Серафим сначала подумал, что это городской сумасшедший. Потом Серафим подумал, что в дурдоме каникулы или всех больных выпустили на прогулку. И решил не обращать этого умалишённого и размышлять себе дальше о смысле жизни. Но юноша к Серафиму подошёл и после слов: «Вы в каком полку служили?» опять начал кричать бессмыслицу: «Наркомовские сто грамм! Наше дело правое и левое!» и опять: «На Париж!» Серафим ещё больше удивился. Подумал, что цирк уехал, а клоун остался. И что с клоуном можно и поговорить, ибо он людей веселит.
- А почему именно на Париж? – спросил Серафим. – Почему не на Стокгольм, где восседал супостат Карл ХІІ, почему не на Улан-Батор, ведь именно из Монголии родом Чингиз-хан окаянный – вражина, Русь разоривший?
- Да потому, что война с Наполеоном была отечественная, потому что сосиски и пиво мне надоели, на Берлин я уже не хочу – мало мне Браденбурга. И немки холодны и некрасивы. Хочу на Париж! Там шампанское и Мулен Руж!
Посмотрел на него Серафим презрительно и сказал:
- Глупый Вы человек. Что бы Вы там повторять ни собирались, но превращать историю в посмешище и делать из события прошлого бессмысленный и беспощадный культ, творить себе кумира из жестоких правителей, которые не достойны не то что доброго слова, но даже упоминания в отхожих местах – это признак скудного ума и надругательство над людьми прошлого, которые жили и умирали, любили и страдали и не хотели ничего «повторять» - ни страданий ни трагедий тех лет. Это танцы на костях. А Вы из прошлого делаете пошлое шоу. У Вас милитаристский угар. Вы пьяны и не скоро протрезвеете.
Так сказал Серафим.