молчала, слушала, смеялась: — Мы
с тобою точно Оля и Яло,
я лишь подумала о чем-то — ты
успела с ног на голову поставить
мою несказанную мысль, и вот
она мне нравится всё меньше.
Увидев тени под её глазами,
решилась — и заговорила первой:
— Представь-ка, глянец утверждает,
что шестьдесят — не шестьдесят, а сорок,
биологические шестьдесят
тебе вернут и молодость, и бодрость,
а главное, свободу.
— О, свободу! —
сощурилась она. — Каких-то двадцать лет —
и я свободна! О, подумать только!
Планета нынешних двадцатилетних
вращается по заданной орбите —
рука свободна — старшим детям сорок.
Планета нынешних десятилетних
не скачет им навстречу, с ног сшибая,
и я могу привстать с коленей
и не придерживать её —
десятилетним стало тридцать —
но, боже, как хрустит сустав коленный!
Лелеемая малая планета
выходит на орбиту, озираясь —
но мне привычно, я одним лишь взглядом
её смогу направить — младшим двадцать.
Казалось, вот она — свобода,
но как же я устала! Нет, послушай,
сегодня сорок — это шестьдесят! —
она воскликнула — и рубанула воздух
ребром натруженной руки.
Пропала. Я стою среди осколков
и, как ребенка, руку прижимаю
к груди — рука в порезах и кровит.
Я плачу. Рама зеркала пуста.
Кричу: — Пусть я тебя не вижу, но
скажи хотя бы слово!
Слышу : — В сорок
жизнь только начинается! — и хохот.
И я смеюсь, не в силах удержаться:
— Подумать только, пошлостям и ты
подвластна. Есть сюжет поинтересней —
Азимов, "Двухсотлетний человек" —
конечно, не совсем подходит к теме,
но кто читает дальше заголовка?
Доносится: — О да! Оптимистично!
Опять-таки сустав коленный новый.
И — тишина.
